– А тебя как? Перейдем на ты, ничего? – обращается ко мне одна из телок.

– Конечно, давай на ты. Леопольд. Или Джейкоб.

– Да ладно, правда чтоли?

– Да нет, я шучу. Какие там еще фламандские имена есть? На самом деле я…

– Вы уже решили, что будете заказывать? – спрашивает Катя.

Некоторые уже решили, но я в числе тех, кто еще не решил.

Следует стандартный набор вопросов про работу и т.д. Я коротко рассказываю, что являюсь офисным планктоном «в сфере рекламы, но в одной не рекламной фирме, в которую устроился недавно, вернее это типа рекламный отдел большой компании, которая на подряде у всяких нефтегазовых корпораций», что вызывает некоторый интерес, т.к. их только что открывшемуся малому бизнесу, возможно, пригодится реклама, на что я замечаю, что занимаюсь только B2B, а не В2С, но все равно даю им визитки.

Я снова листаю меню. На обложке коллаж в виде короля Леопольда II.

– Вы знаете, кто это? – обращаюсь я к симпатичной телке, сидящей напротив Лизы.

– Нет, кто?

– Король Леопольд II.

– Какое интересное имя, прямо как у кота. Фламандское?

– Вероятно…

В это время Лиза и подруги обсуждают состоявшееся открытие выставки одежды в их ателье. Музыка в баре играет не слишком громко и можно нормально разговаривать.

– Король Бельгии.

– Ой, вот только не надо опять про этот экзамен, 100 лет назад было, – она отвлекается на комментарий своей подруги.

– Так вот, – я пытаюсь продемонстрировать свое знание статей из Википедии, которое сейчас можно назвать эрудицией, – он интересен тем, что устроил страшно жесткую эксплуатацию колоний Бельгии. Бельгийское Конго по какой-то хитрой схеме вроде как считалось чуть ли не частным владением короля.

– А в чем жестокость?

– Ну, пока в Европе не начали массово выпускать шины для карет и велосипедов, в Конго негров особо не прижимали. А вот когда вырос спрос на резиновые изделия, оказалось, что в Конго огромные запасы каучука, из которого тогда делали резину.

– Ты как-то очень издалека рассказываешь, – она хихикает, листая страницы меню.

– Я объясняю, что это он не со зла. А из экономических интересов. Конъюнктура рынка так сложилась, что стало очень выгодно торговать каучуком. Прямо как нефтью сейчас. Тогда его добывали вручную из деревьев. В общем, всем неграм в Конго установили нормы сдачи каучука, и кто в сутки ее не выполнял, тому отрубали руку, сначала одну, а потом другую. Отрубленные руки потом требовали как пруф, за них охотникам за неграми премии давали.

– Ужас, вот наверное за это негры нас и ненавидят.

– Мы же не бельгийцы, – вмешивается Лиза.

– А какая разница? Все равно белые, – говорит тот чувак.

– Да, у них там на Западе комплекс вины у белых сильно развит. И СМИ подогревают еще, – говорит та телка.

– Сам король, кстати, в Конго ни разу не бывал, – говорю я.

– Надо больше книжек читать. Не знала этой истории, – говорит Лиза.

– Это из интернета, – говорю я.

– Ты знаешь, моя любимая книга – это меню, – говорит Лиза.

Я заказываю говяжью щеку с пюре из пастернака. Блюдо меня разочаровывает – оно кажется наебательским и вообще не сильно отличается от еды в столовой офиса. После того, как я его съел, выпив еще один бокал пива, Лиза спрашивает:

– Ты куришь?

– Нет. Но могу составить тебе компанию, – подавляя подступившую отрыжку, говорю я.

– Давай.

Мы берем пальто в гардеробе и выходим на улицу. На выходе из подвала, в котором расположен бар, стоит скамейка, сидеть на которой уже холодно. От реки несет холодом.

Лиза закуривает и картинно выпускает облако дыма, которое сносит ветром мне прямо в лицо.

– Бармен тут знакомый моего приятеля, – говорю я, чтобы что-то сказать.

– У меня тоже есть один знакомый бармен. В одном баре на Некрасова. Приятель моего бывшего, – отвечает Лиза после затяжки, – ты, кстати, немного на него похож. Но наверное, не такой мудак. Хотя мне почему-то мудаки больше нравятся.

– На кого похож, на бармена? – оживленно спрашиваю я, хотя на самом деле знаю ответ.

– Нет, я про бывшего, – говорит Лиза.

– Покажи фотку, – не слишком решительно требую я.

Она показывает фотографии в Instagramе.

«Нихуя я не похож на этого хуя» – разочарованно думаю я. – Он был пониже тебя, – говорю я.

– Был? Да он и сейчас жив вроде. Да, мелкий довольно-таки, – говорит Лиза, стряхивая пепел.

– Я люблю высоких девушек. Чем выше, тем лучше. У меня самая высокая была 188. Повыше меня. Но хотел бы еще выше. Какую-нибудь баскетболистку, – мечтательно говорю я. – На три сантиметра, – подумав, добавляю я.

– Знаешь, не все такие. Некоторые комплексуют, я имею в виду парней. У меня подругу один заставлял…

– Не носить каблуки? – догадываюсь я.

– Ага, – она снова затягивается. Я смотрю, как дымит сигарета.

– Очень жалко, – говорю я.

Я вспоминаю, как одна знакомая шлюха-волейболистка ставила в анкете 170 см, хотя сама была 186 – объясняя это тем, что иначе можно отпугнуть клиентов.

– Одна моя знакомая на сайтах знакомств выставляла рост 170, при настоящем в 186. И специально приходила на свидания на каблуках, – вру я.

– Неплохой троллинг. Красота понятие относительное – неожиданно изрекает Лиза, потом резко встает лицом ко мне и спиной к реке, фотографируя себя на фоне реки и зданий на других берегах. Она снова садится на скамейку и продолжает: – Терпеть… не могу когда человека воспринимают только по внешности. Без учета внутреннего мира, – все это время она снова смотрит на реку. – Красивая подсветка – объясняет Лиза.

Я молчу.

– Но я не согласна, что у красивых женщин нет внутреннего мира. Будто они пустышки какие-то, – говорит она, кажется, вполне искренне.

– Не согласна? – спрашиваю я.

– Красивой женщине может еще сложнее приходится. Мужчин бесит, что она не их. Подругам, что они не она, – говорит Лиза.

– Ты что-то стала говорить больно пафосно. Так говорят вожди индейцев.

– В общем, потому и феминизм, так-то, нормальная идеология. Потому что это свобода и отрицание субъектности. Чтобы ко всем девушкам относились ровно. Независимо от внешности, равноправие, – резко повернувшись в мою сторону, говорит Лиза.

Подавляя еще одну отрыжку, я говорю:

– Я тебя в этом могу поддержать. Я ультрарадикальный ультрафеминист.

– Ты не можешь быть феминистом, только профеминистом, – выпуская из ноздрей две струи дыма, как драконша из «Шрека», говорит она.

– Да? А какая разница? – спрашиваю я, хотя на самом деле знаю ответ.

– Только женщина может быть феминистом. То есть феминисткой. Быть профеминистом означает признать, что ты с рождения обладаешь рядом привилегий, зачастую неосознаваемых, и являешься членом угнетающей группы населения. Минимизировать свое участие в системной дискриминации, которой мужчины подвергают женщин каждый день, отказываясь признавать этот факт. Сделать свою жизнь максимально свободной от предубеждений и стереотипов. Не использовать женщин (это самое сложное, как я поняла).

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.