Хотя вообще — глупейшая ситуация. Еще вчера я считала его чуть ли не монстром, не способным на доброту и прочие нежности, а сегодня схожу с ума от желания его поцеловать.

Он выходит из комнаты и закрывает дверь. А я бросаюсь на кровать и тихонько плачу.

Я понимаю, что из наших отношений всё равно ничего путного бы не получилось. Невозможно долго играть роль другого человека. Можно постричь и перекрасить волосы (чтобы не бояться за съезжающий парик), можно бросить универ, можно даже сменить имя и фамилию. Но сделает ли это меня той Алей, которая так понравилась ему? Вряд ли.

Я долго не могу уснуть — вспоминаю каждое мгновение сегодняшнего дня. Я уже не воспринимаю Дмитрия Сергеевича как декана и преподавателя. Я даже мысленно уже не называю его по имени-отчеству. Дмитрий. Дима. Неужели я на самом деле смогу обратиться к нему именно так?

И сама же себе отвечаю — не смогу. Просто потому, что утром он напоит меня кофе (возможно, даже накормит завтраком) и отправит в Питер на электричке. И умница Аля растворится в шумной разномастной толпе.

Как ни странно, но о пересдаче я совсем не думаю. Мне даже почти всё равно, что меня могут отчислить из университета. Да, будет обидно, и получение диплома бакалавра придется отложить на целый год. Но это кажется таким несущественным, что даже удивительно.

Я даже подумать не могла, как за каких-то полдня почти незнакомый человек может стать таким знакомым и родным.

Я вспоминаю, как он коснулся меня губами. И как мое тело мгновенно на его ласки отозвалось.

И зачем я вообще надела эту водолазку? Была бы в блузке с пуговками, и всё могло закончиться совсем по-другому. Я закрываю глаза и пытаюсь представить ту сцену, которая у нас с ним не случилась.

Так, погрузившись в мечтания, и засыпаю.

***

— Вставай, соня!

Он будит меня, когда за окном уже сияет солнце.

— Что? — я с трудом открываю глаза.

Он улыбается:

— Завтрак готов.

Кажется, он не сердится, и когда я понимаю это, то тоже начинаю улыбаться.

— Пять минут на умывание, — командует он. — В ванной есть новая зубная щетка.

Я появляюсь в кухне несколько позже. На столе — сковородка с яичницей и две чашки кофе. Чувствую себя почти счастливой.

— Твое любимое место в Пушкине? — спрашивает он, когда мы приступаем к еде.

Я, кажется, краснею.

— Не знаю. Я здесь первый раз.

— Первый раз в Пушкине? — удивляется он. — Не может быть! Жить в Питере и не побывать в Пушкине? Ох, Аля, кажется, мне нужно взяться за повышение твоего культурного уровня. Для начала пойдем по тропе, проложенной толпами туристов, — Екатерининский дворец и Царскосельский лицей. Это банально, но для знакомства с городом — самое то.

Я восторженно киваю. С ним я готова идти на край света.

Екатерининский дворец поражает великолепием. Ах, как хотелось бы прогуляться по нему в тишине, без сопровождения экскурсовода и толп говорящих на разных языках туристов!

В занесенном снегом парке гораздо спокойнее.

«Веди, веди меня под липовые сени,

Всегда любезные моей свободной лени,

На берег озера, на тихий скат холмов!..

Да вновь увижу я ковры густых лугов,

И дряхлый пук дерев, и светлую долину,

И злачных берегов знакомую картину,

И в тихом озере, средь блещущих зыбей,

Станицу гордую спокойных лебедей».

Я не сильна в поэзии, но несколько стихотворений Пушкина помню наизусть. И как же восхитительно гулять по тем местам, где когда-то гулял и он.

— Нравится? — тихо спрашивает Дмитрий.

Я киваю.

Мы идем по заснеженной аллее, тесно прижавшись друг к другу. На улице свежо, но я не чувствую холода. Я готова ходить так весь день.

На дачу мы возвращаемся уже к вечеру — уставшие, но довольные — и этой замечательной прогулкой, и друг другом.

— Ты не пугайся, Аля, но через пару часов у нас будет гость, — сообщает мне Дима, прочитав сообщение на телефоне.

— Гость? — я почему-то именно пугаюсь. — Тогда я, наверно, лучше поеду домой.

Я снова хватаюсь за шапку и куртку.

— Вот еще! — он возвращает верхнюю одежду на вешалку. — Во-первых, ты голодна, а я мечтаю накормить тебя ужином. Во-вторых, дядя заедет всего на полчаса — только, чтобы подписать кое-какие документы. А в-третьих, он так хотел, чтобы у меня появилась любимая девушка, что я просто не могу удержаться, чтобы его не порадовать. Ну, скажи, — неужели тебе трудно сделать старику приятное?

— Нет, — хохочу я, — не трудно.

Наши отношения развиваются слишком стремительно, но я этому только рада. Я знаю, что сказка кончится, когда мы вернемся в Питер, и всячески оттягиваю это возвращение.

Степан Николаевич приезжает, когда ужин почти готов — и мясо с сырным соусом, и овощной салат. Остается только открыть вино.

Гость долго и внимательно разглядывает меня, и мое сердце уходит в пятки.

— Ну, наконец-то! — выдыхает он и так же долго трясет Димкину руку. — А вы, Аля, уже будьте к нему снисходительны. Характер у него, конечно, не сахар, но человек он хороший. И мужем хорошим будет, и отцом.

Мы с Димкой смущаемся одновременно. Он, стоя за спиной дяди, виновато разводит руками, — дескать, прояви терпение.

И мясо, и салат Степан Николаевич ест с удовольствием, а вот от вина отказывается — за рулем, — и всю бутылку мы уговариваем вдвоем.

Дядя уезжает в половине десятого. Уже на крыльце он целует сначала Диму, а потом и меня. И только когда его машина выезжает со двора, я думаю о том, что могла бы вернуться в Питер вместе с ним.

Странно, что это не пришло мне в голову чуть раньше. Я настолько прониклась ролью хозяйки этого маленького уютного домика, что забыла, что это — всего лишь мираж.

— Ты замерзла? — пугается Дима, когда я начинаю дрожать. — Пойдем на кухню. Там теплее.

Но я уже пришла в себя, и праздничного настроения как ни бывало.

— Ты сможешь вызвать мне такси? Мне завтра утром на…, - я запинаюсь на слове, — на работу.

— Глупости! — в голосе его начинают звучать знакомые мне по универу властные нотки. — Мы встанем пораньше, и я сам отвезу тебя в город.

Мы убираем со стола и моем посуду. Иллюзия семьи возникает снова. И потому когда Дима обнимает меня и крепко, по-хозяйски целует, я воспринимаю это как должное.

— Аля, если ты еще не готова, — хрипло говорит он, — то скажи это сразу. Боюсь, позже я сдержаться не смогу. Но прежде, чем ты что-то ответишь, выслушай меня.

Я чувствую волнение.

— Прежде всего, признай — это уже не первое наше свидание. Первое было вчера. Так?

— Так, — соглашаюсь я.

— Дядя — мой самый близкий человек. Других родных у меня нет. Так что можешь считать, я познакомил тебя со всей моей семьей.

Это звучит так трогательно, что у меня на глазах появляются слёзы.

— Да, самое главное — я не знаю, как назвать то, что я чувствую к тебе. Боюсь, если я скажу, что это любовь, то ты не поверишь. Поэтому просто ничего не буду больше говорить. Решай сама.

Вместо ответа я закрываю его рот поцелуем. Мне всё равно, что утром карета превратится в тыкву, а принцесса — в Золушку. Я хочу насладиться каждым мгновением этой ночи.

Он подхватывает меня на руки и несет в спальню.

Я снова вспоминаю о водолазке.

— Можно я только приму душ?

Он кивает с серьезным видом.

В ванной я раздеваюсь, принимаю душ и убеждаюсь, что парик находится на нужном месте. Сердце бешено прыгает.

В спальню возвращаюсь в махровом банном халате. Он слишком большой для меня, но зато легко снимается. Что Димка и делает с ним через секунду.

Мы сплетаемся на кровати в каком-то диком вихре, что захватывает нас обоих. Я чувствую Димкины губы на своих губах, шее, плечах. Он спускается всё ниже и ниже. Мне стоит немалых трудов сдерживать рвущиеся наружу стоны.

Я не очень опытна в постельных делах и боюсь сделать что-то не то. Но когда Дима входит в меня, все мои страхи отступают. Он двигается медленно, и я неожиданно легко подстраиваюсь под него. Он тяжело дышит, а когда я вижу его затуманенные глаза, то испытываю почти что восторг. Восторг от того, что доставляю радость любимому человеку. А он доставляет такую же радость мне.