Подружки налетели - поздравлять. А Эльда так и не перестала хмуриться. Словно заёмным, ненастоящим праздник был. Вспомнилось видение в Роще. И почудился исполинский чёрный платок, который накрыл и Ручей, и людный берег, и заливистое дочкино торжество ...
Дежка из шумливой толкотни выбралась. Не про неё общая радость. Даже сейчас, когда всё веселятся, за шею маленькая сестрёнка уцепилась, тычет скользким носом в щёку, лысоватой макушкой праздник заслоняет. Подняться на мост через ручей да с шаткой высоты на гуляние полюбоваться ...
Эльду будто вязальной спицей под сердце кольнуло. Хотела же кровь себе отворить, избавиться от лихоманки из-за укусов лесной мошки. Нет, захлопоталась ... Терпи теперь, майся тревогой да мороком. Может, и обойдётся всё. Вон, девичий хохот всех вокруг смеяться заставил: и вечно хмурый ворчливый ручей, и угрюмый от одиночества лес, и селян, и холодно-надменных гостей из городища. Обвела взглядом звонкое разноцветье и повернулась ... Рванулся крик, да застрял в горле от внезапной судороги.
Дежкина сестрёнка потянулась к игручей радуге в водяных брызгах. А девушка на парочку - Ирму да Нарута - засмотрелась. Задумали, видно, сговорённые под шумок улизнуть да поближе познакомиться. Проворонила Дежка малышку-непоседу: вывернулось дитя из рук. И лёгким пёрышком на бурливые воды скользнуло. Какой-то миг белела головёнка в густой синеве волны, а потом скрылась. Сестра бросилась грудью на низкие перильца, забилась, закричала. Да толку-то. Никто её не услышал.
Эльдино оцепенение в клочья разлетелось. Побежала вдоль берега. Помчалась, полетела. Только бы успеть. Горе-Хранительница. О своём в последнее время душа болела - вот и расплата за отступничество подоспела. Чем угодно, но только не детской жизнью готова она за ошибку ответить.
На бегу в Дежку-разяву, как стрелой из лука, мыслью ударила:
- Спускайся скорей, у Ручья дитя отбивать будем.
Зол и жаден младший брат величавой Реки. Не упустит добычи. Но и Эльду не зря Хранительницей кличут.
Недалеко от пышногривых порогов остановилась. Распустила кушак, повязку стянула. Отхватила кинжалом край рубахи и прядь седых волос. Повела руками, и вспыхнул на песке огненный круг.
Дежка притащилась, ноги волоча. Ну что это за девка - ни ума, ни проворства.
- В круг ступай. Чего глаза вытаращила?
Девушка даже слова вымолвить не смогла - горе и вина дыхание сбили.
Эльда тем же кинжалом по руке её полоснула.
Хлынула молодая алая кровь на песчаную охру.
Побледнела девка, но вытерпела, не вскрикнула.
- Мониста и обереги сымай. Серьги не забудь. Чтоб ни крошки металла на тебе не было.
Руками разорвала Дежкину рубаху, выпростала девичью гладкую плоть из одежды.
Затряслась несчастная, кожа синеватой сыпью пошла.
- Лепи из кровавого песка фигурку. Быстро!
Девка на колени опустилась, начала суетливо обминать липкую песчаную кашу.
Эльда и свои украшения сняла, увязала всё вместе, между делом вырвав курчавый локон с Дежкиного затылка. Это плата за обращение к Хозяйке.
- Теперь в воду ступай. Иди, пока с головой не скроешься. Не бойся, не утопнешь. Но помучаешься, этого не избежать. Выдюжишь - с сестрой вернёшься. Назад повернёшь - некого будет в Роще Предков похоронить. Не отдаст Ручей тело. А тебе к воде путь навсегда станет заказан. Иди ...
Девушка с кровавым комом в руках покорно пошла к Ручью. Вскоре скрылась в разгневанной волне русая макушка.
Эльда взмахом руки пылающий круг в один костёр собрала. Кинула в пламя дань за колдовство. Стала ждать.
А как иссякло пламя, спаяв костровище в мутную лепёшку, из воды Дежка показалась. Вышла с малышкой на руках.
Всю ночь Хранительница возле ребёнка просидела, отпаивала горлянкой. Вот и пригодилась трава-то, благословленная Зельдиным дубом. Быстро отступал ледяной холод, которым пропиталось тельце; уходило мёртвое безвоздушье из груди. На миг лишь глаза прикрыла - морок тут как тут. Привиделась Хозяйка:
- Отдай дитя ...
- Не могу. Моя вина - отвлеклась, не уследила.
- Так нужно было. Это плата за зло.
- Чьё зло?
Эльда очнулась и достала ещё горсть горлянки. Рассвет скоро - тот самый миг, когда болезнь вернуться может.
А сероглазую Ирму где-то всю ночь носило. И спросить не у кого, разве что у яблонь в саду или лесной опушки.
***
Щедрые утренние росы омывали Благословленный Край, вздымались туманом у подножия Горы, ластились прозрачной поволокой к суровому Волчьему Ручью. Счастливый Нарут шагал домой. Щурился на слепящие снега вершины, потягивался так, что праздничная рубаха трещала. Хороша сговорённая девица. Такая красивая, что глаза слепнут. Весёлая. И поёт заливисто. Очень хотелось кушак на тонюсенькой девичьей талии развязать, да нельзя - сразу убьют. Три года ждать нужно, пока дозреет Ирма, руки-прутики округлятся и смогут и кадушку с водой поднять, и мужа крепко к сердцу прижать. Задрожит, заколыхается при движении спелая грудь ... Наруту впору к вдовушкиному дому бежать от своих мыслей. Но не побежит. Жених он теперь сговорённый. Звенела радость в молодецком сердце, кружилась голова в любовной одури. Пока обочь Ледащее болото не показалось.
