Но Эдвард был наивен, если думал, что она так легко отдаст всю инициативу в его руки. Подхватив настрой любимого, Белла стала жадно целовать его лицо, линию скул, ямочку на подбородке; легко, но чувствительно прикусила мочку уха и подула на неё, срывая искрящийся смех с его губ. Она целовала его грудь, плечи, руки, ладони, пальцы, щекотала поцелуями живот, кружа у ремня. Игриво лизнула языком кожу у линии джинс, но тут же вновь стала подниматься вверх – коварно!.. Эдвард уже дрожал от желания, а Белла ликовала от осознания того, что он её, её, только её!

- Изабелла, пожалуйста… - хрипло слетело с его губ, - не могу больше… ты меня с ума сведёшь…

Этот хрип прошёл сквозь неё, вызывая ответную дрожь. Её пальцы быстро расстегнули ремень, она спустилась чуть ниже, стаскивая джинсы. Через считанные мгновения к ним присоединилось и кружево её белья.

Вот уже нет преград – только разгорячённая кожа… кожа к коже, огонь к огню, миллионы искр, бушующее пламя, пламя огня, где они горели, горели без остатка.

Эдвард облокотился на дверцу кухонного шкафчика, так, чтобы ему было удобно сидеть, подтянул любимую ближе к себе. Вот уже её ножки обвились вокруг его талии – она вплелась в него, как цветок орхидеи вплетается в лиану. Ладони Эдварда накрыли спину Беллы, пальцы наигрывали только им двоим известную мелодию на струнах её рёбер, подушечки легонечко отбивали ритм на трогательно выступающих лопатках – они играли свою музыку.

В руках Эдварда откуда-то оказалась плошка с тем самым кремом, что так самозабвенно готовила Белла – и когда он её стянул со стола?! Он окунул палец в тёплый шоколад и коснулся её кожи. Каллен рисовал шоколадом узор на сливочной коже любимой. Пальцы творили замысловатые завитки, которые второпях слизывали губы – она была его самым любимым десертом. Шоколадная Белла… У той не было сил ни на что, кроме стонов, она слегка раскачивалась в его руках, позволяя ему любое безрассудство, она была его шоколадом, любовно поглощаемым в этот момент.

Когда Эдвард сполна насладился сладостью сливочно-шоколадной кожи любимой, его руки сильнее сжались на её спине, устремились ниже, накрыли ягодицы и сомкнулись на них… Белла откинула голову назад, открывая простор лебединой шеи, которая манила губы Каллена. Он ласкал это атласное совершенство, пробегал губами выше, скользил по подбородку, касался уголка губ… её губы… Вот он поцеловал один уголок, вот – другой, розовый язычок вынырнул из её рта и облизнул только что поцелованный уголок…

Нежность уступала страсти, напору, желанию. Пальцы ласкали, впивались, вжимались… тела плотно сплелись в единый симбиоз… орхидея опутала лиану… вплелась в неё, став её частью. Стоны музыкой парили в воздухе, в этих звуках танцевали снежинки муки, искрились бриллианты крошечных частичек сахарной пудры, к ним присоединялись солнечные зайчики и первые летние бабочки, влетевшие в распахнутое окно… Это и было счастьем – двое, ставшие единым целым…

Когда его стон переплелся с её стоном, они замерли в объятиях друг друга. Страсть медленно сдавала права неге и ласке, нежности и какой-то щемящей потребности не размыкать объятия, не отпускать, будто они ещё не совсем растворились друг в друге.

Эдвард не отрывал глаз от Беллы – столько всего было в его взгляде! Там плескалась любовь, искрилась нежность, были там и всполохи страсти, поволока только что испытанного единения… Он обожал её…

- Эдвард, мой Эдвард… - выдохнула Белз.

Он прижал её хрупкое тело ближе к себе, каждая клеточка его кожи чувствовала, какая она маленькая и любимая, чувствовала, что она создана для любви, заботы и обожания. Пальцы Каллена ласкали её, его губы нежно касались обнажённой кожи. Сейчас он не разжигал огонь – он согревал своим теплом.

Белла немного пришла в себя. Она распахнула глаза и посмотрела на Эдварда. Тот щурился от солнца, что уже бессовестно завладело кухней, его ресницы были припорошены мукой, как снегом – это было сказочно красиво! Белз протянула руку и коснулась пальчиком кромки ресниц - Эдвард замер.

Она касалась его легко, будто её пальчики были крылышками мотылька. «Крылышки» обвели контур полукружий ресниц, мягко коснулись век, пробежались по изгибам бровей, аккуратно стряхивая муку. Эдвард блаженно закрыл глаза: ему хотелось, чтобы эта ласка не прекращалась. В этих маленьких заботливых касаниях её пальчиков было больше, чем вся страсть, которой они только недавно предавались. Пальчики любимой шептали о безграничной, беспрекословной, всепоглощающей любви – это было щемяще нежно…

Когда её губы коснулись закрытых глаз Эдварда, с его губ слетело едва слышное:

– Люблю…

***

Белла всё-таки испекла торт - тот, словно напитавшись их любовью, получился столь же нежным, сладким, с лёгкой шоколадной горчинкой, тающей прямо на губах.

Почти весь день они провели на террасе, сидя на мягком, согретом солнцем ковре, наслаждаясь нежным ароматом жасмина, друг другом и воспоминаниями о прекрасных мгновениях, давно оставшихся в прошлом, но так и не забытых никем из них. Они пили терпкую граппу и кормили друг друга с ложечки шоколадным тортом. Эдвард нарочно пачкал губы Беллы, чтобы потом самому блаженно слизывать с них остатки десерта, вызывая у любимой взрывы искристого смеха.

- Это мой рай… - шептал он, - ты - мой личный рай на земле…

В перерывах между шоколадным лакомством и поцелуями, они, немного опьяневшие от крепкого вина, вспоминали школьные годы, уроки танцев, вспоминали, как не решались признаться друг другу в своих чувствах, и первое свидание, ловко устроенное Эдвардом.

- Я думала, что твои задания никогда не закончатся! С каждым разом они становились всё изощрённее! - смеялась Белла, тесно прижимаясь к Каллену. - Под конец я уже было решила, что ты просто подшутил надо мной!

- А я всё ждал и ждал тебя на этой дурацкой крыше! - вторил ей тот. - Замёрз страшно! Боялся, что ты так и не найдёшь меня, чтобы спасти от жуткого холода…

Когда Каллен отлучился за ноутбуком, чтобы Белла снова смогла засунуть свой любопытный носик в его новую книгу, она впервые за день взяла в руки мобильник – восемь пропущенных от Джейка. Уже знакомые чувства вины и стыда тугим узлом стянули живот. Необходимость снова лгать поднимала в душе тёмные волны протеста, но и не перезвонить мужу Белла не могла.

- Ну, и почему ты весь день не берёшь трубку? - вместо приветствия спросил тот, ответив уже после второго гудка.

- Телефон был на беззвучке, я его еле нашла… за диваном… - невнятно пробормотала Белз, чувствуя, как щёки стремительно заливает румянец.

- А как насчёт домашнего? - напирал Джейк.

- Я несколько раз выходила… прогуляться… потом ещё в магазин…

- Я беспокоюсь о тебе, родная, - устало вздохнув, уже мягче проговорил он.

- Знаю, прости меня, Джейк, - крепче сжав телефон, прошептала Белла. - Как дела у твоей мамы?

- Всё хорошо. Она передаёт тебе привет.

- Ей тоже передавай. А как Мелл?

- Сама у неё спроси!.. - рассмеялся Джейкоб. - Она стоит рядом и нагло вырывает у меня телефон… Эй!..

- Мама, мама, мамочка! - весёлым голоском пропела Мелани. - Представляешь, бабушка испекла мой любимый шоколадный торт!

Белла невольно вздрогнула и покосилась на их с Эдвардом тарелки с остатками приготовленного ею десерта.

- И я съела сразу три куска! Чуть не лопнула, но было так вкусно… ммм… очень вкусно, мам! - продолжала тараторить Мелл.

- Ты ж моя сластёна! - улыбнулась Белла, вдруг почувствовав острую необходимость увидеть свою малышку, провести рукой по её каштановым, непослушным волосам, погладить бархатистую щёчку. - Я соскучилась по тебе, la mia notte viola (моя ночная фиалка – пер. с итальянского) …

- Я тоже, мамочка! Но мы ведь увидимся уже завтра, да, мам?

- Конечно, солнышко, уже завтра вечером.

- Тогда я побежала, хорошо?

- Доедать шоколадный торт? - со смехом уточнила Белла.

- Ещё только один кусочек, мам, чес слово! - в трубке послышался звонкий поцелуй, а затем - гудки.