Вдруг сильные руки поймали тонкую фигурку – Белла вздрогнула от неожиданности и покачнулась, но в тот же миг оказалась в цепком капкане рук Эдварда.

- Богиня кухни колдует?! – игриво пропел он на ушко, усадив её к себе на колени.

По пояс обнажённый и только из душа, он был таким тёплым и так хорошо пах… Боже, она узнала бы его запах из тысячи других! Кожа любимого была немного влажной и слегка припорошенной мукой – величайший соблазн, с которым не сравнится даже самый лучший швейцарский шоколад!

- Ты очаровательна, когда поёшь и пританцовываешь в обнимку с миской и ложкой, - рассмеялся Эдвард.

- Кто-то проснулся в отличном настроении? – в тон ему пропела Белла, с наслаждением купаясь в его искрящемся взгляде. Никакой тоски, никакой боли и никакого отчаяния – только абсолютное, бескомпромиссное счастье и любовь!

- Да, и не я один! – ловкие пальцы Эдварда коварно пробежались вдоль её рёбер, будто те были струнами арфы, а он желал извлечь из инструмента самый прекрасный в мире звук - её смех.

– Эдвард! – воскликнула Белз. – Что ты делаешь?! Пусти! Мне нужно… нужно… - сквозь смех проговорила она, изворачиваясь в его руках, пытаясь вырваться, но тот крепко держал свой драгоценный инструмент.

В эту минуту любимая была так очаровательна, что Каллен просто не мог отпустить её! Он, наивный, ещё не знал, что в её маленьком кулачке есть грозное оружие – горстка белоснежной пушистой муки! Оп, и белое облако накрыло Эдварда, он на секунду растерялся и ослабил хватку – это и было ей нужно!

Белла вскочила на ноги, встряхнула каштановыми кудрями, что свободолюбивой волной окутывали её плечи, цепкая ручка схватила ещё горсть муки и с точностью снайпера кинула в Эдварда. Тот хохотал и увёртывался, наклоняясь из стороны в сторону, старался приблизиться к ней, но Белла ловко маневрировала вокруг стола.

В порыве легкомысленности она упустила тот момент, когда Эдвард подъехал к столу – и вот уже в его ладони зажато грозное белоснежное оружие! Белые пушинки незамедлительно устремились в сторону Беллы! Маленький снежный вихрь закружил вокруг, укрывая её тончайшей пушистой вуалью, пара особо коварных частичек муки заставила Белз смешно сморщить носик и чихнуть – в этот момент она напоминала Каллену очаровательного мышонка, который по незнанию залез в куль муки и сейчас выбирался оттуда.

Эта маленькая замешка дала Эдварду фору, и его рука уже схватила край рубашки, надетой на Белле – это была его любимая рубашка, которую та решила этим утром беззастенчиво присвоить. Изощрённое преступление, требующее столь же изощрённого наказания!

Однако Белла не растерялась и ловко вырвалась из коварного захвата. Эдвард понял, что противник ускользает, а допустить этого он просто не мог! Как вообще можно упустить такого противника?! Одни её ноги, выглядывающие из-под пол рубашки чего стоили! А эти щёчки, перепачканные мукой, и крошка шоколада на алой губке?.. Нет, этот соперник просто обязан ему покориться!

Однако у соперника на это счет были совершенно иные планы. Конечно, она была не прочь упасть к нему в объятья, но сперва ей хотелось наиграться – нет, она точно вернулась в беззаботную юность!

Когда запасы мучных снарядов исчерпали себя, в ход пошла тяжелая артиллерия – сахарная пудра… Это было сладко! Искристо! Из кулачка Беллы вылетела первая партия сладких переливающихся снежинок, которые поспешно опустились на плотоядно улыбающийся рот Эдварда – он тут же облизнул губы. Это было провокационно! Белла замерла, зачарованная восхитительным зрелищем – ей самой захотелось стать частичкой сладости на губах Каллена, чтобы его язык облизнул её губы…

Это и было первым шагом к капитуляции. Эдвард, заметив её минутное замешательство, ловко обхватил пальцами хрупкое запястье, легонечко потянул на себя, и любимая пала в плен его объятий. Он крепко прижал её к себе. Они оба были перепачканы мукой и пудрой, они оба напоминали снежинки, которые перепутали время года и сейчас таяли в неизвестно откуда взявшемся тепле – тепле, что рождала их близость.

Эдвард притянул к себе ладошку Беллы, на которой бриллиантовым блеском переливались крохотные частички пудры, так и манящие облизнуть их, они беззастенчиво обещали ему небесную сладость. Как он мог противостоять этому искушению?! Сладкая нежная кожа Беллы, припорошенная сахаром – восторг, чистый восторг! Каллен прильнул губами к изящному запястью и лизнул тонкую кожу, точно над голубоватой венкой, которая забилась сильнее от ощущения тепла его губ. Он провёл языком по этой тонкой линии, скользя вверх, к маленьким сладким пальчикам… её пальчики… Он точно знал: на кончике указательного застыла капелька шоколадного крема, который Белла забыла облизнуть. Спасибо ей! Это его! Вот уже губы Эдварда сомкнулись вокруг её пальчиков – он со стоном гурмана, лакомящегося самым изысканным десертом, слизнул капельку шоколада…

Этот стон и его губы, ласкающие её пальцы, творили с Беллой просто невероятные вещи! Тонкий хлопок рубашки вдруг показался невыносимо жарким, белье ненужным – да зачем оно ей нужно, если только от одного его стона она готова была со скоростью олимпийской чемпионки выпрыгнуть из него?! Всё, что она хотела, всё, чего желала, – это чувствовать губы любимого на своей коже, чувствовать его везде, каждой клеточкой, чтобы всё её существо было пропитано им, чтобы она растворилась в нём, как сахарная пудра растворялась в неге его рта.

Эдвард ласкал её ладошку, наслаждался ею, одной рукой продолжая крепко удерживать её у себя на коленях: глупый, он думал, что у неё есть силы выскользнуть, он не знал, что в этот миг она была приклеена к нему как карамель, - её невозможно было отделить от него, разве только заставить растаять… И Белла таяла…

Губы Эдварда блуждали вдоль изгибов её хрупкой руки, припорошенной мукой – там, где побывали его губы, оставалась чуть влажная дорожка. Белла в сладкой истоме прильнула к нему ещё ближе – сквозь ткань рубашки она чувствовала огонь его обнажённой кожи, силу мышц и громкий стук сердца, этот стук проходил сквозь неё, вызывая дрожь, заставляя её сердечко биться в унисон с его.

Белле казалось, что она сейчас загорится: ей было жарко и холодно, ей хотелось избавиться от ненужной одежды, её ручки опережали ход сумбурных мыслей, пальчики свободной руки сами расстегивали пуговки рубашки. Горячая рука Эдварда скользнула под распахнувшуюся полу, и его пальцы с силой сжались на талии любимой, прижимая её как можно ближе.

Белз откинула голову, выгибая спину ему навстречу, его губы поцелуями блуждали по открывшейся кремово-сливочной коже, он зубами подхватывал черную ленточку, кокетливо завязанную бантиком, который венчал кружево её лифа. Пальцы сильнее сжались на нежной плоти хрупкого стана – боль была чувственной и немного отрезвляющей. Пальцы Эдварда будто сказали ей: «Взгляни на меня!»

Когда изумрудная зелень её глаз встретилась с темнотой его серых, Эдвард потянул зубами за черную ленточку – это было порочно, сексуально и крайне чувственно. Они не могли оторвать взгляда друг от друга. Руки синхронно потянулись навстречу. Вот уже она избавлена от рубашки, тут же отброшенной куда-то в угол кухни…

Вот двое плавно переместились на любовно согретый солнцем пол. Эдвард перекатился так, чтобы Белла была сверху, но инициативу он не спешил ей отдавать. Это был его день, и она была его десертом, его шоколадным десертом, которым он неторопливо наслаждался. Каллен то притягивал её невыносимо близко, так, что она уже не понимала, где он, а где она, то отстранял её, чтобы полюбоваться.

В лучах утреннего солнца Белз сияла. Быть может, это было лишь его воображение или переливы сахаристых снежинок на атласе кожи, но она сияла! Эдвард оттянул кружево её лифа, медленно провел подушечкой пальца вдоль запретной линии и прижался поцелуем к обнажённой груди. Он ласкал и нежно покусывал упругую плоть. Рука Беллы взметнулась вверх, ладошка накрыла основание его шеи, и стон сорвался с её губ. Она выгибалась, как кошка в руках любимого хозяина. Его руки, его губы творили с ней невероятные вещи. Белз уже не понимала, где она, - только чувствовала, что парит, парит где-то в небесах. Он возносил её к небесам…