– В чем без проигрыша?

– В искусстве драмы.

Он сдавил себе зубы так, что мне самой стало больно. Я потрогала свою челюсть.

– Ты действительно сумасшедшая. Но раз ты говоришь о том, что творишь, тогда ты затащишь меня обратно.

«Я не знаю как», – хотела я сказать.

– И мне безразлично, как ты это сделаешь.

Он встал, порыскал глазами на комоде и взял пачку презервативов.

Я сделала выдох, а в голову начала приходить мысль, что надо было персонажей по-другому писать.

Когда я была маленькой, я всегда сочиняла истории. Но не запоминала. В моей голове играли жизни, проживали детские беды и радости, а первое творение вылилось на бумагу жуткими повторами и штампами, которые я, к славе своего гения, по большей части забыла. Через много лет я узнала, что это был фанфик. Мешанина из просмотренных мною мультиков, разных сериалов и чуть-чуть прозы Чехова (великого я не любила, но в текстах толк даже тогда понимала). Поняла я, что это фанфик. И устыдилась. И решила, что никогда больше не буду писать.

«Не тут-то было» сопровождало меня даже не с того момента – всю жизнь. Не знаю, что бы отвадило меня, если б я писать не смогла… Произведения состояли из кучи набросков. Все новые и новые записи, которые я надеялась когда-то превратить в печатные книги. Я всегда думала об издании. И никогда не понимала людей, которые пишут в стол или хвастают своими творениями на интернет-ресурсах.

Тогда же появился интернет.

Я поступила на журналистику. Перестала строчить в блокнотах, которые к тому времени превратились в черное месиво буковок и поправок; перенесла что-то из них в компьютер и неожиданно для себя выложила в сеть.

Совсем чуть-чуть. Не самое лучшее.

Но быстрый, первый и единственный комментарий моментально отбил у меня охоту писать. Я почувствовала, что я бездарность.

Комментарий был вовсе не обидный. И от девушки, которая к тому времени посещала курсы. Он был дельный, и был субъективный. Но мне показалось – как головой в прорубь.

«Спасибо», – написала я. – «Я исправлюсь».

И больше писать не садилась.

Даже через некоторое время, когда вместо полноценной критики пришло «Хах, мне понравилось», я не воспрянула духом. Не поверила. Тут человек увидел и разобрал по полочкам, а этот – что ему просто понравилось?

До следующего захода в литературную прорубь прошло два года учебы.

Я рьяно засела за журналистику, намереваясь сделать ее профессией всей моей жизни. Если уж не умею писать литературно, то буду писать статейно – этому учат, и работу найду. Пусть за гроши. Пусть буду работать там, где мне все время будет тесно.

Я ненавидела журналистику. И поняла это только к началу третьего курса. Тогда же, через неделю, меня чуть не сшибла служба доставки, и Хаз спас меня из-под колес. Я попала в училище, где учат искусству, и с трепетом в сердце поняла, что мой мир, который я так долго засовывала вглубь, разросся как, если сказать метафорично, – японская розовая вишня.

Парню захотелось погулять. И я вызвалась с ним.

– Скажи все же, а как тебя зовут?

– Я не хочу тебе ничего говорить.

– Дай угадаю. Слава?

Он посмотрел на меня недоуменно.

– Будешь гадать? Еще по своему имени меряешь!

– Савой меня зовут только в училище. Здесь я Марина.

– «Здесь». Ты даже дом называешь «здесь». Настолько же тебе проела мозги вся эта литературщина.

Я даже обиженно отстала, но потом догнала его, прежде чем он минул дверь с домофоном.

На улице накрапывал дождь. Такая противная погода стояла уже дня с два – не морось, не снег – лужи залезают в ботинки, боишься вляпаться в какую-нибудь хрень. Видом служили оттаивающие мартовские собаки.

Я семенила рядом, придумывая заковыристые имена, пока не поняла, что он направляется к метро.

– Тебе зачем-то в метрополитен?

– Ты про эту станцию с огромной «м»?

– Ну да.

– Туда мне тоже надо. Если ты не можешь придумать, как я отсюда уйду, сам найду способ.

– Ты знаешь, как это работает?

– Порталы везде универсальны. А обычнее портала твоего училища я еще ничего в жизни не видел. Значит, и здесь есть такой.

Я покивала. Какой умный.

Имена что-то никак не приходили в голову. Бред один.

– Может, ты Виталий?

– Нет.

– Тогда Сережа?

– Нет.

– Маргарин?

– Ты называешь меня маслом?

– Ну, когда у меня заканчивается фантазия, я обычно первым делом перебираю еду.

Он резко остановился.

– Перестань меня называть всякой мутью, – он насупился. – Ладно. Зови Олегом.

– Тебя правда зовут Олег?

– Ты же все знаешь! – скептически покосился он.

– Ну, я не могу знать все детали. Обычно я исследую мир по мере написания.

– Как это?

– Только когда пишу, это становится правдой.

Он снова посмотрел на меня.

– Записываешь – и правда?

– Ну да, – я припомнила. – Когда в училище попала, меня сначала к картинщикам засунули, так я там такого напридумывала… Кубизма. А когда записала, что я хотела нарисовать, то это сразу ожило. Правда, тоже, кубически.

– И ты мне об этом не говорила, – хмыкнул он.

Я удивилась.

– Ты не спрашивал.

– Спрашивал я или не спрашивал, – мы подходили ко входу в метро, – если меня выбросило рядом с такой, как ты, то будь уверена: тебя скоро придут убить.

Я резко остановилась. Он обернулся.

– Чего меня? – вылупила я глаза.

– Убить, – сказал он с потрясающим равнодушием. – Чтоб такое могущество пропало на добрые дела?

Я фыркнула.

– Я не могущественна.

– Ну, это пока. А вот научишься творить, как велит воображение, еще меня сумеешь доставить по адресу, – его голос понизился до шепота, – тогда за тобой и придут.

Я скосила глаза влево на темное пятно, появившиеся из гранитного покрытия перил метро-входа. А в следующую секунду оно кинулось на меня.

Люди в городах потрясающе безразличны. Этому учит их сама природа мегаполисов. И когда на нас напала эта тварь, никто не обернулся на мой крик, как будто так и было нужно.

Крыса. Огромная, черная, с серыми бусинами глаз и серебряными нитями в шерсти. А когда я закончила выдумывать ее покрову новые эпитеты, она клацнула зубами в двадцати сантиметрах от моей шеи. Потом ее пронзил кинжал.

Олег вытащил с усилием острое оружие, и в следующее мгновение темное пятно от крысы испарилось.

– Ты ее убил?

– Нет. Эту тварь не убить.

– Кто это?

– Это черный вестник. – Олег сощурился и недобро взглянул на меня вниз. – Тебе снился он сегодня?

– Не знаю. Наверное, – соврала я. Вспомнила, как на моих ногах смыкаются серые зубы. Я подтянула коленки.

Олег сплюнул.

– Вот ты дура, – он отер кинжал о штаны: тот был сухой. – За тобой приходил вестник, а ты даже этого не заметила.

– Откуда я знаю, как они выглядят? – нахмурилась я.

– А у них нет фиксированных обличий, – развел руками парень. – Приходят все в черном, но могут быть и тараканом, и мошкой, и блохой. Иногда птицей. Каким-то несуразным антропоморфным. Могут деревом прикинуться. Но общее одно – они несут смерть.

Я сглотнула и с ужасом уставилась на персонажа. За мной приходили. Еще раньше…

У меня все было четко написано на лице, этаким красивым смертным почерком.

– Когда началось?

– Позавчера, – я дыхнула. – Дома. Потом в туалете, в училище.

– Какие замечательные совпадения, – у него на губах расплылась улыбка. – И потом в туалете появился я?

Я выдохнула.

– Это ты их привел!

– Молчи! Я тут не причем! Они шли, возможно, следом, но не за мной.

– А кем?

– Тобой, – сказал он как идиотке.

– Я ничего об этом не знаю, – замотала я головой. – Я не придумывала.

– Мало что ты думала в своей растрепанной головке, какие у тебя там розовые пони ходят, но эти вестники искали тебя, и в этот раз – да и в тот – тебе повезло, что я оказался рядом. Наверное, это единственная причина, почему кольцо забросило именно в твой мир.