«Я сюда пробилась сквозь толщу лет…» Бывшему 12-му отделению РНИИТО Я сюда пробилась сквозь толщу лет, Чтобы к отражению своему Подойдя, понять: это ни к чему. Никого здесь нет, ничего здесь нет. Ни обрывка смеха, ни пары слов — Безвозвратно на вахту сданы ключи, Только, может быть, иногда звучит В коридорах эхо моих шагов, Да сквозняк, свернувшийся за спиной, Вдруг шепнёт: «…ты маску забыла снять…». А на зеркало нечего мне пенять — Не оно шутовству моему виной. Меж немого праха – поющий прах — Вышла вон, и вновь стою на ветру. То ли, впрямь, везде я не ко двору, То ли просто тесно мне при дворах. Ну, так что же – список моих потерь Смыло время – чистое, как вода… – Извините, девушка, вы – куда? – Я – отсюда. Я закрываю дверь. Ветер
Ветер, спокойно дышащий за спиной, Тихо колышущий сонные занавески, Вдруг разворачивается – шальной, Неудержимый, резкий. Вот он кружится, закладывает виражи, Сломанной веткой иероглифы чертит, И налетает, и яростно треплет жизнь, Балансирующую над смертью. Трёхстрочия * * * Лишь на мгновенье бегущей воды коснулась тень стрекозы * * * Ящерка дремлет на золотистом стволе. Ах, не спугнуть бы! * * * В небо взглянула, над крышами – пустота: стрижи улетели. * * * Пьяницы в сквере крошат хлеб голубям. в городе лето. * * * В солнечной луже купаются воробьи, плывут облака. * * * Солнце и ветер: в питерском дворике шепчутся тени. * * * Ветер и дождь: под мокрым карнизом спряталась птичка. * * * Ветка дерева — совершенство творенья в каждой линии. * * * Чайная роза на фоне серой стены — пасмурный день. * * * Вновь липа цветёт — Золотистая радость Коснулась меня. * * * Весь распушившись, чирикает воробей — желторотый ещё. * * * Старая груша снова цветёт по весне, жизнь истекает. * * * Крики ласточек над крепостью в вышине — утро в Изборске. * * * Сумрак прозрачен, в реке отражаются небо и время. * * * Лес перед дождём притих и прислушался: трепещет осина. * * * С тихим шелестом первые листья летят — осень вздохнула. * * * На зимнем небе тонкой кистью рисунок — ветви берёзы. Мастер Я говорю: «…коль будем живы, то…», А он – хохочет: «Да куда ж деваться? Рассчитываю эдак лет на сто, И раньше не намерен я сдаваться. Я строю дом для всей своей семьи, И вам – ремонт… Заказов – до хренищи!»… А за окном ноябрьский ветер свищет, И выдувает время. Дни мои Летят, как листья. Но в его руках Кипит работа, мир преображая, Рассеивая мрак, сметая прах, Как будто нам ничто не угрожает, И смерти нет, и горе – не беда, И мы тут – не случайны, не мгновенны… Я говорю: «Так будем живы, да?» — И он смеётся: «Будем непременно!». «Я уважаю классиков…» Я уважаю классиков, преклоняюсь перед их мудростью, восхищаюсь талантом, глубиною слова и мысли, ужасаюсь предвиденью. Эти глыбы, эти тома непостижимы, всегда адресованы вечности. Однако же, я их читаю внимательно и серьёзно, ведь я же – не варвар, ведь я размышляю о мире, о людях, о космосе внешнем и внутреннем, о безднах внутри самого человека, и много ещё о чём, поскольку «cogito, ergo…», ну и так далее. И, всё же, когда мне плохо, плохо по-настоящему, плохо без оговорок, тогда, словно в детстве, я снова в руки беру незатейливую, простую до примитивности, но такую чудесную книжку про капитана Блада. |