Раньше я боялась всего: любых перемен, неправильных слов, действий и их последствий. Я не рисковала, не перечила, не отстаивала свои интересы перед другими, играла роль послушной девочки, глядя на которую хочется лишь умиляться. Но теперь, стоя на краю обрыва, я оглядываюсь назад и понимаю, что в прошлое не вернуться. Я другая, и этот год изменил меня до неузнаваемости. Я билась насмерть за свое слово, совершила массу ужасных поступков, перевернула все вверх дном, докапываясь до правды. К тому же, полюбила так сильно, что готова отдать все, что у меня есть и чего нет, лишь бы сохранить жизнь ему.

Я сражалась со своими демонами, проигрывала и побеждала, упрямо шагая вперед. И все это время рядом был он, и я невероятно благодарна за это. Он всегда верил, направлял меня, помогал и давал силы идти дальше. Я никогда не смогу полюбить кого-либо так же сильно, поэтому и стою здесь, на краю, глядя в темные и непроницаемые глаза матушки-смерти.

Думаете, так это просто — совершить самоубийство, чтобы сохранить кому-то жизни? Ждете, что я прыгнула с обрыва, как главная героиня какого-нибудь фантастического фильма? Не жалея себя, не плача, и стоически ожидая наступления смерти? К сожалению, я не могла так. Мне не хватало тех идеальных качеств, которыми обладали все героини фильмов и книг.

Поэтому я обливалась глупыми слезами, понимая, что не готова к такому поступку, но другого выхода не было. Как бы я ни пыталась найти в словах Инесты другой смысл, его попросту не было. Она четко сказала, что смерть — единственный выход.

Неожиданно я услышала дробный цокот лошадиных копыт и подняла затравленный взгляд на источник звука. Вдалеке, по другую сторону обрыва, мчался на всех парах Адам. Сердце облилось кровью и болезненно сжалось. Даже вдалеке он выглядел как сошедший с обложки журнала парень, как истинный воин, как любовь всей моей жизни.

Никогда в жизни не могла представить, что произнесу такие слова. Я не верила в вечную любовь, не понимала, как люди говорят, что навсегда друг с другом, но теперь, глядя на этого темноволосого семнадцатилетнего парнишку, могла сказать, что он забрал мое сердце и запал в душу на века.

Я вижу его вдалеке, и сердце замирает. Он скачет ко мне, полы его глупого черного плаща с подкладкой кроваво-красного цвета развеваются на ветру. Он ускоряется и мчится ко мне, чтобы успеть остановить, думает, что не достоин такого. Но я знаю, что нет никого в этом мире достойнее, честнее и благороднее. Мне никогда не доказать этого, хотя уверенность не отнять. Горло сдавливает от немой попытки проговорить хоть слово в пустоту, и я обращаю полный боли и отчаяния взгляд на центр моей Вселенной.

— Инеста рассказала мне…

Я кивнула, закусывая губу и не видя ничего от заволокших глаза слез. Я знала, что он захочет остановить меня, докопается до причины моей пропажи, но надеялась, что это произойдет уже позже.

Адам спрыгивает с лошади и подбегает к краю, остановившись в шаге от пустоты. Но мы по разные стороны обрыва, и он не в силах что-либо изменить, как бы ни пытался. Мои глаза расширяются от испуга, когда он чуть не соскальзывает в бездну, но я стараюсь не подавать вида, молясь, чтобы предательские соленые капли не окропили щеки.

— Нина, прошу тебя, не надо. Это не выход, — он старался говорить серьезно и твердо, но в конце голос дрогнул от количества сдерживаемых эмоций. Сколько же боли ему причинит мой поступок? Но если я смогу спасти его и всех, то…

Я отвожу взгляд, не в силах смотреть, какую муку приносят ему эти слова. Но выбора у нас нет — Адам это знает, несмотря на то, что в жизни не посмеет решиться на такой шаг. Сжав кулаки, я зажмуриваюсь и пытаюсь заглушить его слова любыми мыслями, но ветер, будто издеваясь, приносит фразы с сильными порывами, словно бросая в уши каждый слог, отчетливо и ясно, как капли воды в пещере.

— Я., — я открыла рот, чтобы произнести хоть что-нибудь, но голос совсем не слушался меня. Сделав усилие, я продолжила говорить, надеясь, что он услышит через этот разрыв между нами. — Я надеюсь, что твое ранение излечимо, и ты сможешь спасти всех и…простить меня. Я так виновата. Мне не хватит всей жизни, чтобы искупить вину.

— Тебе не нужно совершать чертово самоубийство, Нина! Я прощаю тебя!

Он резко двинулся к краю, и я испуганно дернулась, но Адам вовремя осознал, что между нами зияющая дыра пропасти. Он был так красив на фоне пышного убранства леса, хотела бы я уметь рисовать, чтобы запечатлеть это совершенство на холсте. Лишь бы убрать из глаз боль и слезы. Адам больше не сдерживался, ему стало совсем плевать на имидж воина, на уверенность и хладнокровие.

Я разглядывала побледневшее лицо с каре-зелеными глазами и больше всего на свете хотела коснуться его, но если я позволю чувствам взять верх, то все погибнут от рук Королевы, а она точно не должна выиграть эту битву.

Я коснулась амулета с изображением льва на шее, висящего чуть ниже ключиц. Сейчас его глаза горели ярко-красным пламенем, а сам он переливался оттенками розового и фиолетового. Слишком много эмоций сменяли друг друга и разрывали мои внутренности.

Адам закрыл лицо руками, и я заметила на пальце кольцо с каким-то черным камнем, похожим на гематит. Защита от темных сил — наверное, Инеста постаралась.

Воспоминания вернулись к Жрицам. Я вспоминала все: церемонии, различные тренировки, приемы пищи и разговоры. Все эти девушки были такими разными, но никто никогда не посмел обидеть меня или навредить. Каждая обладала несомненной красотой и величием, каждая достойна жизни, и я надеялась дать им ее.

— Адам.

Парень мгновенно вскинул голову, и мы встретились взглядами впервые за долго время. Все те эмоции, которые я видела раньше, снова горели в нем ярким и нерушимым пламенем.

— Я хочу, чтобы ты принял мой поступок и понял его. Я разрушила все хорошее, что было здесь, и что было в тебе. Прости меня, — я запнулась. — Я желаю тебе счастья…

— Без тебя это невозможно, — глухо перебил он.

Мне нечего больше было сказать, поэтому я обхватила пальцами подвеску и сильно сжала. В последний раз взглянув на Адама, я произнесла:

— Будь храним Королевой.

Официальное прощание на Цериусе. Хоть я и не желала ему сохранность от рук Ангелины. И шагнула в пустоту.

POV Адам

Тысяча шестьсот. Тысяча шестьсот один… Две тысячи тринадцать… Восемь тысяч триста восемьдесят два…

Когда я закончил считать и открыл глаза, на дворе стояла глубокая ночь, а я находился в саду. В том самом месте, где целовал ее и трепетно держал ее руку, боясь повредить хрупкую куколку. Она смеялась и увлеченно рассказывала мне о своих успехах в магии: сегодня у нее вышло выбить дверь какой-то удивительной лунной волной. Ее радость всегда была так заразительна, и мне постоянно хотелось улыбаться вместе с ней.

Я отрешенно улыбнулся, находясь глубоко в воспоминаниях. Кажется, я никогда из них не выйду, в них намного лучше, чем в реальности. В которой теперь нет ее. Нет моей Нины.

Пустота внутри, отсутствие вибрации и литр виски заставляли сознание ломаться. Я прислушался к биению сердца: единственный звук внутри меня, который не затих. А вот ее сердце больше никогда не будет биться. Я даже не смогу попрощаться. Я не сказал ей, что люблю. Может, это остановило бы ее?

Я мог быть с ней до конца, а я лишь ссорился с ней, пока Нина в одиночку справлялась с Тьмой внутри. Она больше не улыбалась, нет, она молила о помощи, а я эгоистично указал на свою рану.

Я закрыл глаза, лишь бы не видеть лунный свет, который напоминал ее силу. Ни одна Жрица не совершала самоубийства — никто не мог предугадать, встретимся ли мы снова. Или все мои будущие версии никогда больше не почувствуют любви…

Я кашлянул, понимая, как сильно сорвал горло от криков. После ее падения крики исходили из меня на протяжении нескольких часов, я много чего успел разрушить за сегодняшний день.

Никто не смел подходить ко мне, потому что я не отвечал за себя, посылал всех куда подальше в надежде, что останусь один. Никто и на десятую процента не сможет заменить ее.