— Как не осилить, мастер Борис, — заулыбался здоровяк, а в голосе сразу услужливость неожиданная появилась. Поклонился и побежал к гостинице «Морская» говорить что у него появились неотложные дела и чтобы второй вышибала заменил его на уличном посту. Нужно подыскать им место получше и уж точно не в Портовом районе. В голове Игрина роились сотни вариантов и он спешил выбрать самый лучший, а охотники тем временем молчаливо устремились в сторону границы района, чтобы найти Красный Дом и живущего там кучера.
— Хочешь его клятве придать? — нарушил молчание Матиас.
— Пока не уверен, но теперь отпускать его точно не следует. Нам предстоит большая охота, любая помощь может пригодиться. Выглядит он крепким, может оказаться полезен.
— Все они крепкие, пока ведьму не увидят, — ухмыльнулся Матиас. Он несколько раз выходил на охоту с солдатами и стражниками, которых призывала церковь. И каждый раз повторялось одно и то же. Лишь завидев ведьму они теряли разум, раскрывали рты и умирали видя перед собой неземную красоту. Те, кто был силами покрепче умирал чуть позднее, не рассчитав свои возможности и по глупости решив, что девушка не представляет особой опасности. Змеязыкие были мерзкими, расчетливыми, могущественными существами. А охотники были простыми людьми, вооруженными, но обычными. Они не умели летать или двигаться со скоростью ветра. Многие считали, что именно поэтому им не суждено выиграть. И лишь немногие знали правду — один на один не каждая ведьма могла убить охотника. Поэтому ведьмы и притягивали к себе сильных мужчин, превращая их в пустые оболочки, наполненные жгучей страстью и желанием. Ослепленные красотой и пронизанные мечтами они забывали о своей жизни и готовы были на все ради очередного взгляда ведьмы.
День 9ый весеннего круга 214 года Р.С.
Тарнем, поместье Эшленд
— Ты всегда молчишь? — девочка сидела за столом и рассматривала сервиз из чистейшего золота, украшенный драгоценными камнями. Её молчаливый собеседник — седовласый мужчина преклонных лет, закутавшийся в глиняного цвета халат с серебряной вязью — уставился в окно, которое буквально тонуло в тяжелых каплях, стремившихся разбить стекло и проникнуть внутрь комнаты. Внутри вяло горел камин, из-за чего в комнате было почти так же холодно, как и за стенами помещения. Мужчина кутался в халат, раздувая теплый воздух в своих крючковатых пальцах, сложенных в замок. Девочка дулась и почти не замечала холода. На ней был медвежий плащ, что сохранял тепло и не давал ребенку замерзнуть. Ей только хотелось развлечь себя беседой или хоть чем-то в этот дождливый день. Все ушли и оставили её одну с этим противным стариком, который должен был ее защищать. А она даже не знала как его зовут. За все время он не проронил ни слова, устремив свой вороний взор в плотную завесу дождя, отдавшись своим непонятным мыслям. — Ох! — Карикатурно вздохнула она, — Нет, это просто немыслимо. И долго еще мне тут с тобой сидеть? Может хоть на это ответишь? Нет? Матушка не сказала когда вернется, а если не сегодня? Мы и завтра будем так же сидеть?
Но лишь тишина была ей ответом. Она вновь показательно надула щеки, но и этот шаг не вызвал никакого эффекта. Это был не первый раз, когда она пыталась разговорить угрюмого старика. На самом деле общаться с ним ей вовсе не хотелось. Но длительные часы одиночества и молчания раздражали. Из комнаты выходить матушка настрого запретила, а чем еще себя развлечь девушка не знала. Оставалось только лишь рассматривать сервиз или читать скучные книги, страницы которых были так черны и размыты, что увидеть в этот дождливый вечер в них хоть какие-то символы было категорически невозможно. Хоть приемы пищи вносили какое-никакое разнообразие. Но ужин приносили уже два часа назад, а значит до утра ей не полагается кушать еще хоть что-то. Да и вредный старик забрал колокольчик прислуги и вызвать она ее не сможет. По всему получалось, что девочка оказалась в темнице, а старец был ее надсмотрщиком. «Он тебя лучше всякого пса охранять будет,» — матушка говорила, но девочке в это особо не верилось. Старик хоть взглядом и жестким обладал, все же был уже в возрасте. А нападет на нее какой-нибудь разбойник молодой, сильный, ловкий — и что тогда старец сможет сделать?
— Может ты немой просто? — девочка устала сидеть и подошла почти вплотную к старцу, он не удостоил ее даже взгляда, продолжая пялиться в черную пустоту ночи. — Я таких раньше видела на ярмарке, куда мы с матушкой и сиделкой ходили. Они там сидят и поделки свои продают. Жалобные такие, а сказать ничего не могут. Только смотрят грустно и мычат, безделушки свои протягивая. Помню даже купить одну хотела, вот только матушка мне запретила. Сказала не наше это дело немощность и бедноту поощрять. А ты не бедняк случаем? Статности в тебе нет, как и загадочности — сидишь сиднем да помалкиваешь, чтобы за умного сойти. Знаю я таких мужиков. Они обычно как из деревни в город переберутся так такими и становятся. Ну, те что поумнее. А те что с глупостью в голове вечно лапочат без умолку. Таких часто стражники в темницы запирают, или полицмейстеры уводят в казематы свои. Ты то в казематах бывал небось? Вон сколько шрамов на лице, — в конце концов старик повернулся и взглянул на девочку. Это был быстрый взгляд, почти мимолетный, как удар стилетом, что наносит опытный убийца. Что-то надломилось внутри у девочки, лишь только глаза старика отразились в её зрачках. Это была не простая ненависть, которую молодая госпожа привыкла видеть у бедняков, бросавших им вслед гневные взгляды после того, как они отказывали им в подаяние. И не животная злость, сверкающая нежным лунным блеском в мутных черных глазах волкодавов, охранявших поместье. О нет. То была ненависть аккуратно взращенная годами, культивированная и обработанная, посаженная в лучшее время и давшая невероятные плоды. Так ребенок смотрит на полицмейстера что спьяну пристрелил его щенка. Он станет ненавидеть его в тот самый момент и сколько бы лет не прошло, не сможет простить и забыть эту ненависть. Поэтому когда он увидит его в следующий раз, уже спустя десятки лет, сжимая в руках простую неотесанную дубинку, то даже не дрогнет проламывая череп человеку, отнявшему его детство. Так посмотрел старик на девочку, еле сдерживаясь от порыва оторвать маленькую симпатичную голову с золотистыми кудрями голыми руками, а после взвыть по-звериному на потухнувшую луну и зарыдать моля Всеотца об избавлении.
Он взглянул лишь на одно мгновение. Всего секунду, может даже меньше. Но девочка отпрянула. Всхлипнула и зарыдала. Громко крича и кутаясь в свой медвежий плащ. Дверь тут же распахнулась и в комнату зашла Агния, матушкина сестра, что недавно приехала из Ирледона.
— Что тут произошло? — у нее был резкий, неприятный, даже слегка старческий голос. Хотя выглядела она совсем по-другому. Это была стройная, высокая особа, с идеальной осанкой и быстрыми, живыми карими глазами, от которых ничего не могло скрыться и что прекрасно подходили к каштановым волосам, закручивающимся в игривые кудри. Сейчас эта радостная женщина смотрела строго то на девочку, то на старца, вскинув нос и сведя тонкие брови. Её губы сжались до белизны в знак того, что плохое поведение она не потерпит и не важно кто явился виновником. — Ну же! Я жду объяснений, — девочка продолжала всхлипывать, вытирая слезки все тем же плащом. Старик сидел уставившись в окно. — Так ну хватит. Быстро выкладывайте что случилось.
— Он… — девочка подняла изящную ручку и указала на старца.
— Что он сделал? — Агния вскинула бровь, скрестив руки на груди и сделав шаг к старцу.
— Он на меня посмотрел, — пролепетала девочка сквозь слезы. Старик резко поднялся с кресла и смерил взглядом девочку. Та зашлась в очередном приступе плача.
— С меня хватит! Так и передай Марии, — голос глухой и скрипучий. Словно у старого священника в церкви, чьи стены возносились ввысь и растягивали каждую фразу, превращая ее в неразборчивый, но эффектный гул.
