***

Я вернулась домой, но мама не спала. Давно я такого не видела в будни.

– Хочешь сделать мне подарок?

Я сразу вспомнила, что на прошлый ее день рождения осталась дураком.

– Конечно. Что надо сделать?

– Вот, – она показала на бумажку, где была записана книга Марининой. – Купи мне ее, я все буду читать.

– Ладно, – вздохнула я. О вкусах не спорят. – Это новая?

– Да, в википедии проверила. Там еще есть, только Каменскую не надо.

– Ну, вот эта про Каменскую.

– Значит не надо.

– И название я уже слышала… Ее у нас нет?

– Да? – Мама ушла в мою комнату проверять стеллажи. – Ой, и правда стоит!

Я налила себе чай, заварила покрепче и безразлично уставилась на экран. Что там у нас сегодня по телику?

– Ты кушать будешь? – мама вернулась.

– Да. Мам, что идет?

– Не знаю, я для фона включила.

Она подошла к холодильнику, потом к плите и начала химичить. Я наблюдала, как она расставляет кастрюли и плошки под монотонный гул телепрограммы, когда заметила в отражении духовки, что у нас на кухне появилось пятно, которого в ней нет. У меня екнуло сердце. Пятно было только в стекле, но не на плитке. Оно было черным и немного бесформенным, отчего я подумала – таракан. Большой! Но мне в итоге показалось. Когда я моргнула, решив, что пятно похоже на мышь, оно исчезло, оставив только сладкий осадок на сердце – пронесло. Я думала, у меня уже крыша едет. А то придумываю тут всякое постоянно.

– Так что тебе?

– Картошку.

– А что молчала? Пять раз спросила.

Я не стала возражать.

Легла я поздно, как обычно. Обняла игрушку, которую дарили еще в десятом классе – котомедведь, такой пушистый, любимый и потрепанный, – попыталась заснуть с открытым окном. Пьяные мешали. Завтра пятница…

– Вот бы мы для чего-то были нужны, – сказала я то ли вслух, то ли уже в полусне. Я никогда не умела отделять правду от сумбурного мира грез, потому что этот момент всегда приходил неожиданно. Особенно теперь: закрываю глаза – и я уже на своей станции. Выходные из-за этого были моими самыми короткими днями.

Я открыла глаза, всматриваясь в неполную темноту – горел светодиод от роутера.

– Горбатишься непонятно для кого, – вздохнула, прижимая к себе игрушку. Она пропахла пылью.

Я уснула.

И мне снился мой мир.

Хаз был особенно резок, когда я подходила к нему с просьбой. Это он до сих пор считал, что я по нему тащусь. Он и предположить не мог, насколько учившиеся здесь итальянцы горячее.

– А ты не мог бы подбрасывать меня чуть подальше?

– Этим я не распоряжаюсь! Подальше?

– В парк хотя бы. Я так давно там не гуляла.

– Выходные тебе на что?

– Ну так я их трачу на долги по универу.

– Все не бросишь.

– Мне это не очень нравится.

Он фыркнул – в последнее время он начал меня этим откровенно бесить – и ушел договариваться с директором. Ну а кто этими перемещениями распоряжается?

– А кого ты видишь, когда спишь? – вдруг спросила Линда у меня за обедом. Она в первый раз заговорила со мной о персонажах.

– Тебе кто-то приснился из своих? – поэтому в первую очередь спросила я.

– Да! – она улыбнулась и покраснела. Ясненько. – Это же всего лишь сон!

– Персонаж – это часть души, – сказала я, держа ложку перед губами. – Это как самой с собой заниматься, – я засунула ложку в рот, проглотила суп, – этим…

– И что? Это сон, – Линда фыркнула – получилось очень похоже на Хаза. – Никто и не узнает. И я знаю, что пойдет в книгу, а что нет.

– Твоя воля.

– Он был таким классным!

– Избавь от подробностей.

Линда недовольно отвернулась.

На уроке техники нам вдалбливали ненужную информацию.

– Насыщение прозаического произведения деталями – это очень важно для объема картины, – не спеша похрипывал старик Тихарь. – Я не говорю про объем произведения. Форматы жанров, я надеюсь, все помнят. А сюжет – он невозможен без подробностей. Кому нужна прямая линия? Всем нужны резаные, наполненные фактами, детальками, всем тем, что делает сюжет великолепным.

– Как будто он тут гуру, – пробурчал слева Кивин. Тихарь был не настолько одарен слухом, так что Кивину сошло с рук. – Копаешься в этих деталях, и сохнешь.

– Это да, – я думала о том, что любая профессия претит, когда начинаешь в ней погрязать. Пока что только научно.

Как люди делают свою мечту делом всей жизни?

Меня убивали подробности. Убивали весь пыл, превращая его в пустой пшик. Из-за этого тексты получались скользкими и простыми, и последнее мне тоже совершенно не нравилось. Как при подробностях у меня получалась простота? Не знаю. Но получалась.

Когда я зашла ополоснуть лицо, приметила капающий звук из открытой кабинки. Я никогда не видела уборщицу, интересно, а кто туалеты чинит? Лицо в зеркале показалось мне сухим и каким-то выцветшим. У меня герои и то живее. Вот что значит ночи без сна, за придумыванием. Я умылась, выпрямилась и вскрикнула – Господи!

Мне показалось – черт!

Ой, не черт. Но показалось… Было страшно. Что-то темное, с красным глазом, в капюшоне. Дарт Вейдер, блин. Теперь и чудится.

В кабинке булькнула вода.

Надо поспать сегодня. Хаз бы договорился.

Я вышла из туалета, когда в него как раз намеревался зайти мальчишка.

– Эй, ты чего? – А он посмотрел на меня как на сумасшедшую, но я не поленилась указать ему на знак. – Хотя если пожелаешь, – я пожала плечами, потому что парень мои слова проигнорировал. Небось из картинщиков. Они временами странные.

Я вернулась в аудиторию.

– Чувствую, сегодня нам придется написать эссе, – уныло забурчал Кивин, и я пожала плечами. Эссе так эссе. Ничего нового. А вот Кивин ненавидел этот жанр.

– Про всякие заклепки. Какая разница, какого цвета у моего персонажа заклепка, – Кивин наклонился к парте, чтобы Тихарь дай бог не обрел слух.

Учитель как раз медленно проходил мимо нашего места.

– Таким образом, ружье, которое вы вешаете в первом акте, выстреливает в третьем. Оно должно выстрелить. Даже холостым. Даже если просто кому-то почудится. Савельева, вы куда?

– Мне в туалет!

Я неслась сломя голову. Пыталась не сшибить никого, кто б по дороге оказался. Боже мой, это немыслимо! У нас в туалете мой персонаж.

Он выискивал что-то в раковине, а когда я влетела, подцепил кольцо на цепочке и застегнул ее на шее. Цепочка. Это точно, на шее! И с кольцом. Я это сегодня во сне видела.

– Ты что здесь делаешь! – Господи, зачем я это спрашиваю. Я что-то сделала – мой персонаж, он здесь.

Я и такое могу?

– Ты кто? – он отшатнулся.

– Что делаешь тут?

– Какая тебе разница? – нахмурился.

– Ты мой персонаж!

– Что?

Я услышала шаги и побежала закрывать дверь.

– Уходи!.. Постой, как ты попал сюда?

– Ты сумасшедшая.

– Ты что-то видел? Как я это придумала?

– Ты не в своем уме, – он оглядел туалет. Наверное, в сотый раз, раз меня долго не было. – Ну и грязно тут.

– Тут чисто! Ты в мужском не был, – и я в первый раз подумала, что хорошо, что он ошибся дверью – у меня бы не было желания забежать в мужской.

Он вдруг оглядел меня.

– Мда.

– Вот спасибо, – мой голос звякнул сталью. Еще бы мой персонаж мне что-то говорил…

Хотя его я не очень помню. Вроде не представляла никого так. Лицо не совсем такое, тело крепкое, притом худой. Хотя да, черные волосы… Может, фантазия и воплощение работают между собой иначе? Но вот кулон я точно помню.

– Это что-то от царя? У тебя кулон. – Парень жутко прищурился. – Значит угадала. Ну и что мы воруем?

– Ты ничего не знаешь, девка!

– Ты мне не угрожай… ой!

Он впечатал меня в стенку, заткнул с силой рот. У меня заболели зубы. А запястья он перехватил, и тоже сжал, больно.