Я спрятала лицо в подушку. Было неприятно от того факта, что этот человек меня так целовал. Уши до сих пор горели огнём. Губы болели. Слишком сильным был поцелуй. Дик целовался иначе. Едва касаясь губ. Я в тот раз поцелуй толком не ощутила. Этот же чуть меня без губ не оставил. И что теперь было делать? Первый порыв был пойти к родителям прямо сейчас и всё им рассказать. Но потом взяло вверх благоразумие. Во-первых, завтра папе на работу. Ему надо выспаться. Во-вторых, а что он мог сделать, если сам боялся этого человека?

Судьи всегда были отдельной кастой. А он ещё и судил элиту. У него было столько связей, что для него мы были чем-то вроде букашек. Такую букашку можно раздавить и не заметить, а можно поцеловать, потому что так захотелось. Я вытерла слёзы. После них наступила пустота и усталость. Противно было от всей этой ситуации. В итоге я решила, что никому ничего не скажу. Попыталась уснуть, но стоило мне закрыть глаза, как я вновь оказывалась в том кошмаре. Опять казалось, что он ко мне пристаёт. И ведь я понимала, что нахожусь в комнате, где я в безопасности, а отойти от случившегося не получалось.

Утром я спустилась к завтраку в самом строгом платье, какое у меня было. Оно застёгивалось под ворот. Волосы же оставила распущенными, чтоб скрыть уши, которые вызвали его вчерашний интерес.

– Опять всю ночь читала? – заметив мои покрасневшие глаза, спросила мама.

– Книга была интересная, – ответила я. – Уснула только под утро.

Судья сидел, уткнувшись носом в местную газету. Я помогла маме накрыть на стол. За это время выяснила, что Эрик заболел. Значит на праздник вести Марту мне.

– Всем приятного аппетита, – складывая газету, сказал Ларс. Его голос ножом резанул по нервам. Аппетита не было. Я еле в себя запихнула завтрак и постаралась сбежать на кухню. Находиться с судьей за одним столом было невыносимо. При этом судья вёл себя так, словно ничего не произошло. Но я помнила. Мне не могло это присниться.

Перемыв посуду, я вышла на улицу. Нужно было развесить бельё, пока не было дождя и светило солнце. Маме сегодня было некогда. Несмотря на то что она не стала сегодня брать к себе малышей из-за судьи, но сидела с Эриком, которому было сегодня совсем плохо.

Позади нашего дома был высокий забор, который защищал от бродячих собак и посторонних. Здесь мы сушили бельё, хранили дрова в сарае, мама по весне делала грядки с зеленью. Был уголок, где после школы играли Эрик и Марта. Небольшой участок был словно остров в нашем городе. Окна в эту часть не выходили из-за сильного ветра, что дул зимой с севера. Его порывы были такими сильными, что выбивали стёкла. Дом напротив нашего двора был вовсе одноэтажным и его окна не доходили до нашего забора.

Уютное место служило одно время нашим уголком с Диком. В то время у меня не было своей комнаты, да и оставаться наедине с молодым человеком в комнате было неприлично. Общаться же хотелось. Вот мы и сидели во дворике на лавочке и читали книги. Тут он мне и сделал предложение.

При мыслях о Дике сразу захотелось улыбнуться. Он был хорошим парнем. Светлым. Добрым. Такие в наше время были редкостью. Он мне напоминал странствующего рыцаря или менестреля…

Я почувствовала резки сладковатый запах, который раздражал нос. Выглянув из-за белья, я увидела судью, который стоял на крыльце и курил. Холодок прошёлся по спине. Я продолжила развешивать бельё, мечтая провалиться на месте. Хотелось верить, что всё вчерашнее было сном, кошмаром, который мне привиделся. Уши опять загорелись огнём.

Он спустился с крыльца. Подошёл к пожухлым грядкам. Посмотрел по сторонам и обернулся ко мне. Я застыла с пустой корзиной в руках. Его неторопливый взгляд прошёлся по мне. Неприкрытый взгляд. Медленные неторопливые шаги. Я могла бы сбежать, нырнув под развешенное бельё. Могла бы бросить эту дурацкую корзину. Но мне показалось, что это будет выглядеть по-детски. А я всё-таки была девушкой, которой не солидно бегать от людей. К тому же он мог извиниться за ночное помутнение. Я же тогда выглядела бы глупо с этой беготнёй.

Судья взял корзину из моих рук. Вначале у меня не было в планах её отпускать, но он дёрнул корзину на себя. Ручки выскользнули из ладоней. Корзина покатилась по земле. Я испуганно смотрела на этого человека. Надо было бежать, но ноги отказались слушаться. Он подошёл ко мне. Коснулся пальцами моего подбородка. Потрепал его. Я схватила его за руку, пытаясь оттолкнуть. Неожиданно его рука оказалась сильной, похожей на камень. Кинув сигарету под ноги, он наклонился к моим губам. Я попыталась отскочить от него, но было поздно. Его рука оказалась на моей талии, резко притягивая к себе. Горькие губы впились в мои. Я ощутила его зубы, которые прикусили нижнюю губу. Невольно вскрикнула. В этот момент его язык скользнул мне в рот. Противно, неприятно. Хотелось его выгнать, освободиться. Я пыталась его вытолкнуть, но с ним было бесполезно спорить. Он хотел целовать именно так, а моё мнение его не волновало. Я замерла. Вчера это помогло. Была надежда, что сработает и в этот раз.

Рука с талии переместилась ниже, скользя по моим ягодицам, заставляя прижиматься к нему. У меня перехватило дыхание. Ноги пронзило тысячами иголок. Губы онемели. Голова начала кружиться. Эмоции переполняли. И я не могла понять какие это были эмоции. Он отпустил меня. Провёл пальцами по моим губам, словно пытался стереть свой поцелуй. Я сделала шаг назад. Обо что-то споткнувшись начала падать. Он схватил меня за руку и дёрнул на себя. Стук сердца и я столкнулась с его каменной грудью. Что-то случилось. Мир остановился. Мы молча стояли, боясь нарушить этот миг, когда больше ничего не было, кроме шума в ушах и тяжёлого дыхания. Но вот всё вокруг завертелось с привычной скоростью. Я услышала голос Марты, которая кричала, что пришёл Дик. Это стало сигналом, чтоб схватить корзину и быстро пойти к дому, попутно вытирая рукавом губы.

Может стоило ему что-то сказать, но я растеряла все слова. Я не могла понять почему он так поступает. Причины этих приставаний оставались загадкой. Он же должен был знать, что я не могу ему активно сопротивляться, чтоб не возникло скандала. Знал, что мы его боимся и продолжал вторгаться в моё пространство. Может это была такая игра? Бывает же, что мужики на праздники перепьют и стараются сорвать поцелуй с губ, проходящих мимо девиц. Но что-то подсказывало тут дело было в другом. Я пока не понимала его мотивов, но и боялась того момента, когда они станут ясны. Это мне явно бы не понравилось.

Дик не удивился и не возражал, когда я сказала, что с нами пойдёт Марта. Стоило нам выйти за порог, как она начала болтать и строить из себя взрослую. Спросила Дика, что он думает о нынешних ценах на зерно. Пока Дик объяснял ей, что ему всё равно, а цены никак не влияют на его жизнь, я задумалась.

Дик был моим женихом. Можно сказать, что почти близким человеком. Одновременно он был другом. Таким другом, которому можно было доверить самое сокровенное. Подойти с любым вопросом. Если он не знал на него ответа, то спрашивал у знающих людей, вычитывал в книгах и объяснял. Я родителям так не доверяла, как ему. И вот сейчас у меня были проблемы. Если ночное происшествие ещё можно было списать на то, что мне привиделось, приснилось, на него напало затмение или судья лунатничал, то сейчас оправданий не было. Он делал это специально. Но зачем?

На ярмарке было шумно. Мы смотрели лошадей, которых привезли заводчики. Красивые лошадки, гордые и с добрыми глазами, серые в яблоках и чернее ночи, гнедые и со звёздочками во лбу – все они смотрели на людей с интересом или равнодушием. А люди рассматривали их. Спрашивали про родословную и призы. Здесь были ещё и спортивные лошадки.

Чуть дальше продавали коляски. Двуколки, кареты, крытые и без крыши. За несколько монет на коляске без крыши можно было прокатиться. Город у нас был небольшой. Наёмных экипажей не было. Они не пользовались спросом, в отличие от крупных городов и столицы. У нас можно было только проехаться в коляске, которая курсировала между городами. Но мы почти никуда не выезжали. Почувствовать себя леди с личным экипажем было здорово. Мы с Мартой аж два круга представляли, что это наша коляска, а мы едем на бал. На миг я улыбнулась, почувствовав, как ветер скользит по щекам. Солнце отражалось от начищенных деталей. Лошадки весело бежали по кругу. Как тут не улыбнуться. И опять холод. Вокруг круга было много людей, но я увидела его в толпе. Он заметил мой взгляд и опять даже не подумал смутиться. Настроение сразу испортилось. Пропало веселье и радость. Дик помог нам выбраться из коляски. Слушал мечтания Марты, а я поняла, что он не заметил моего страха, от которого хотелось чуть ли не кричать. Но я молчала. Стиснула зубы и молчала.