— Черный и… сладкий. Но можно и по-ирландски, да простят меня местные баристы-эфиопы. — ответил Моран, прислушавшись к своим желаниям и возвращая Джиму скрытое послание, на которые тот был мастер. Альковный язык любовников плавно перетек в общение супругов, хотя Себастьян еще как-то не свыкся со своей новой социальной ролью и ее бонусами и обязательствами. Он не знал, поменяет ли что-то в их общении и жизни супружеский статус, но в одном из его аспектов перемен точно не ожидал. И, в подтверждение своей уверенности, обнял Джима за плечи, уверенно привлекая к себе для поцелуя.

Когда их губы разъединились, Себастьян поначалу хотел отстраниться по давней привычке не терять бдительности, но, поколебавшись пару мгновений, решил, что сегодня можно хотя бы временно пожертвовать ролью телохранителя ради того, чтобы сполна насладиться ролью новобрачного. Запустив обе руки под легкое кашемировое пальто мужа, он приник губами к чувственно приоткрывшейся будто бы как раз для этого шее Джима, вдыхая полной грудью насыщенный нотами того самого черного кофе запах альфы, в ответ на который его тело испускало не менее призывные сигналы, дразнящие обоняние Мориарти. Ох, если так будет продолжаться, они вряд ли дотерпят до отеля в Льорет де Маре…

— Нам с тобой известны здесь все приличные местечки, где можно приятно провести время на двоих… Или твой сюрприз в том, что ты покажешь мне что-то новое? — за три дня это была уже шестая или седьмая попытка Морана выведать у Джима, что же такого он приготовил ему в качестве свадебного подарка, но альфа, единожды приняв правила игры, стойко уворачивался от ответов на каверзные вопросы и предположения омеги. И даже когда они скромно отмечали вчера некруглую дату рождения Себастьяна, Джим всего лишь попросил у тогда еще жениха сутки отсрочки. Но сутки должны были истечь лишь ближе к полуночи, а любопытство Морана только росло, по мере того, как воображение истощалось.

— Непременно, непременно покажу, — пропел Мориарти, загадочно ухмыляясь, и потерся бедрами о бедра Бастьена; дерзкое заигрывание сейчас же пробудило в молодом супруге горячий и недвусмысленный отклик, и он крепче стиснул Джима в объятиях, как будто во всем городе, жившем и дышавшем вокруг них, больше не было людей, открытых окон и любопытных взоров.

-…Но не сейчас, мой дорогой, не сейчас. — тут альфа игриво куснул омегу за нижнюю губу — не для того, чтобы причинить боль, а лишь желая еще сильнее раздразнить радостным предвкушением.

— Недопеченный пирог не идет на пользу, и я не прощу себе, если стану изображать пубертатного школьника и лишу моего любимого мужа законной прогулки после венчания. О, Бастьен, мы еще не сорвали всех цветов и не собрали лавры, положенные молодоженам, мы даже отказались от миндального пирога (1), но только потому, что я нашел более оригинальный вариант первой супружеской трапезы: американские сэндвичи, ирландский кофе и каталонское мороженое… какое только захочешь.

Мориарти схватил Морана за плечи, круто развернул, прижал к стене и придавил своим телом, продолжая, между тем, жарко нашептывать:

— Тебе нужно набраться сил… как следует взбодриться… потому что мои супружеские права вступили в законную силу, и я намерен осуществлять их всю ночь, всю ночь, пока ты от изнеможения не уснешь прямо на моем члене!

— Оооо, будем считать, что ты меня напугал до судорог, мой милый… до сладких финальных судорог… — так же игриво ответил Себастьян и замурлыкал, томно изображая большого кота породы рег-долл (2) и позволяя мужу ощутить податливую мягкость своего тела, обычно больше напоминающего стальные римские доспехи, чем живую плоть. Правда, при общей расслабленности, кое-какие мышцы все-таки ощутимо напряглись. Но сегодня они оба могли себе позволить вкусить плоды наслаждения и захмелеть без вина от тесных объятий, жарких поцелуев и откровенных ласк.

Джим, умело распаливший новоиспеченного супруга, привел в немедленное исполнение свое решение, и вскоре они уже сидели за столиком в уютном кафе с французскими окнами, и выбирали, каким именно видом мороженого им завершить ужин, состоящий из аппетитных сэндвичей и кофе с ароматным виски.

— Я, пожалуй, буду моджи (3). Да, три штучки, с зеленым чаем, с ванилью и… какую ты мне посоветуешь еще? — спросил Моран у Джима, колеблясь между черничным и шоколадным вариантами.

— Не знал, что ты такой лакомка и любитель японских изысков… — протянул задумчиво Мориарти, спрашивая себя, что больше удовлетворит его вкусу сегодня — местное мягкое мороженое, итальянское фруктовое джелатто, швейцарский мовёнпик или же старый добрый баскин робинс?

— Но я на твоем месте выбрал бы шоколадный. И взял в добавок к моджи еще и вот эту прелесть… — развернув красочное десертное меню к супругу, он указал на восхитительный каталанский крем — аналог французского крем-брюле, но куда нежнее.

— О, ну ты точно решил меня закормить сладким! — рассмеялся Себастьян, с обожанием глядя поверх меню на затейника-Мориарти — Смотри, Джимми, как бы твой дикий Тигр не стал толст и ленив, как домашний кот…

— Буду любить тебя любым — толстым, ленивым и старым, диким или домашним, покорным или своевольным, одинаково сильно, — сообщил Мориарти буднично, как будто читал метеосводку или цифры бухгалтерского баланса; разумеется, то была лишь игра — он следил за реакциями Бастьена с жадным вниманием охотника, подстерегал малейшее изменение в мимике или тоне голоса, и это позволяло ему с неизменным успехом демонстрировать излюбленный фокус: оказываться на шаг впереди невысказанных чаяний и желаний любовника, а теперь и мужа.

— Ты не беспокойся, дорогой мой, твоей статной фигуре ничто не угрожает. Ни сегодня, ни завтра, ни в ближайшие десять-двенадцать лет… хо-хо… а если все пойдет хорошо, то и дольше, гораздо дольше.

Джим под столом дотронулся до колена Себастьяна, слегка сжал его, провел ладонью вверх, по теплому бедру, и снова напустил загадочности:

— А как ты смотришь на возвращение в наше расписание утренних прогулок? Помнится, ты прежде любил ранние пробежки… ну, может и не любил, однако ж бегал — прекрасно помню, как в любой холод и дождь ты напяливал свою «пуму» вместе с «найком» и отправлялся насыщать кровь выхлопными газами… здесь, по крайней мере, воздух пахнет морем и кипарисом, а не бензином и жареным маслом.

— А, значит, ты все-таки считаешь, что я располнел от безделья, да? — Моран притворно надул губы в лучших традициях какой-нибудь юной иксибетки, которую ее кавалер в шутку назвал пышечкой. Но руку Джима, ласкающую его бедро, не оттолкнул, только сделал вид, что еще что-то выбирает в меню, а сам гадал, на что это Мориарти намекает ему? Неужели, он тоже склоняется к ЭКО и суррогатному вынашиванию? Иначе с чего бы такая забота о здоровом образе жизни?

— Хорошо, тогда у меня встречное предложение. — он опустил уже не нужное меню и серьезно посмотрел на мужа — Ты бегаешь вместе со мной. И мы обязательно ходим в бассейн и на тренажеры не реже двух раз в неделю. Тебе тоже не помешает кое-какая разумная нагрузка при твоем нынешнем образе жизни. Особенно, если мы все-таки хотим попробовать тот, другой вариант…

Это был тот редкий случай, когда Мориарти, увлеченный своим хитрым планом, в самом деле не понял с первого слова, на что намекает омега. Он отодвинул тарелку с недоеденным сэндвичем и полупустой стакан с кофе, чтобы мирские соблазны не сбивали с мысли, и довольно резко поинтересовался:

— Что? Какой другой вариант?.. О чем ты, черт возьми, толкуешь, какой еще бег и тренажеры, зачем?

Себастьян удивленно моргнул, хотел ответить, но замялся, покраснел и отвернулся… Его лицо вдруг стало таким несчастным, что Джима озарила догадка, и он мысленно обозвал себя идиотом и кое-кем еще, похуже. Проклиная свою нечуткость, альфа обнял мужа за плечи, преодолел легкое сопротивление и прижал к своему сердцу:

— Прости… Прости меня, пожалуйста. Я не хотел напоминать… Нет, нет, никаких «вариантов». Мы ведь оба согласились, что с нас достаточно, так? Утренние пробежки — полная ерунда, я шутил, мне следовало сказать: утренние прогулки. Прогулки, Бастьен, а не пробежки! И конечно, мы будем гулять вместе. По счастью, здесь на каждой улице можно найти по тридцать три разновидности отличного кофе, так что у меня есть шанс не заснуть на ходу. Бастьен, смотри… вот несут твои моджи. Прошу тебя, не сердись. Когда ты увидишь мой сюрприз, ты все поймешь, и сердце твое оттает.