Я видел, что он хочет спросить меня ещё о чём-то, но всё никак не решается. Мне и самому необходимо было рассказать ему всю правду, начиная с самого начала. Эта ноша давно уже стала мне не по силам.
- Сынок, скажи мне правду, - отец осторожно обхватил мою ладонь своими, - это всё из-за неё? Из-за Беллы? Я нашёл в твоей комнате её фотографии… много фотографий…
Карлайл замолчал и выжидающе посмотрел на меня. Сам того не подозревая, этим вопросом он облегчил мне задачу, но я по-прежнему не знал, с чего начать и какие подобрать слова, чтобы объяснить ему свой поступок.
- Нет-нет… то есть да… нет! Всё так сложно… Лучше начать с самого начала…
Я был уверен, что мне трудно будет связно рассказать отцу о когда-то принятом мной решении, о своём расставании с Беллой, о своей лжи – обо всём том, что все эти годы мучило меня, камнем висело на шее, утягивая всё глубже, на самое дно, которого я почти достиг прошлой ночью. Но нет, слова, столько лет томившиеся в неволе, обретя наконец свободу, сами слетали с моих пересохших губ и врезались в застывшего Карлайла, чьи пальцы с каждой минутой всё крепче сжимали мои.
Наконец я замолчал, обессиленный долгим рассказом. Единственное, о чём я был уже не в состоянии говорить, – это о своём телефонном звонке в дом Свонов и ещё о Джейке, который теперь составлял счастье Беллы.
- Но как же так?! Господи! Эдвард, как же так?! – потрясённо воскликнул отец. – Я не понимаю, как такое возможно?! Зачем ты взвалил на себя эту ношу? Зачем?! Нет-нет, я понимаю, что двигало тобой, но… Это же всё безумие какое-то! Господи! А Белла?.. Так легко поверила после всех лет, после всего того, что было между вами! Как же так?! И это любовь?! Это вы называете любовью?!
- Отец! – мой хриплый выкрик получился резким и грубым, как пощёчина.
- Нет-нет, прости меня, сынок! Ради бога, прости! Я не то хотел сказать! Не слушай меня… Я сам не знаю, что говорю… Вы же дети, господи, какие же вы ещё дети! Глупые, несмышлёные, но уже такие несчастные! Что же вы наделали, что натворили! Боже мой!
Тяжело дыша, Карлайл замолчал и прижал к своим губам крепко сжатую в кулак руку, стараясь сдержать слёзы. И если ему это неплохо удавалось, то у меня не выходило вовсе. Да я и не пытался, напротив, я с благодарностью принимал каждую слезу, катившуюся по моим щекам. Это было такое облегчение! Как внезапный ливень, обрушившийся на растрескавшуюся землю, измождённую долгой засухой.
- Прошу, не говори ничего маме и Элис, - сглатывая слёзы, попросил я. – Хочу, чтобы этот разговор остался только между нами.
- Конечно, как скажешь, сынок, - пальцы отца снова сжали мои. – Но, может быть, ещё можно что-то исправить? Может быть, ещё не поздно? Ты не знаешь, где сейчас Белла?
- Нет, папа, слишком поздно… Она замужем, и у неё есть дочь… – Я старался говорить спокойно, но каждое слово всё равно до самых краёв было наполнено невыразимой горечью и болью.
- Мне жаль, сынок, мне так жаль! - Отец наклонился ко мне и притянул к себе, сначала осторожно, но потом всё смелее, всё ближе, всё крепче. – Но как же ты столько лет, молча, держал всё это в себе? Как ты справился с такой тяжкой ношей? Как?! Мой маленький, мой глупый, мой родной и такой сильный мальчик, как?!
- Нет, я не справился… перестал справляться! – Мне хотелось обнять отца в ответ, но резкая боль в руках разом вытеснила из лёгких весь кислород. Едва отдышавшись, я горячо зашептал ему: - Помоги мне, папа! Пожалуйста, помоги! Мне так нужна твоя помощь!
- Конечно, сынок, конечно! – Отец прижал меня к себе ещё крепче, хотя всего мгновение назад казалось, что крепче просто не бывает. Его пальцы беспрестанно гладили меня по голове, утешая, словно я был маленьким испуганным мальчиком. – Мы справимся со всем этим! Вместе мы выберемся из этой депрессии, вот увидишь! Нужно начать с малого: сменить обстановку, например, купить дом где-нибудь в Италии? Ну, как тебе? Да? Ты согласен? Помнишь, как ты всегда любил Италию? Мы найдём тебе подходящий дом, мама поедет с тобой и останется там на столько, на сколько захочешь. Вы будете с ней гулять, кормить голубей. Только представь! Да? Ты снова начнёшь писать книгу. Всё образуется сынок, не сразу, но обязательно образуется!.. Однако ничего не выйдет, если ты не сможешь простить себя. Ты должен простить себя, слышишь? Да? Вот и хорошо… Ты сможешь, я знаю! И ты это знаешь! А мы всегда будем рядом, всегда! Мы любим тебя! Никогда не забывай об этом, хорошо? Только не забывай!
Не в силах произнести ни слова, я просто с благодарностью согласно кивал на каждый вопрос отца, чувствуя, что постепенно начинаю отогреваться в его объятиях, полных любви и поддержки, и холод – проклятый холод! – наконец уходит прочь.
========== Глава 27. Люблю тебя, мой жестокий друг!.. ==========
К его губам хочу прижаться,
Хочу прильнуть к его груди,
В его “люблю” хочу купаться…
О, Господи, не осуди…
Не осуди, что я украдкой,
Тайком к нему бегу опять…
Мне страшно, горько, стыдно, сладко…
Всех чувств моих не передать…
Не осуждай меня, не надо,
Ты накажи - я всё стерплю,
Не испугают муки ада -
В сто крат сильней его люблю!
Май 2012 года
Два дня, Боже, целых два дня! Два долгих, бесконечно долгих дня прошло с тех пор, как Белла заставила себя уйти от Эдварда. Она и подумать не могла, что эта разлука затянется так надолго.
Пока Белла возвращалась домой, петляя по узким, освещённым фонарями улочкам, погрузившимся в сонную дремоту, с каждым шагом в ней крепла решимость немедленно поговорить с Джейком, рассказать ему всё на чистоту. Мысленно она выстраивала длинные монологи, полные сожаления о том, что всё вышло именно так; полные благодарности за всё то, что он самозабвенно подарил ей, ничего не требуя взамен; полные просьб о прощении и надежд на то, что они смогут остаться друзьями, хотя бы ради Мелани.
Но вся решимость обратилась прахом, стоило ей только переступить порог дома, наполненного весёлым смехом Джейкоба и Мелл. Разве могла Белла вот так вот взять и с размаху бесцеремонно грубо разрушить счастье человека, которого любила? Ведь она действительно любила мужа, пусть и не той любовью, которую он терпеливо ждал от неё – ждал, но так и не дождался. Белле нужно было время, хотя бы немного времени, чтобы подобрать правильные слова, способные хоть как-то смягчить удар. А ещё нужно было дождаться более подходящего момента для разговора, когда они останутся вдвоём, без Мелл.
К тому же Белла чувствовала себя совершенно уставшей, разбитой, опустошённой. Ослепительное счастье от столь желанного и волшебного обретения Эдварда перемешалось с невыразимой болью, затопившей глаза любимого, в которую она сегодня погрузилась с головой, почти утонула. Этот сладковато-горький напиток опьянил Беллу, лишил её возможности здраво мыслить. Только не сегодня…
Сославшись на головную боль, она сразу же легла спать, едва найдя в себе силы на то, чтобы просто скинуть с себя одежду, и проспала больше двенадцати часов.
Проснувшуюся на следующий день Беллу ждал не слишком приятный сюрприз: из Форкса прибыли коробки с их вещами, которые ей предстояло распаковать и разложить всё по местам. Где-то в недрах этих коробок затерялись важные чертежи Джейка, которые нужны были ему уже к понедельнику, так что Белле не оставалось ничего другого, как вплотную заняться их разбором. Сам же Джейкоб в это время устраивал Мелл в местную школу, что оказалось совсем непросто, особенно учитывая почти закончившийся учебный год.
Не проходило и минуты, чтобы Белла ни вспоминала Эдварда, его длинные изящные пальцы, что блуждали по её телу, лаская и узнавая, его горячие нежные губы, шепчущие слова любви, мольбу о прощении и просьбу остаться с ним. А ещё его глаза, в которых, казалось, навсегда поселились незваные гостьи: боль, тоска и тревога – три коварные подруги, способные враз лишить покоя, искалечить душу и до самого основания разрушить жизнь. И Белла вовсе не была уверена, что даже ей и её любви под силу прогнать их оттуда.
