- Сетясь! – Не растерявшись, Мел полезла в свою сумочку (о да, она росла настоящей модницей!) и извлекла оттуда небольшой прямоугольник картона с номером нашего домашнего телефона и адресом, который всегда лежал там на случай, если она потеряется, или случится еще что-то непредвиденное. – Во! Только не забуте, позалуйста!

Это было сказано таким деловым тоном, что мы с Джейком, переглянувшись, не смогли сдержать смех.

- Будет исполнено! – шутливо козырнул парень, заставив мою дочь смущенно улыбнуться.

Попрощавшись с Джейком, мы вернулись к машине и поехали в Форкс. Всю обратную дорогу мне не давала покоя реплика Мелани о том, что у нас нет папы. Было бы неправильно с моей стороны сделать вид, будто бы эта фраза дочери не имеет значения, нужно попытаться хоть что-то объяснить малышке, причем на доступном для двухлетнего ребенка языке.

Мы зашли в дом, дочка была утомлена, она вяло плелась за мной, я взяла ее на руки и поднялась в детскую, думая, что переодену и уложу спать, но ее вопрос об отце звенел в ушах.

Я посадила Мелли на колени, в этот день она была особенно внимательной, задавая вопрос за вопросом, мне казалось, она вслушивается в каждое мое слово. У нее в руках был зажат Мистер Дейч, малышка не отпускала его почти никогда, и в последнее время стала называть его папой. Меня пугало это, все чаще я стала чувствовать свою вину перед собственным ребенком, особенно в такие моменты, когда Мелли, прижималась ко мне, обнимая мягкую игрушку.

А сегодня, она так резко сказала, что у нее нет папы – я была растеряна, напугана, озадачена. Дочка была такой теплой, мягкой, она была отдушиной, радостью, моим счастьем, и мне было больно, оттого что я отняла у нее отца, ведь я на самом деле сознательно отняла у нее Эдварда. Узнав о беременности, я не сделала ничего, чтобы найти Каллена, когда Мелли родилась, я замкнулась на ней, вытесняя всех и вся из нашего мира, самонадеянно полагая, что смогу быть и мамой, и папой. Господи, как же я ошибалась!

Больше всего я хотела, чтобы Мелли узнала отца, мечтала познакомить их, но для этого надо было найти Эдварда, посмотреть ему в глаза. Возможно, сейчас он уже женат на ком-нибудь и счастлив, я не нужна была ему тогда, а уж сейчас и подавно. Увидеть его счастье с другой будет выше моих сил, я не смогу, не смогу, даже ради дочери. Во мне говорил эгоизм, который заглушал даже упрек дочери в том, что у нее нет отца.

Мелли тихо вздохнула, удобно устраиваясь у меня на коленях, ее маленькая ручка, погладила игрушку, и с губ слетело:

– Мамотька, а папа разрешил бы собатьку?

Я изумленно посмотрела на дочку: она совсем недавно начала произносить предложения, и я еще не привыкла к ее внезапной разговорчивости, сейчас же слова малышки были подобны удару хлыста, несколько простых слов, проникающих в самое сердце, разбивающих его на сотни осколков. В этот момент я приняла окончательное решение немедленно рассказать ей об Эдварде. Я прекрасно сознавала, что Мелл слишком мала, чтобы понять что-то, запомнить, а тем более осознать, но мне было необходимо выговориться.

- Конечно, родная, папа разрешил бы щенка, разве он мог бы быть против!

Я крепче прижала Мел к груди, словно в ней было мое спасение, старалась подбирать самые простые слова, когда рассказывала нашу историю, мне хотелось, чтобы дочка хоть что-то поняла из моего рассказа. Я прикасалась к ее личику, говоря, как сильно она похожа на папу: у нее такие же ямочки на щеках, ее волосы непослушны и мягки, я легонечко пощекотала ее бок, срывая искорки смеха:

- Ты даже щекотки боишься, как папа, - грустно улыбнулась я, целуя макушку Мелл.

Слово за словом, я рассказывала ей, как мы встретились, полюбили друг друга, труднее всего было говорить о тех прекрасных счастливых мгновениях, что связывали нас, я словно проживала их заново.

Мелли сидела так тихо, я чувствовала, что она понимает меня, вернее, я верила в это. Рассказывая об Италии, я напела ей небольшую песенку о фиалках, моя малышка улыбнулась, услышав знакомое слово – «Viola», маленькая ручка указала на себя:

- Это я! – улыбнулась моя крошка.

Она была забавной, трогательной и бесконечно любимой.

Когда мой рассказ подошел к моменту расставания, я инстинктивно прижала Мел крепче к себе, не зная, что ей сказать, понимая: я не смогу даже проговорить дочери слова о том, что Эдвард бросил меня, предав нашу любовь.

Мне хотелось создать образ отца в ее глазах, который Мелани будет любить, моя девочка не должна думать, что она была не нужна отцу, он ведь даже не знал о ней. Сотни мыслей проносились в моей голове, за короткое время я перебрала десятки вариантов.

- Папе пришлось уехать, я не знаю, когда он вернется, и вернется ли он вообще, - наконец, с запинкой проговорила я. – Мелли, маленькая, папа любит тебя, ты его частичка, в тебе его плоть и кровь, ты в его сердце, душе! Пусть он и не знает, что ты родилась, но ты самое лучшее, что мы создали в нашей жизни.

Я все еще носила ту подвеску в виде половинки сердца, что подарил мне Эдвард, и сейчас пришло время отдать его Мелли. Я расстегнула цепочку на шее, снимая его, тонкая нить скользнула в руку, это ощущалось как потеря, словно у меня отнимали частичку меня.

- Маленькая, это половинка сердца теперь твоя, в ней заключена вся та любовь, что испытывал папа к маме, я верю, что он любил меня, и ты тому подтверждение.

Я аккуратно надела дочке цепочку на шею, спрятав подвеску за воротничок белой кофты.

- Теперь папина любовь всегда с тобой, родная моя девочка, - прошептала я, и одинокая слезинка скатилась по моей щеке, утонув в каштановых кудряшках нашей с Эдвардом дочери.

В следующую субботу родители уехали в Порт-Анджелес на юбилей папиного шефа, и мы с Мелани остались предоставлены сами себе. Перемыв посуду после завтрака, я вышла в гостиную, где играла дочка, и застукала ее мило болтающей с кем-то по телефону.

- Мама, это Джей-Джей! – увидев меня, радостно крикнула она, протягивая мне трубку.

- Кто? – удивленно переспросила я, не зная никого с таким именем.

- Ну мам, - вздохнув, осуждающе покачала головой Мелли, - это зе дядя с песиком, помнись? Он зоветь нас на калусеки, мы подём, да?

Прижав указательный палец к своим губам, я дала понять ей, что нужно немного помолчать.

- Алло, - проговорила я в телефонную трубку.

- Добрый день! – раздался на другом конце провода жизнерадостный голос с легкой хрипотцой. – Извините, что беспокою вас, просто в Порт-Анджелес приехала ярмарка аттракционов, и я подумал, что вы с Мелли могли бы составить мне компанию.

- И зачем вам это? – строго спросила я.

- Что именно? – растерялся Джейк.

- Вести нас на ярмарку? – пояснила я.

- Стыдно признаться, но я обожаю аттракционы, а идти туда в одиночестве не имеет смысла! Я совсем недавно живу здесь и не знаю ни одного человека, кого бы привлекала перспектива провести субботу подобным образом. Вот я и решил, что кому, как не ребенку, должно быть это интересно, - на одном дыхании выпалил он. – Только не думайте, будто я навязываюсь, вы вполне можете послать меня куда подальше, но прошу вас: соглашайтесь! Если вы не против, то я заеду за вами.

- Допустим, мы хотим поехать на ярмарку, - глядя на дочку, умоляюще сложившую свои ладошки, сдалась я, - но мы же вас совсем не знаем, вдруг вы какой-нибудь маньяк?

- Нет, я точно не маньяк! Я – архитектор! – засмеялся парень, от звука его звонкого смеха мои губы непроизвольно растянулись в улыбке. – Мы с Мелли уже пятнадцать минут разговариваем по телефону и успели много чего узнать друг о друге, так что, можно сказать, я теперь ваш хороший знакомый… Ну так я заеду за вами?

- Хорошо, - еще немного поколебавшись, согласилась я.

Уже через два часа мы ехали в машине Джейкоба в направлении Порт-Анджелеса. За время поездки я успела узнать, что ему двадцать восемь лет, он работает архитектором в самой крупной строительной компании Сиэтла и приехал в Порт-Анджелес для строительства семейного развлекательного комплекса, хотя в его личном присутствии не было особой необходимости, но парню захотелось сменить обстановку. В свободное от работы время он занимался живописью, увлекаясь рисованием пейзажей и портретов.