Он обдумал это.

– Хорошо, я вам доверяю. Но сначала я должен попросить вас подписать вот это.

Он открыл свой дипломат, достал из него пачку бумаг и вручил ее мне. Я взяла бумаги и бегло просмотрела их. Договор о неразглашении. В десять раз более объемистое, чем обычно. Я не стала утруждать себя внимательным чтением, а просто отложила документ в сторону.

– Вы не станете его подписывать?

– Возможно, я его и подпишу, – сказала я. – А возможно, и нет. Это зависит от нескольких вещей. Включая и то, что именно вы расскажете мне о вашем деле.

Я подозревала, что он стал жертвой шантажа. Он выглядел подходящим кандидатом на эту роль. Проститутка-женщина или проститутка-мужчина, имеющие на руках тайно снятое компрометирующее его видео, а может быть, какой-нибудь торговец кокаином, решивший срубить легкие бабки, поставлявший ему свой товар, – в общем, некто предприимчивый и аморальный, решивший, что в лице Ганна они наткнулись на золотую жилу.

Он вскочил.

– Хорошо, – сказал он. – Но вначале мне нужно будет обрисовать вам ситуацию.

Я кивнула, борясь с желанием посмотреть на часы.

– Я руковожу компанией, базирующейся в Саннивейле и называющейся «Care4»[19], и наша компания планирует совершить революцию в уходе за детьми. Мы производим мониторы и датчики, способные транслировать каждое движение ребенка и каждый издаваемый им звук родителю на гаджет, работающий на базе облачных технологий[20].

Он опять сунул руку в свой дипломат и на сей раз достал из него маленький белый предмет, напоминающий шарик для игры в гольф. На одной из его сторон имелось небольшое углубление, так что его можно было поместить на какую-то поверхность, и он бы не покатился.

– Эта штука активируется движением или голосом, у нее самое длительное время автономной работы на рынке, HD-видео, множество микрофонов, улавливающих стереофонический звук, и широкоформатный объектив с цифровым зумом. – Он говорил обо всем этом с такой гордостью, словно речь шла не о гаджете, а о живом ребенке.

– Выглядит неплохо. Когда у меня появятся дети, я вас разыщу, – сказала я, вертя миниатюрный шарик в руках.

В сфере имелось крошечное, едва видимое отверстие. Объектив. Я подбросила шарик в воздух, поймала его. Похоже, он был сделан из какого-то полимерного материала, очень легкого.

Я протянула его обратно Ганну, но он покачал головой:

– Считайте это сувениром. У меня их много.

Он непринужденно рассмеялся.

– Раздаю людям эти устройства, как визитные карточки.

Я пожала плечами и положила гаджет на ближайшую книжную полку.

– Выходит, вы продаете видеокамеры?

– Можно сказать и так. Мы предпочитаем рассматривать себя как телекоммуникационную компанию, работающую в сфере информационных технологий. Продаем оборудование, обеспечивающее комплексную передачу данных. Именно это и желают получить нынешние занятые работой матери и отцы – постоянную передачу данных о своем ребенке и обеспечение бесперебойного доступа. Только в нашей стране каждый год рождается примерно четыре миллиона детей. В США объем рынка услуг по уходу за детьми составляет пятьдесят миллиардов долларов. «Care4» предлагает оборудование, которое совмещает в себе высокие технологии и лежащее в основе человеческой природы стремление неусыпно присматривать за своими детьми…

Я чувствовала, что тону в потоке его слов.

– Хватит, – перебила его я. – Дальше можете не распинаться. Я точно не собираюсь выписывать вам чек.

Он ошарашенно осекся, а потом засмеялся.

– Вы правы. То, чем именно занимается наша компания, не так уж и важно, верно? Суть в том, что на кону стоят огромные деньги. И, к сожалению, бороться с корпоративным шпионажем никогда еще не было так сложно, как теперь.

Я посмотрела на свои часы. Поужинать уже не успею. Можно будет заправиться попкорном в кино.

– В этом плане больше всего проблем от китайцев и русских, – продолжал между тем Ганн. – Но в наши дни этим занимаются все кому не лень. Банды преступников по всему миру начинают понимать, что совершать киберпреступления куда проще, чем пытаться переправить через государственную границу героин.

Он принялся стучать пальцами по колену.

– Это настоящая клоака, Никки. Каждый готов красть, мошенничать и давать взятки.

Теперь уже можно было бы начинать строить догадки. Но я не стала этого делать. Суть моей задачи заключалась не в том, чтобы убедить клиента, что я умею хорошо соображать, а в том, чтобы помалкивать и выяснить, что именно ему надо.

– Недавно, – продолжал Ганн, – у нас был украден особо важный объект интеллектуальной собственности. Мы подозреваем, что воровством занимается одна из наших сотрудниц.

– И тут в дело вступаю я.

– Вот именно, тут в дело вступаете вы.

– Один вопрос.

Я не стала ждать, когда он поинтересуется, какой именно.

– Вы руководите крупной компанией в Кремниевой долине, но почему-то обращаетесь с вашей проблемой ко мне. Почему вы не обратились в одну из серьезных фирм, расследующих подобные дела?

– Хороший вопрос. – Сейчас он впервые за все время сидел неподвижно. – Я мог бы обратиться в одну из этих фирм, но все они работают в том же мире, что и я, – мы вращаемся в одних и тех же кругах. Я не могу рисковать, позволяя кому-то увидеть, как я являюсь в одну из них, иначе у людей могут возникнуть подозрения, что у моей компании какая-то проблема. И этого будет достаточно для того, чтобы начал распространяться слух о том, что у нас неприятности. В нашем мире полно акул, они плавают вокруг, высматривая слабые места защиты. Видите ли, Никки, наша компания уже прошла через несколько этапов финансирования, и мы находимся на пороге получения последних из необходимых нам частных инвестиций перед тем, как превратить нашу частную лавочку в публичную, выйдя на биржу. Если инвесторы почуют, что у нас что-то неладно, это станет катастрофой.

– А чего вы хотите от меня?

– Чтобы вы последили за этой сотрудницей. Нам нужно узнать, что именно она крадет и кому передает украденные данные.

– Почему бы вам ее просто не уволить?

Ганн кивнул, как будто ожидал этого вопроса.

– К сожалению, все не так просто. Если мы уволим ее, то те, на кого она работает, продолжат искать в нашей компании какое-нибудь другое слабое место и не остановятся, пока не выйдут на кого-то еще. Нам необходимо узнать, кто именно пытается воровать наши наработки.

Работы в этом месяце немного, и у меня достаточно времени. Я пожала плечами:

– Согласна.

Ганн улыбнулся:

– Прекрасно. Как именно мы должны производить оплату ваших услуг?

– Сначала предварительный гонорар, – сказала я. – Затем пойдет оплата по суточным или по часовым ставкам. Их размер будет зависеть от того, что именно я должна буду делать и насколько далеко от дома мне придется при этом уезжать.

Он в третий раз полез в свой дипломат и вручил мне большой пухлый конверт из оберточной бумаги. Я открыла его и увидела пачки зеленых купюр. Извлекла одну из этих пачек и увидела на уголке верхней купюры цифру «100».

– Здесь двадцать тысяч. Этого достаточно для начала?

Обычно мой предварительный гонорар составлял несколько сотен. Плакал поход в кино.

– Может, чего-нибудь выпить? Воды? Шотландского виски? Или кофе?

Ганн покачал головой.

– То, что я пью, у меня с собой.

Он достал из дипломата бутылку с мутной зеленой жидкостью.

– Сок холодного отжима. Все овощи для него были выращены на экологической ферме в Гилрое.

– Мне никогда еще не доводилось пить свой ужин. Как бы то ни было, скажите хотя бы, за кем именно мне надо будет следить.

Он сделал большой глоток своего сока холодного отжима.

– Разумеется. Но сначала вы все-таки должны будете подписать вон тот документ.

Все ли он мне рассказал? Конечно же нет. Но обычно так и бывает. Если мне повезет, смогу завершить эту работу достаточно быстро и оставить свою карьеру в сфере корпоративного шпионажа.