– Это новый фильм из серии о непобедимом суперагенте мистере Смите.

Ремингтон заерзал плечами.

– Боже, Рем, ты только послушай название! – воскликнул Мо, – оно поразительно круто! Это невероятный хит! Я вижу огромную кассу!

– Итак, – протянул Ремингтон вопросительно.

– «Умри сегодня навсегда, но не прямо сейчас, а потом, но скоро»!

– Неплохо, – сказал Ремингтон, – мне нравится. Я вижу потенциал. Публике понравится.

– Конечно, – радостно сказал Мо, – мистер Смит не может проиграть или умереть. Он всегда с нами. Он часть нас. Он – актив общества, общество не может потерять его. Истинный народный герой с привкусом британского аристократизма. Это тебе, черт возьми, не «Матрица»! Конечно, будут и напарники – черная одноногая трансгендер-лесбиянка, которую сыграет Скала и Майкл Фассбендер в роли шефа мистера Смита, Нельсона Манделы. Потом еще тот парень из спин-оффа «Железного паука – 3: Мести в воображении»…

– А кто режиссер? – Ремингтон прервал восторженный поток Мо.

– Новый парень в этом деле, но, говорят, талантливый. Наш мексиканский друг. Тоже восходящая звезда. Спилберго, ты, наверное, слышал?

Ремингтон поморщился:

– Ты же знаешь, я не очень доверяю новичкам.

– Это очень талантливый новичок, Рем. Все боссы на него ставят.

– Боссы много на кого ставили. И где они теперь?

– И все же, каков твой ответ? Ты в деле?

– Конечно, Мо, я всегда в деле.

– Ну вот и отлично! Соберись, дружище! Ты в последнее время сам не свой. Что случилось? Эвелин опять чудит?

– Нет, Мо. Мне кажется, я немного сбился с пути. Мне кажется, Эвелин никогда не была тем человеком, который мне нужен. Я хотел бы быть как ты, но…

– Но?..

Глядя в окно, Ремингтон говорил:

– Знаешь, иногда я думаю о тебе и Эдне… Я тебе завидую, потому что у тебя есть кто-то один. Один и тот же человек все эти 30 лет. Ты с ней просыпаешься, ты с ней спишь, ты с ней ешь, занимаешься любовью с одной и той же женщиной. Вы каждый раз просыпаетесь вместе. А я шляюсь с какими-то 20-летними, которые хотят только веселья и дешевого секса, секса, секса… Девки, которые не могут сказать «нет», которым вечно мало, вечно надо еще и еще, и еще, «теперь ты надевай наручники», господи, сколько раз я это слышал, а я, я просто хотел любви, всего лишь хотел, чтобы меня любили, Мо… – Ремингтон снова посмотрел на Мо. У того изо рта шла пена. Заметив взгляд Ремингтона, Мо быстрым движением вытер пену рукавом пиджака и произнес:

– Ничего страшного, Рем, старина. Уверен, ты еще найдешь любовь всей своей жизни.

– Ты знаешь, Мо, дружище, мне кажется, что я уже нашел ее… – сказал Ремингтон, выходя из кабинета.

Ремингтон прошел мимо секретарши Мо и запрыгнул в свой «Феррари». Он мчался на свидание с ней, с Патрицией Дорси. С новой суперзвездой. С актрисой из «Потемок», кумиром подростков во всем северном полушарии. Ее милое эмоциональное лицо, на котором равно играли радость и печаль, обладающее совершенной красотой, 18 лет, идеальное тело. Сегодня она станет его.

Он уже входил в огромные двери «Баркадии» из красного дерева и мореного дуба.

Она уже сидела за своим столиком у огромного окна.

– Привет, детка, – Ремингтон поцеловал Патрицию в щеку, а она ответила долгим страстным поцелуем. В свете заходящего солнца седина на висках Ремингтона казалась снегом с вершины Эвереста.

– Ты опоздал, – надувая губы, произнесла Патриция.

– Детка, ну не надо дуться, не порть наших редких встреч.

– Ты знаешь, Макс тоже всегда опаздывал.

– Старина Макс Фактор.. Отличный парень, что и говорить! Он неплохо сыграл в той телеверсии «Отверженных».

– Ты же прекрасно знаешь, что Макс Пауэр, а не Макс Фактор, был моим вторым мужем. Это был прекрасный, сильный мужчина, с благородной сединой на висках, подобной снегам Антарктиды, решительный и гордый, который всегда знал, что хотел и брал, что хотел. И говорил, что хотел. Каждое его слово было для меня законом… впрочем, у нас не так и много времени было на разговоры. Большую часть нашего времени мы занимались делом и он был очень силен в этом плане. Словом, он, безусловно, обладал всеми теми достоинствами, которых не достает тебе… – сильно и страстно говорила Патриция и глаза ее вспыхивали изумрудным огнем, когда она произносила имя Макса…

– Ни один из них, пришедших до или потом – ни Фонзи Гаррет, который был первым, ни Билл Дьюк что был третьим, ни Каддилак Форд, ставший четвертым, не могли и близко сравниться с Максом… Макс… Макс Паэур был особенном человеком, – продолжала Патриция.

Ремингтон внимательно слушал, ловя каждое ее слово, ни пропуская ни одного звука, исходившего из ее безупречно очерченного рта, ярко-алого от губной помады «Диор»…

– Почему вы расстались? – проговорил он тихо и хрипло.

– Рак отнял его у меня, – продолжала она свою грустную историю, – Я… Я не могла смотреть, как он уходит, как он становится все слабее. Но он смог преодолеть это. И не простил меня, не простил мое предательство. Он ушел… к моей сестре Мейбилин, – слезы как хрустальные льдинки засеребрились у нее на глазах.

– О, Патриция! Ты не виновата. На твоем месте так поступили бы многие женщины, но ты вела себя мужественно. У тебя не было выбора. Неужели он не понимал этого?

– Он так и не простил, не простил – она говорила все тише.

Ремингтон вдруг почувствовал острую жалость к этой женщине. Что будет дальше между ними? Неужели это именно то, чего, казалось, он так и не изведал, несмотря на все эти мимолетные интрижки с молоденькими шлюшками, которые могли дать молодое тело, но ни разу еще не дали то истинное сродство душ, то ощущение искренней близости, воспетое его собственными героями в его собственных мелодрамах? Солнце садилось в море над террасой, огромные лимузины развозили последних гостей, а они все сидели и говорили. И кажется сами звезды рыдали…

…Пум пум пум тын тын тын ту ту тун.

Звенит будильник. Я привстаю на огро… блять, на диване.

В Петербурге, в Петроградском районе, на короткой и уютной улице Чапаева, в здании бывшего балалаечного завода им. А.В. Луначарского, расположились присутственные места по вопросам государственного оформления прав на недвижимость в Ленинградской области. Российское присутствие XXI века, кадастровая палата Управления Федеральной Службы Государственной Регистрации, Кадастра и Картографии, очень похоже на известную иллюстрацию начала 1910-х годов об устройстве капитализма в виде пирамиды: мы работаем для вас, мы охраняем вас, мы судим вас, мы управляем вами. Первый этаж присутственных мест – сущий ад. Зал с грязными стенами, обшитыми убогими пластиковыми панелями, имитирующими дерево, несколько банкоматов для оплаты государственных взносов, ряды обшарпанных стульев, будто взятых с автовокзала. Очередь, очередь, постоянная очередь в любые часы работы, ее нельзя сделать меньше даже с помощью электронной регистрации и бумажных билетиков, которые выдает специальный автомат. Очередь состоит по большей части из озабоченных, напряженных, нервных пенсионеров, хлопочущих о своих дачных участках. С другой стороны, в крошечных окошках прячутся девушки, принимающиеё одного пенсионера за другим, с 8:30 утра до 19:00 вечера. Зимой пенсионеры занимают еще больше места в своих объемных пальто и синтепоновых куртках. Летом, в дачный сезон, они беспокоятся больше обычного, они не понимают девушек с первого раза, девушек, которые и сами не всегда понимают, что говорят они и что говорят им.

Ад первого этажа сменяется вторым этажом. Здесь два огромных зала забиты маленькими квадратными ячейками из ДСП, в которых группа учета производит первичную обработку всех поступающих снизу документов. Изможденные клерки с зарплатой в 30 тысяч перекладывают горы старых, советских и современных бумаг по недвижимости, земельным участкам и квартирам, всматриваются в слепые ячейки бесконечных экселевских таблиц на дешевых квадратных мониторах Dell.