— Добрый вечер, прекрасный незнакомец, — кокетливо подмигнув, произнесла я. Для этого, правда, пришлось встать на носочки, будучи на каблуках, чтобы дотянуться до уха парня.

Он рассмеялся и провел рукой по волосам. Как и в школе, выглядел Адам прекрасно, но сейчас на нем была белая рубашка и черные джинсы. От него пахло чем-то неописуемым, но аромат поражал великолепием и ассоциировался только с ним.

— Не хотите ли познакомиться? — подражая моей манере, парень склонился надо мной и обдал ухо горячим дыханием. Мурашки пошли по коже, и я робко кивнула. — Жаль, что не представилось возможности сделать это раньше. Мое упущение, мисс.

— Я Нина, — произнесла я. Слава богу, он все еще склонялся ко мне, иначе я бы рисковала потерять равновесие на его глазах, пытаясь дотянуться до такого небоскреба.

— Адам. Не окажете честь станцевать со мной?

Я опешила от такого предложения, а затем рассмеялась. Мы общались, как аристократы из девятнадцатого века, а танцевать собрались под клубную музыку. Это было просто смешно, именно поэтому я согласилась. Конечно, не только поэтому — меня манил Адам, и я даже не сопротивлялась.

Парень аккуратно притянул меня к себе за талию, но я вырвалась и стала двигаться рядом. Он понял все, но потом я сама подошла к нему и положила руки на плечи. У него было достаточно мощное тело, плечи чуть заметно напряглись, но я постаралась не обращать на это внимания. С ним было так хорошо — мы просто танцевали и чувствовали друг друга. Это было так глубоко, но и ровным счетом ничего не значило. Адам прижал к себе и продолжил танцевать, глядя прямо в глаза. Я, не отрываясь, смотрела на него, почти не моргая. Свет прожектора осветил нас, и все до единого повернулись к блику, но мы даже не обратили на это внимание, зачарованные танцем и друг другом. Я не знала, двигаемся мы в такт или уже нет. Адаму, казалось, тоже было плевать на все, но через секунду он схватил за руку и закружил, а затем притянул к себе снова. Все аплодировали, а затем прожектор погас — и снова остались мы, темнота и громкая музыка. Людей будто не было.

Неожиданно я увидела, как какой-то парень залез на барную стойку и стал тыкать в нас с Адамом пальцем, крича что-то с безумным видом. Затем он вытащил из-за пазухи нож и помчался ко мне. Глаза расширились от ужаса, и я стала бить по груди Адама и лепетать, что надо уходить, но он не слушал. Я оглядывалась по сторонам, но никто не обращал никакого внимания на происходящее: все продолжали пить и танцевать. Какого черта?

Все внутри сжалось и похолодело. Я не готова прощаться с жизнью, поэтому вырвалась из объятий Адама и потащила его вон с танцпола. К сожалению, уже было поздно — парень нагнал нас, оттолкнул Адама и набросился на меня с ножом. Я почувствовала, как холодный металл пронзает живот. Сильнейшая боль охватила меня изнутри, и я стала падать. Изо рта потекла кровь, а я сидела на полу и задыхалась, зажимая рану рукой и чувствуя, что умираю. Адам подхватил мое почти бездыханное тело на руки, я по-прежнему сжимала рану, но понимала, что жизнь утекает из пальцев слишком быстро, и ничто не сможет это остановить.

Наконец, глаза закрылись, и шум стих. Я умерла.

========== Глава 2. ==========

Громкий противный звук будильника заставил зашевелиться и выключить его, иначе голова просто раскололась бы надвое от этого мерзкого сигнала. Все тело болело, глаза будто налились свинцом и шевелиться совсем не хотелось, однако, в дверь постучали. Я прохрипела: «Войдите» и с трудом повернулась к зашедшей маме. Было такое ощущение, что я неделю валялась в постели с температурой не ниже тридцати девяти, а теперь она снизилась, и можно было снова нормально функционировать.

— Доброе утро, — на лице мамы беспокойство смешалось с наигранным хорошим настроением. Вот это уже страшно.

— Доброе, — произнесла я в ответ и медленно села в кровати, на секунду потеряв ориентацию в пространстве. Почему было так сложно шевелиться и вообще жить, я так и не поняла, но чувствовала себя так, будто меня засунули в мокрый цемент, а потом вытащили, когда все застыло.

— После школы заеду за тобой, и мы пойдем на прием к психологу, — как бы невзначай пробормотала мама, присаживаясь рядом.

Я с недоумением воззрилась на нее. В душе поселилось плохое предчувствие, и все только ухудшилось, стоило мне открыть рот:

— Мам, но я не нуждаюсь в помощи психолога…

Она подскочила с кровати и схватила меня за плечо:

— Ты серьезно имеешь какие-то сомнения на этот счет? Тебя без сознания приволок Адам, рассказав, что ты, черт возьми, посреди кафе стала кричать, как безумная, упала и говорила, что умираешь! — в глазах мамы был неподдельный испуг, хватка усилилась настолько, что мне пришлось положить руку на ее, чтобы ослабить.

Все внутри замерло, а затем сорвалось в пропасть. Такое ощущение бывает на самой высокой точке на американских горках, когда захватывает дух и приходит осознание, что ты рухнешь вниз и не можешь это изменить. Вот и сейчас я просто сидела на кровати в своей родной комнате среди привычных вещей, а чувство было такое, что меня сбросили с высотки. События вчерашнего вечера совсем стерлись из памяти, и я осознала это только теперь. Боже, наверное, я всех до смерти перепугала — судя по маминому выражению лица, точно. Я сама себя пугаю, о чем можно говорить?

Мама будто ждала возражений или даже ссоры, но мне нечего было сказать: я ничего не помнила. На глазах выступили слезы, и я прикрыла лицо, быстро вытирая их. Руки тряслись от ужаса того, что со мной происходило. Я упрямо не замечала, что мне видится что-то и не обращала внимания на странные ощущения, преследующие повсюду, но теперь, когда мне прямо в лицо все высказала мама, я поняла, что это конец. Мне нужен психолог.

— О, Нина.

Мама заставила меня подняться с кровати и сжала в крепких объятиях, словно пытаясь впитать всю боль, которая окружила меня и заставила столкнуться с ней лицом к лицу. От нее исходил приятный цветочный аромат. Она всегда, даже в самые темные для семьи дни, излучала спокойствие, тепло и уверенность, поэтому я почти сразу прекратила плакать.

— Все в порядке. Мне нужно идти в школу.

— Если тебе совсем плохо, то лучше останься.

Я отрицательно помотала головой, дождалась, пока мама выйдет, и заправила кровать. Нужно пережить сегодняшний день в школе, а затем мне поможет психолог, и все снова будет хорошо. Эту мысль я упорно внушала себе, пока принимала душ, выбирала одежду, наносила макияж и собирала сумку. В зеркале я не увидела ничего необычного: все та же я, с теми же чертами, ростом, осанкой. Но внутри творился настоящий бардак, от которого было не спрятаться и не убежать.

Сегодня предстояла фотосессия для школьного альбома, поэтому я оделась чуть более презентабельно, чем обычно. Темно-серая водолазка без ворота, черные джинсы с высокой посадкой и такого же цвета полусапожки на невысоком каблуке. Немного мрачно — как раз под стать сегодняшнему настроению. С волосами некогда было что-либо делать, поэтому я просто собрала передние пряди в узел сзади и решила, что на этом достаточно. На руке всегда висел серебряный браслет от «Пандоры», который папа подарил на мое шестнадцатилетие — без него я не могла представить жизни и носила его, не снимая.

Спускаться к завтраку было немного неудобно, ведь предстать перед семьей после вчерашнего было особенно сложно. Правда, сложнее только увидеться с Адамом, так что надеюсь, что его сегодня просто не будет в школе, иначе я не выдержу и уже самостоятельно натворю чего-нибудь, за что позднее будет стыдно.

На самом деле, поведение Адама в этой ситуации было очаровательным: он позаботился о том, чтобы я попала домой, и не просто вызвал такси, а собственноручно довез до дома и дотащил до входной двери на руках. Мне было нечем даже отблагодарить его, тем более, я безумно страшилась увидеться с ним, потому что даже представить не могла, каково было со стороны наблюдать это безумие.

Все сидели за столом и занимались своими делами: папа читал свежую газету и пил крепкий черный кофе, мама завтракала и постоянно делала замечания Джексону, чтобы он отложил игрушки и полноценно поел; живой и здоровый младший брат игрался с динозавриком и с неохотой кушал. За столом стояла и моя порция, которую я должна была съесть, иначе сильно бы огорчила маму, а она и так жутко переживала. У меня всегда был отличный аппетит, и если сейчас я мало съем, все поймут, насколько все плохо. Поэтому нужно было хоть как-то затолкать в себя пищу и излучать оптимизм.