— Вы замечательный! — хрипит он, голос едва не срывается. — У меня есть альфа…
Вот тут сердце Шото пропускает удар.
— Но Вы непомеченный! — восклицает он и тут же замолкает, не ожидая такого от самого себя.
— Да, но мы живём вместе уже много лет…
Альфа сжимает кулаки.
— Вы… любите его?
Изуку молчит.
— Если Вы несчастливы с ним, то почему отказываетесь? Я ведь не какой-нибудь монстр, чтобы принуждать Вас, просто попробуем. Если Вам не понравится, то, обещаю, я больше не подойду к Вам и не потревожу Вас! — Шото уже плевать, насколько это жалко выглядит, этот омега нужен ему.
Мидория держится из последних сил. На «монстре» он вздрагивает настолько сильно, что самому страшно. Перед глазами сразу появляется перекошенное от злости лицо Кацуки — это отрезвляет не хуже пощёчины. Бакугоу его не отпустит, пострадает в первую очередь Тодороки. Это становится последней каплей.
— Лю…блю… Люблю… Я люблю его!.. — он сжимает руки, до крови впиваясь ногтями в ладонь.
— Вот, значит, как…
Шото молчит несколько минут, Изуку тоже молчит.
— В таком случае мне не остаётся ничего, кроме как сдаться, — рукой Тодороки взъерошивает алые волосы. — Чёрт… Извините, просто… Я действительно завидую тому альфе, ему повезло с таким замечательным омегой, как Вы. Но я надеюсь, что Вы не запретите мне навещать Вас время от времени?
— Разве Вам не будет от этого больнее?.. — он так и не поднимает на него взгляда. Всё так же кланяясь.
— Будет. Но не видеть Вас ещё хуже.
— Тогда не имею ничего против…
— Вот и замечательно.
Да, этот человек умеет держаться гордо до последнего. Это потом он уже напьётся, чтобы забыться из-за отказа любимого.
Шото уходит, и стоит ему скрыться за поворотом, как Изуку оседает на землю, заливаясь слезами. Его всего трясёт. Он только что сам подписал себе посмертный приговор. Осталось только дождаться его исполнения. Странно, он-то думал, что выплакал всё, что мог, за годы жизни с Кацуки, оказывается — нет.
Владелец магазина, видя такое его состояние, пытается отправить его домой, но Мидория мёртвой хваткой вцепляется в его фартук, умоляя не увольнять. Истерика не проходит. Мужчина пытается убедить, что никто и не собирался его выгонять, но он не слушает, продолжая заливаться слезами, прижимаясь лицом ему в бок, хватая под колени, отчего пожилой омега едва не падает. Это помогает Изуку прийти в себя. Он извиняется, падая на колени, обещает впредь держать себя в руках. Управляющий в шоке смотрит на него, спрашивает, всё ли хорошо, но Изуку отнекивается, вымученно улыбается и возвращается к работе.
А альфа, всё это время стоявший за поворотом, наконец отрывается от стены, на которую опирался спиной, и уходит, сжимая в карманах руки со всей возможной силой…
Изуку был не в состоянии заставить себя идти в эту квартиру, слишком тошно. Но выбора ему никто не предоставлял. Хотя и пришёл он гораздо позже обычного.
Кацуки был дома, смотрел телевизор. По новостям передавали, что участились случаи нападения на омег. Альфа презрительно фыркнул и, не отрываясь от экрана, спросил:
— Где. Ты. Был.
Изуку замер при входе в гостиную: чтобы разогреть ужин, нужно пройти мимо парня, а этот цербер, похоже, давно караулит его.
— На работе задержали, — боль в затылке снова напомнила о себе пульсацией, но он даже не поморщился, привыкший.
Звон тарелок и бормотание телевизора нарушали тишину, царящую между ними. Бакугоу смотрел на него, его алый взгляд пугал не на шутку и ничего хорошего не предвещал. Изуку был уверен в этом, ведь он знает этого альфу столько лет.
Мытьё посуды прошло спокойно, но этот взгляд в спину был каким-то странным. Повернуться Мидория не решался, Кацуки молчал, хотя явно хотел что-то сказать. Возможно, придумывал, за что наорать и избить, а может, просто от скуки решил сделать в нём дырку. От страха руки нервно подрагивали. Он смывал пену с ножа, когда рука соскользнула, и лезвие оставило поперёк ладони большой кровоточащий порез. Кровь быстро начала капать в раковину.
Изуку замер на месте, сгибая руку, пытаясь пережать ладонь, отчего кровь устремилась к локтю, пропитывая собой рукав болотной толстовки. За спиной послышалось копошение, его резко развернули к себе лицом. Омега в ужасе встретился взглядом с кровавыми глазами напротив. Всё тело сковал страх. Бакугоу смотрел на его руку с какой-то растерянностью. Будто не знал, что делать. Мидория только почувствовал, как руку силой выпрямляют, осматривая кожу в области вен. Кацуки цыкнул и вышел из кухни. Это позволило омеге немного успокоиться, но парень уже вернулся, держа в руках аптечку.
Его за шкирку оттащили к стулу, руку вывернули порезом к свету, кровь продолжала капать на пол. Альфа хмурился, между бровей залегла тень, Изуку дрожал, не понимая, что с ним собираются сделать. В их аптечке по большому счёту не было ничего такого, разве что мазь от синяков почти что использованная. Ну, может, где-то завалялась просроченная перекись водорода. А вот и она! Жидкостью щедро поливают ладонь, но боли он даже не чувствует, только щиплет немного. Бакугоу разрывает упаковку бинта, пытается наложить повязку.
Это выглядит так неуклюже, но почему-то мило, что нервная дрожь простреливает в основание поясницы. Смотреть на Кацуки страшно, мало ли к чему это приведёт. Кажется, альфа пьян, алкоголем пахнет совсем немного, но всё равно ощутимо.
Стоит только аптечке защёлкнуться на замок, как Изуку вскакивает, кое-как благодарит альфу. Носится по кухне, домывает посуду, вытирает пол. Он не может остановиться, ему кажется, что, если он замрёт хоть на секунду, его просто разорвут на части, об этом говорит обозлённый взгляд, что прожигает лопатки.
На стене омега видит странное чёрное пятнышко и тут же спешит его оттереть. Это становится последней каплей. Стул с грохотом отлетает в сторону, Мидория вжимается в стену, поворачиваясь лицом к Кацуки. Тот надвигается слишком стремительно, занося правую руку для удара. Ничего не остаётся, только покорно склонить голову, ожидая боли. Это неизбежно. Защищаться нет смысла: это лишь сильнее разозлит его.
Изуку закрывает глаза, втайне мечтая, чтобы Кацуки ударил в голову со всей силы, тогда у него появится шанс сбежать из этого Ада. Пускай таким трусливым способом, но он получит свободу. Жить после сегодняшнего уже не хотелось. Не было сил влачить столь жалкое существование.
Бакугоу издаёт что-то наподобие рыка, а Изуку вскрикивает, когда кулак альфы со всей силы врезается в стену, в то самое пятно на ней. Омега в ужасе смотрит на образовавшуюся дыру, представляя, что было бы, будь на месте стены его голова.
Кацуки стряхивает рукой, по которой из разбитых костяшек стекает кровь. Он бормочет что-то наподобие «Не трону… больше… не посмею…». Остального Изуку уже не слышит. Его будто током бьёт, стоит подумать, как больно должно быть от такого удара.
— Б-бо-больно?.. — он тут же закрывает рот ладонью, на него рычат, демонстрируя клыки.
Альфа отходит к стулу, который только что отшвырнул, поднимает его и садится, смотря в никуда. Рука пульсирует от боли. Мидория заставляет себя отлипнуть от стены, он точно помнит, что в морозилке был лёд, а где-то в той же аптечке обезболивающая и заживляющая мазь от ссадин.
Зачем он это делает?
Он и сам не знает. Просто делает, и всё. Возможно, от безысходности и омежьих инстинктов, которые всегда заставляют заботиться обо всём и всех. Возможно, из жалости. А может быть, из благодарности за то, что сдержался, не ударил…
Парень удивлённо выгибает бровь, когда к нему пододвигают ещё один стул, а на кулак ложится холодный компресс. Они сидят и молча смотрят кто куда. Только не друг на друга.
Минут через десять лёд исчезает, раны протирают перекисью, наносится мазь, накладывается тугая повязка…
Ночью снова не спалось. В комнате было до одури душно. Бакугоу любил жару, поэтому даже летом спал с закрытыми окнами, под одеялом. А Изуку её никогда не любил, ему больше нравилась холодная погода. Зима. Снег. Он уже и забыл, когда в последний раз радовался зиме. Вроде бы ещё в старшей школе, до первой течки…
