Мне хотелось дотронуться до нее, убрать волосы. Черт. Я хотел гораздо большего, но остался на месте. Я не мог позволить себе прикасаться к дочери Консильери. Мне не следовало оставаться с ней наедине.

— Никому не говори, — сказала она.

Я колебался. Лука был моим Капо. Были вещи, которые я не мог скрыть от него.

— Ты же знаешь, я не могу обещать тебе этого, не зная, что ты мне скажешь.

А потом я подумал, что, может быть, она беременна, может, кто-то разбил ей сердце, и эта мысль привела меня в ярость. Я не должен был хотеть ее, не должен был желать ее, и все же..

— Я знаю, но дело не в Наряде Чикаго и не Фамильи. Это... — она опустила глаза и сглотнула. — Боже, я не должна никому говорить. Ненавижу это. Я ненавижу, что мы продолжаем шараду, когда все разваливается.

Я терпеливо ждал, давая ей время, в котором она явно нуждалась. Ее плечи затряслись, но она все еще не плакала.

— У моей матери рак.

Это было не то, чего я ожидал. Хотя, если подумать, ее мать выглядела бледной, несмотря на толстый слой косметики на лице.

— Мне очень жаль. Почему бы тебе не поговорить об этом с Арией? Я думал, ты с ней все обсуждаешь.

Я дотронулся до обнаженного плеча Лили и постарался не обращать внимания на то, как приятно чувствовалась ее гладкая кожа.

— Джианна и Ария все обсуждают. Я младшая сестра, третья лишняя, — в ее голосе звучала горечь. — Прости. — она глубоко вздохнула, очевидно, пытаясь взять себя в руки. — Отец запретил мне говорить кому-либо, даже Арии, и вот я говорю тебе.

— Я никому не скажу, — пообещал я, не успев как следует подумать.

Что я делал, обещая Лили? Лука и Фамилья были моим приоритетом. Я должен был думать о последствиях, если жена Консильери заболеет, ослабит ли это его и Наряд Чикаго? Лука может так подумать. И не только это, я должен был защищать Арию. Разве не моя работа сказать ей, что ее мать больна? Вот в чем проблема, если начать думать членом. Тогда все всегда запутывалось.

— Не скажешь? — Лили наклонила голову в сторону.

— Но ты не думаешь, что должна рассказать сестре? Это ее мать. Она заслуживает знать правду, — я прислонился к стене рядом с ней, гадая, как мне выбраться из этого угла.

— Знаю, думаешь, я этого не понимаю? — в отчаянии прошептала она. — Я хочу рассказать ей. Чувствую себя виноватой, держа это в секрете. Как ты думаешь, почему я прячусь в коридоре?

— Тогда расскажи ей.

— Отец придет в ярость, если узнает. Он уже давно на грани. Иногда мне кажется, что достаточно малейшего инцидента, и он всадит пулю мне в голову.

Похоже, она чертовски боялась собственного отца, и этот ублюдок был страшен. Я взял ее за руку.

— Он тебе что-нибудь сделал? Уверен, Лука найдет способ защитить тебя.

О чем, черт возьми, я говорил? Скудери убедит Данте начать войну, если Лука заберет у него младшую дочь. Ты никогда не должен вмешиваться в семейные проблемы других людей. Это было одно из самых важных правил в нашем мире.

— Отец не позволил бы, — сухо ответила она. Она действительно была не тем ребенком, которую я встретил в первый раз. Этот мир забрал ее невинность слишком рано. — И он ничего не сделал, но будет в ярости, если я нарушу его прямой приказ.

— Ты же знаешь свою сестру, она никому не скажет.

— Тогда ей придется нести эту тайну, и она не сможет даже поговорить об этом с мамой. Почему все так запутано? Почему у меня не может быть нормальной семьи?

— Мы не можем выбирать семью.

— А в моем случае даже будущего мужа, — потом она покачала головой. — Не знаю, зачем это сказала. Это не то, о чем я должна беспокоиться сейчас.

Она посмотрела на мою руку, все еще державшую ее. Я отпустил. Если бы Скудери или кто-то из его людей наткнулся на нас, у Скудери появилась бы новая причина потерять голову.

— Знаешь что? Я скажу ей, — вдруг сказала Лили. Она выпрямилась и благодарно улыбнулась мне. — Ты прав. Ария заслуживает знать правду.

Теперь, когда она больше не прислонялась к стене, мы были еще ближе. Я должен был сделать шаг назад и держаться на расстоянии, но вместо этого мой взгляд был прикован к ее губам.

— Спасибо за помощь.

Лили удивила меня тем, что ушла. Я видел, как она завернула за угол, а потом исчезла.

Лилиана

Мое сердце колотилось в груди, не только потому, что я была наедине с Ромеро и едва смогла уйти, не поцеловав его, но и потому, что я была полна решимости пойти против отцовского приказа. Может, Ромеро сказал правду и не расскажет моей сестре и Луке о моей матери, но почему он должен хранить секрет ради меня? Мы не были парой, мы даже не были друзьями. Мы были никем друг для друга. Эта мысль тяжелым грузом легла на мои плечи.

Будет лучше, если я скажу Арии сейчас. В конце концов она узнает, и я хотела, чтобы это было от меня. Я нашла ее в гостиной с тарелкой прошутто в руке. Она разговаривала с Валентиной. Я подошла к ним, и Валентина заметила меня первой. В ее зеленых глазах мелькнула жалость, прежде чем она улыбнулась мне. Знает ли она?

Конечно, она знала. Отец, вероятно, сразу же рассказал об этом своему боссу Данте, а Данте — жене. Рассказывал ли отец об этом и другим? Людей, которые, по его мнению, заслуживали правды больше, чем его собственная семья?

— Привет, Вэл, — сказала я. — Могу я украсть у тебя Арию на минутку? Мне нужно с ней поговорить.

Ария вопросительно посмотрела на меня, но Валентина просто кивнула. Я взяла сестру под руку и небрежно прошлась с ней по комнате. Мне не хотелось, чтобы отец или мать что-то заподозрили. Я поймала взгляд Ромеро. Он стоял рядом с Лукой и Данте, но смотрел в мою сторону. Парень ободряюще кивнул, и от этого легкого жеста мне почему-то стало легче. За последние два года я убедила себя, что Ромеро всего лишь глупая влюбленность, но теперь уже не была в этом уверена.

— Лили, что происходит? Ты вела себя очень странно весь вечер, — прошептала Ария, когда мы направились в вестибюль.

— Я собираюсь рассказать тебе все в данный момент. Хочу, чтобы мы были наедине.

— Что-нибудь случилось? Тебе нужна помощь? — лицо Арии омрачилось беспокойством.

Я повела ее наверх, в свою комнату. Когда дверь за нами закрылась, я отпустила Арию и опустилась на кровать, а она села рядом со мной.

— Это про маму, — прошептала я. — У нее рак легких.

Может, мне не следовало рассказывать ей об этом?

Ария уставилась на меня широко раскрытыми глазами, затем прислонилась к стене, тяжело дыша.

— Боже. Мне показалось, что она выглядит измученной, но я списала это на очередную ссору с отцом.

— Они все еще ругаются, и от этого становится только хуже.

— Почему она сама мне не сказала? — Ария протянула руки ко мне, и на мгновение мы обнялись в тишине

— Отец не хочет, чтобы кто-нибудь знал. Он запретил мне говорить тебе.

— Он запретил тебе? — Ария отстранилась.

— Он хочет поддерживать приличие. Думаю, он смущен болезнью матери, — я колебалась. — Вот почему я не сказала тебе сразу. Не знала, что делать, но я поговорила с Ромеро, и он убедил меня рассказать тебе.

— Ромеро, хм? — сестра изучала мое лицо, а я просто пожала плечами в ответ.

— Ты расскажешь Джианне, когда вернешься в Нью-Йорк?

— Конечно, — сказала Ария. — Ненавижу то, что она не может быть здесь. — Она вздохнула. — Я хочу поговорить об этом с мамой. Она нуждается в нашей поддержке, но как мы можем предоставить ей ее, если не должны знать?

Я не знала ответ на этот вопрос.

— Ненавижу то, как ведет себя отец. Он так холоден к ней. Тебе так повезло, Ария, что у тебя есть муж, который заботится о тебе.

— Я знаю. Когда-нибудь и у тебя будет это.

Я очень надеялась, что она окажется права. Жизнь с кем-то вроде моего отца будет адом, который я не смогу пережить.

***

С каждым днем мать все больше увядала. Иногда, казалось, что достаточно было отвернуться на мгновение, и ее кожа уже становилась более пугающего серого оттенка, или она теряла еще больше веса. Даже ее прекрасные волосы полностью исчезли. Было невозможно больше держать ее болезнь в секрете. Все знали. Когда вокруг находились другие люди, отец играл заботливого мужа, но дома, находясь одни, он едва выносил присутствие матери, будто боялся, что она заразна. Мне выпала возможность поддерживать ее, пока я пыталась пережить свой последний год в школе. Ария, Джианна и я разговаривали по телефону почти каждый день. Без них я бы не выжила. Ночью, лежа в темноте я не могла заснуть от беспокойства и страха, я вспомнила, как Ромеро смотрел на меня на рождественской вечеринке, будто видел меня впервые, действительно видел во мне женщину, а не просто глупого ребенка. Взгляд его карих глаз заставил меня почувствовать тепло, даже если это было только воспоминание.