На лице мамы была легкая, нежная улыбка, но вдруг она сменилась грозной гримасой, как только она заметила меня. Сердце заколотилось от страха, я понимала, что дело плохо, но она будто приковала меня к месту, я не могла ни вдохнуть, ни пошевелиться. Мама сделала плавный жест, едва касаясь воды, и гигантская волна двинулась в мою сторону. Все внутри меня кричало о том, что нужно уносить ноги, уползать, дать себе пару «лещей», чтобы очнуться, да сделать хоть что-нибудь, но тело спокойно сидело на земле. Все говорило о том, что это сон, но он был слишком реален. Я будто действительно находилась в этом самом месте, и меня настигала неминуемая смерть, а я не могла противиться этому. Волна на секунду замерла, а потом обрушилась на меня с громким рокотом, забирая в водную пучину. Последнее, что я увидела, было лицо мамы, исказившееся в коварной улыбке.

Я попыталась задержать дыхание, но из-за сильной паники мне вскоре пришлось вдохнуть, и вместо желаемого воздуха в легкие попала вода, отчего я стала неистово кашлять, набирая в себя все больше и больше жидкости. Теперь гладь озера вовсе не была кристально чистой и голубой, она была черной и непроглядной. Я молотила руками, отчаянно выбираясь на поверхность, но будто сама вода удерживала меня. Легкие горели от недостатка воздуха и набравшейся воды, сердце колотилось, вырываясь из грудной клетки. Наступала асфиксия. Было безумно больно, я не могла ни дышать, ни задерживать дыхание. Повсюду была вода: внутри меня, вокруг меня, надо мной и под. Я закрыла глаза, стараясь успокоиться, но это было практически нереально. Я вдыхала, и все тело сжималось от раздирающей, проникающей всюду, беспощадной и головокружительной боли. Голова совсем перестала соображать, я потеряла счет времени. Глаза закрылись, и мое поверженное тело пошло на дно.

POV Адам

Я пытался поесть, потому что того требовал желудок, хотя моральное состояние абсолютно противоречило желанию органа пищеварения. Меня мучило то, что я не смог уберечь Нину от этой безумной старухи. Я уже извинился перед ней, но все равно мне не давало покоя эта ситуация. Да и разве извинения способны исправить ситуацию? А еще эти вибрации, они буквально не давали дышать. Это моя проблема, и я должен был держать это в себе, но мне хотелось довериться ей, поэтому я произнес вслух свои мысли. Она даже не удивилась и не посмотрела на меня странно, хотя еще сегодня ночью убеждала, что я псих.

Последовало предложение коснуться ее, и все во мне отозвалось на ее прекрасный голос. Я хотел коснуться ее, и не только, но упрямо тормозил себя каждый раз, когда между нами что-то происходило. Слишком рано, мне не хотелось испугать ее своим напором. Эта милая девушка, представшая передо мной на четвереньках и со смущенным лицом, заслужила большего. Признаюсь, это зацепило меня. Она была неуклюжей, странной, но это не смотрелось плохо, как будто так и должно было быть. Эти черты делали Нину необычной, особенной. И я…тянулся к ней из-за этого.

Медово-зеленые глаза выжидающе глядели на меня, но я не пошевелился: слишком боялся испортить ее, случайно сорвать лепесток с этого прекрасного цветка. Ведь мне постоянно приходилось держать себя в тисках здравого смысла, говоря, что еще слишком рано, что я ничего не чувствую, что мне не нужно это. А потом обнимал ее, целовал и думал только о ней, не в состоянии переключиться на что-либо другое. Видимо, слово «контроль» забывалось, когда дело касалось Нины.

Неожиданно она поднялась со стула, пробормотала что-то и приблизилась ко мне, склонив голову и сжав тонкими чуткими пальцами грубоватую ткань моей толстовки. Ее губы нашли мои и стали целовать. Что она творит? Поцелуй девушки был нежным и легким, как перышко, но затем перешел в более глубокий и умоляющий.

Я заметил, что целую ее так же неистово, как и она меня. Голова буквально пошла кругом от прикосновений и запаха ее волос и кожи, и я услышал нечто прекрасное. Эту мелодию, когда я касался Нины и будто бередил струны ее души, заставляя их петь эту музыку. Меня ломало изнутри каждый раз, когда находился в тактильном контакте с Ниной, потому что мелодия была настолько оглушающе-прекрасной, что сил не хватало выдержать такого давления.

Я посадил девушку к себе на колени, но затем поднялся и стал вжимать ее в себя с такой силой, словно хотел поглотить. Я упивался вкусом ее страстных трепещущих губ, она тяжело дышала, прижимаясь ко мне при вдохе. Наши языки выделывали что-то невероятное, я и не подозревал, что она умеет так целоваться, с виду Нина выглядела хрупкой фарфоровой куколкой, совершенно невинной и чистой. Ее хотелось оберегать, защищать, дать все, что ей захочется взять, и я совершенно не знал, откуда во мне все это. Почему мне так отчаянно хотелось быть рядом и защищать? Я даже не знаю ее.

Мне было мало, поэтому я усадил мою хрупкую куколку на стол, раздвигая ей ноги и вставая между ними. Я хотел быть как можно ближе, как можно сильнее ощущать тепло ее тела. Мелодия сводила меня с ума, и я не сразу заметил, как она затихла. Я не слышал ни вибраций, ни мелодии. Сейчас это ощущалось пугающе странно, хотя до приезда в этот город так и было. А теперь я ощущал странный холод и пустоту внутри.

Я открыл глаза и увидел перед собой ярко-красный туман, застилающий все пространство. Почему-то мне было знакомо это место. Чуть левее я заметил мужчину, одетого во все черное. Из его головы торчали два изогнутых окровавленных рога. Мышцы перекатывались под одеждой, пока он подходил ко мне.

— Очнулся, Константин, — произнес мужчина, глядя на меня сверху вниз. Все в нем говорило о нескрываемой угрозе, но я не боялся, во мне была твердая уверенность, что я нужен ему живым.

Губы приняли похабную улыбку, и я мило подмигнул этому рогатику. Он на секунду опешил, не ожидая такой дерзости, но быстро собрался и кинжалом провел по моей груди, разрезая черную рубашку и кожу заодно. Я сохранил спокойное выражение лица, глядя этой скотине прямо в глаза. Затем он провел рукам по своим зализанным черным волосам и произнес какие-то слова на латыни. Призыв.

Дым рассеялся, и я увидел темную каменную пещеру, подо мной были песок и камни, но я сидел в луже собственной крови. Руки скованы кандалами, прикрепленными к стене. Сверху светил яркий слепящий солнечный свет, показывая размер пещеры. Минуту все было тихо, но потом стены сотряслись от грохота, отовсюду посыпались мелкие камни и пыль. Я знал, что происходит.

Мелкие щупальца Тьмы потянулись ко мне, шипя и извиваясь. Я скривился от омерзения: такой смерти никому не пожелаешь. Одна небольшая тень отделилась от общего количества и поползла по моей ноге. Я прошептал заветное слово и сбросил тварь с ноги, но ото всех мне не отбиться никаким набором слов. Что ж, тогда я встречу смерть, гордо выпрямив спину и открыв глаза. Я уставился на рогатого, расплываясь в улыбке.

— Медлишь? — в горле что-то булькнуло, скорее всего, кровь. — Интересно, почему? Наверное, потому, что тебе что-то нужно. Так странно: великому и могучему посланнику самого Дьявола необходима какая-то информация от меня.

Ничто не выдавало его злости, кроме слегка дернувшегося уголка губ. Он ждал моего страха, мольбы о пощаде, поцелуя его ни чем непривлекательных ножек, а я плевал ему в лицо.

Он пустил одну тень ко мне, и я не успел отпугнуть ее, поэтому она вторглась в тело через ухо. Мерзость. Я чувствовал, как эта тварь выгрызала мои внутренности, заставляя их сочиться кровью и гнить. Боль была невыносимой, но я твердо держал взгляд на лице рогатого, несмотря на то, что все вокруг расплывалось и темнело.

Из горла вырвался хриплый смех, и я сплюнул кровь, смешавшуюся с черной, мертвой кровью моего организма.

— Не можешь убить? Папочка надерет зад или… — я замычал от боли, потому что еще несколько теней проникли в мое тело. Внутренности горели, а тело подступало к грани, где боль переходила в агонию. — Или все-таки тебе что-то нужно?

— Что ты знаешь? — выпалил мужчина, чем выдал себя. Я попал «в яблочко», гордо улыбаясь, несмотря на пожирающую сознание, невыносимую боль.