«И вновь запела скрипка у метро…» И вновь запела скрипка у метро О чём-то мимолётном и печальном, Ненужном, неоплаканном, случайном — О гулкой бесприютности дворов, О стихнувших шагах твоих, о том, Чему уже вовек не повториться, О стёртых именах, забытых лицах, О доме, предназначенном на слом. Я не хочу ни знать, ни вспоминать. Скрипач, прошу тебя, смычка не трогай — О безнадёжной хрупкости земного Земному не спеши напоминать. Да и мотив затаскан, полужив, Как с времени полученная сдача… А я над ерундою этой плачу, В пустой футляр червонец положив. «Вот же мы, Господи – весь Твой улов…» Вот же мы, Господи – весь Твой улов. Сыплются острые камушки слов Сквозь нарастающий шорох и треск, Сквозь ледяной ослепительный блеск. Вот мы, пригоршню осколков схватив, Ловим едва различимый мотив, Но ускользает незримая нить — С вечностью время не соединить. Вот мы – «известные в узких кругах», Вечно в долгах, как в дырявых шелках, В горьком похмелье на каждом пиру — Рёбра открыты любому перу. Вот мы. И каждый – не больше, чем стих. И в раскалённых ладонях Твоих Дудочкой хрупкой сгорает любой… Вот же мы, Господи, – перед Тобой. Мои двенадцать Они пришли – двенадцать человек, Пришли, действительно, – стихи послушать. Впотьмах метался ветер. Мокрый снег Плевал в лицо, и сердце билось глуше. И вот когда, цепляясь и скользя, Я заглянула в пасть пустого зала, Они пришли – последние друзья, Которых я почти совсем не знала. Не дай мне Бог душою покривить, Когда, последних слёз уже не пряча, Пришедших я смогу благословить Не словом, но – молчанием горячим. «Он притворялся, что ему нужны…» Он притворялся, что ему нужны Работа, дом… Он из глубин вины Привык смотреть на жизнь. И, вероятно, Он мог бы стать со временем вполне Своим среди своих, когда бы не Дорога – на работу и обратно. Но путь его – отрезок на кривой Дрожит готовой к бою тетивой В тревожном ожидании и блеске. Изменчивый и чистый, как ручей, Мир смотрит мириадами очей На бесконечном в глубину отрезке. В нём гомон воробьёв и льдистый хруст, И звон трамвая, и морозный куст, Чьи ветви хрупким инеем одеты… Весь обратившись в зрение и слух, Он лёгок, словно тополиный пух, Наполненный лишь воздухом и светом. И вот, себе отсрочку отмолив, Он ощущает времени отлив От суетливых, но привычных буден, И так свободно отплывает сам, Коллегам, домочадцам и друзьям Не то чтоб вовсе чужд, но – неподсуден. «Забыть поэта и заняться делом…» Забыть поэта и заняться делом. Поскольку он – никчёмный человек С душой нелепой и неловким телом Он весь – некстати, словно майский снег. Забыть его! Он – просто недоучка, Фигляр и неудачник, вечный шут. Мы думали, он – непростая штучка, А он и сам не знал, зачем он тут. Забыть его. Он жил так неумело, За пешку отдавал порой ферзя… И, всё же, за неведомым пределом Была его оправдана стезя. «От трескучей фразы на злобу дня…» От трескучей фразы на злобу дня, Виршей холопских, бешеных тиражей, Ангел Благое Молчанье, храни меня — Губы мои суровой нитью зашей. Лучше мне, измаявшись в немоте, Без вести сгинуть, в землю уйти ручьём, Чем, локтями работая в тесноте, Вырвать себе признанье – не важно чьё. Лучше исчезнуть, попросту – помереть, Быть стихами взорванной изнутри. Только бы – перед ликом твоим гореть, Только бы слушать, только б Ты говорил! Только бы слушать, вслушиваться в шаги, Свет Твой угадывать из-под прикрытых век… Вечность во мне, прошу Тебя, сбереги, Ибо я всего-то лишь – человек. В час, когда сердце захлёстывает суета, Требуя покориться и ей служить, Ангел Благое Молчанье, замкни мне уста, Чтобы мне перед Словом не согрешить. «В следующем мгновении…» В следующем мгновении всё будет не так, как в этом: всё переменится — ветер, облако, тени, даже стекло иначе вспыхнет на солнце, даже капля чуть ниже согнёт травинку. Не очень-то важно — ты сделаешь то или это, или – не сделаешь. Всё равно всё изменится, всё зазвучит по-другому — голос, музыка, шёпот. Даже листья залепечут о чём-то новом, даже молчание будет не тем, что прежде. В следующем мгновении всё будет совсем по-иному: всё изменится — взгляды, жесты, улыбки, даже вкус, даже запах хлеба, даже цвет камушка на дороге. Ну конечно, всё будет иначе, абсолютно и совершенно, если только ты вдруг не заглянешь вглубь самого мгновения — в раскрывшуюся его бездну. |
