А тогда, в детстве, мальчик «Волк» садился рядом с огромным псом, садился прямо на землю и обнимал собаку как человека, за плечи, и пёс прижимался головой к груди мальчика и лизал его своим огромным, шершавым языком. Акбар сидел на цепи, оглашая округу хриплым лаем, при приближении к дому чужих, и ласково гремел цепью при виде своих. Ел то же, что и поросята – сухое или запаренное зерно. И всегда ждал, когда подойдёт к нему Волк. И как только мальчик обращал на него внимание, тот из страшного зверя вмиг превращался в нежную собаку, извивался всем телом, хлестал воздух крепким хвостом как плетью, становился на задние лапы, натягивая свою цепь и зацеловывал, облизывал, вылизывал мальчика, глаза его светились нежностью и любовью. Обнимал его огромными лапами за плечи и прижимался лбом к груди. Любил, любил, любил так, как могут любить только собаки – открыто и ярко и был предан так, как могут быть преданы только собаки. Собачья Любовь! Собаки влюбляются не в лицо и фигуру человека, они влюбляются в человеческую душу, во все тонкости натуры хозяина. У Волка была именно такая натура – тонкая, романтическая, и он любил Акбара взаимно за такую же натуру собачьей души. Именно эта утонченность и романтичность души Овчинникова и породит Великую Любовь к женщине летом 42 года, оставит в её жизни короткий и яркий след и, как спичка в ночи, вспыхнет и создаст новую человеческую жизнь.
И вот ранним утром в мае 1924 года Василиса вышла провожать корову в стадо и увидела Акбара, он лежал вдали от будки полностью натянув цепь, лежал на боку, неестественно запрокинув голову. Василиса подошла ближе. И поняла. Пёс был мёртв. Большой широко открытый глаз смотрел в вечность. Умер самый лучший из людей, пёс Акбар. Василиса тронула его ногой. Каменное тело не поддалось, не пошевелилось.
– Сдох, – прошептала она и, крестясь, пошла к дому, будить сына. Она вспомнила, как принёс Акбара, ещё щенка, домой её Серёжа, снежной зимой четырнадцатого года, вскоре после рождения Володи. Зиму щенок жил в доме с людьми и его часто находили спящим в обнимку с ребёнком в его колыбельке. Уже тогда щенок Акбар ревниво оберегал ребёнка, кусая всех чужих, кто приближался к малышу. И рос, рос быстро, как тесто, поднимаясь и ввысь и вширь. А по весне вышел из дома во двор и не вошел назад больше. А к осени Сергей привязал его к цепи. С тех пор Акбар был таким же атрибутом двора, как и дом, и сараи и люди. И вот на десятом году жизни его не стало. Василиса остановилась у порога дома и заплакала. Жалко ей стало и собаку, что была членом её семьи, вспомнила и Серёжу своего, что «бродит» где-то по чужим краям убитый на той ужасной войне. Вся их короткая и счастливая жизнь пронеслась вдруг у неё в голове, отразилась в глазах и вылилась струйками на щеках.
– Вова, сынок, вставай, вставай!
Мальчик потянулся под залатанным одеялом. Перевернулся на другой бок и опять задышал глубоко и медленно.
– Сынок, вставай. Акбар… – она хотела сказать «сдох», но такое слово никак не могло быть сказано о члене семьи, – Акбар умер, – прошептала она с трудом почти на ухо мальчику. Волк вмиг открыл глаза, сбросил залатанное одеяло на пол, вскочил и в одних трусах побежал во двор. Акбар также и лежал на боку, натянув цепь. Волк стал на колени, опустил голову свою, словно в поклоне, на плечо друга, зарылся в шерсть лицом и горько заплакал, так что в рыдании вздрагивала грудь и Акбар «смотрел» своим большим глазом в светлеющее небо и тоже «плакал»…
Вот и пришлось открутить проволоку, которую привязывал ещё отец, идти за щипцами к соседу-кузнецу. Медленно и аккуратно, словно боясь сделать больно собаке, мальчик виток за витком снимал проволоку и с ошейника и с цепи пока, наконец, не освободил Акбара из пожизненного плена. Затем взвалил тело в кузовок тачки, из пасти свисал теперь синий огромный язык, которым пёс так нежно вылизывал и выцеловывал лицо мальчика при жизни, и покатил тачку в лес.
Верхушки сосен недовольно ворчали, не желая выбираться из-под теплого одеяла ночи в прохладу утра. А Вовка копал могилу. Лоб его покрылся испариной и тёплые капельки пота, смешивались с солёными слезинкам и капали на сырую землю. Волк решил выкопать могилу поглубже, чтобы зверье всякое не смогло выкопать и съесть Акбара. А тот лежал в кузовке свесив лапы и спал словно и казалось, что вот сейчас он проснётся и помчится радостный и весёлый по лесу, которого он и не видел ни разу при жизни. Окончив траурную работу, Вовка воткнул еловую ветку в холмик, перекрестился и покатил тачку из лесу по направлению к деревне.
Солнце уже показало свою оранжевую голову и заглядывало в каждый дом, разыскивая новый день. Лицо мальчика было испачкано слезами и грязью, мокрое и липкое, грудь вздрагивала от рыданий, лопата гремела в кузовке, когда он вкатил тачку в деревню. Навстречу ему из крайней хаты у околицы вышел Лёнька Бережной, деревенский активист, комсомолец. Заметив Вовку, он остановился, поджидая приближение траурного кортежа.
– Ты откуда в такую рань, пацан, – спросил он, разглядывая Вовкино лицо.
– Акбар умер. Я с похорон, – ответил мальчик, снова всхлипывая.
– Видно достойный был пёс, раз ты плачешь. Иной раз с похорон человека идут без слезинки. А тут собака! – Ленька подошел к Волку и, задрав подол своей рубахи, утёр лицо мальчику, потрепал по волосам, – первая большая потеря. Это начало мужской жизни, пацан.
Глава 5. Пионерский отряд имени Чапаева.
И Лёнька, гладя на Овчинникова, понимал, что этот пацан и есть будущее России, в нём просматривались именно волчьи черты: смелость, агрессивность, лидерство.
– А знаешь, в райкоме комсомола приняли решение о создании в Ступине пионерского отряда. У нас таких как ты ребят восемь человек живёт. Как раз можно создавать пионерский отряд. Ты знаешь что-нибудь о пионерах?
Вовка удивлённо взглянул на Лёньку:
– Нет, не знаю.
– Пионер – первопроходец, первооткрыватель, помощник комсомольцев и коммунистов, защитник слабых и бедных. Пионер носит красный галстук и готовится стать солдатом революции…
Вовка ещё с большим удивлением посмотрел на Лёньку. Он давно уже мечтал стать солдатом и, как отец, воевать с врагами. В мозгу его вмиг появились картины сражений, и он в красном галстуке…
Наверное, сейчас со смертью Акбара, и кончилось детство Вовки, и началась взрослая жизнь Волка. Десятилетний мальчик, ощутив тяжесть первой утраты, стал по взрослому относиться к миру, людям, выбору друзей. Активист Лёнька и был тем парнем, который вместе с социализмом твёрдо шагал по стране, утверждая новое, светлое, прогрессивное. И маленький Волк понял, что ему по пути с Лёнькой. А сам Лёнька давно уже знал, что пацан Овчинников, сын погибшего солдата, по прозвищу Волк, и есть тот парень, который и нужен революции с его дерзостью, даже красивой злостью, упорством и собачей преданностью. Такой будет олицетворять мир Социализма в будущем.
– А когда будет создан пионерский отряд? – с интересом спросил Вовка.
– Да вот считай, что мы его уже и создали. Ты и есть первый пионер в Ступино. Сейчас откати тачку домой, оденься во что есть, обеги всех остальных ребят в деревне, кроме Петьки Воронова, он уже слишком взрослый для пионеров, и собирайтесь все в Совете, будем вступать в пионеры, – и Лёнька весело зашагал по улице дальше, размахивая руками, словно шел строевым шагом, в ногу со временем, с наступающей новой жизнью.
Дома Вовку ждала мама:
– Жалко Акбара, сынок, очень жалко. Он же был Наш, сначала наш ребёнок, потом как ты – наш сын. Член семьи. Давай сходим в церковь, за Отца помолимся, свечку поставим и за Акбара Бога попросим.
– Конечно, давай, – веселее уже отозвался Вовка.
Он любил церковь, любил молитвы, искренне любил Бога. Всё старался заглянуть за иконостас. Что там?
– «Там, наверное Бог и живёт»,– думал мальчик, когда через крашенную дверь иконостаса выходил отец Григорий с кадилом в руке и, словно, приветствуя его, как посланника Бога, женский хор начинал петь молитвы. Звуки церковных песен уносили всякий раз Вовку на небо, к отцу, туда, откуда он наблюдает за ним, своим сыном, вместе с Иисусом Христом, сыном Божьим. Вовка поднимал голову к церковному куполу, где нарисован был Лик Христа и всматривался ему в глаза, ожидая от него слов. И мальчику казалось, что Христос шевелит пальцами на поднятой руке, приветствуя его. Радость всегда наполняла Вовкину душу в церкви. Он-то знал, что слова молитвы: « Да будет воля твоя…» относились именно к нему, именно по воле Божьей он есть, будет и станет жить на Свете!
