– Эй, привет, малыш, - уже не плача, сказала я. - Я твоя тетя, а это, - я положила ладонь Розали на свой еще совсем маленький живот, - твоя кузина.
- Белла, ты уже знаешь, что будет девочка? – удивленно вскинув бровь, спросила сестра.
– Нет, она поворачивается к нам спинкой, но в глубине души я уверена, что это девочка!
Роуз и Эммет, не отстававший теперь от нее ни на шаг, пробыли у нас около двух недель, тем самым нарушив привычный уклад нашей слишком размеренной жизни.
Мы с сестрой не расставались практически ни на минуту, обсудив, кажется все на свете. Но на какую бы тему ни начинался наш разговор, он неизменно сводился к будущему материнству и детям. В лице Роуз я обрела лучшую подругу, которой мне сейчас так не хватало.
Но, к сожалению, у всего этого была и обратная сторона медали: у меня перед глазами постоянно была молодая, счастливая пара, с трепетом ожидающая рождения своего первенца. Я видела, как сильно Эммет любит Розали и их будущего малыша, как заботиться о них, старается предугадать любой каприз своей любимой.
Они старались при мне быть сдержаннее в проявлении своих чувств, но их счастье было настолько полным и безмерным, что у них это плохо получалось, особенно у Эммета, который так и норовил при каждом удобном случае погладить огромный живот Роуз или хотя бы просто как бы невзначай дотронуться до него. И в этой его неуклюжей ласке было столько нежности на грани обожания, что мне едва удавалось сдерживать подступающие к глазам слезы.
Мы с моей малышкой были лишены всего этого. ОН никогда не прикоснется к моему округлившемуся животу, чтобы поздороваться с нашей дочуркой. Мне некого будет толкнуть посреди ночи локтем под ребро со словами: «Кажется, началось!», чтобы увидеть, как лихорадочно заблестят в этот момент ЕГО глаза, и услышать в ответ идиотский вопрос: «Ты уверена?» Я никогда не увижу, как ОН осторожно, боясь уронить, возьмет на руки мягкий, теплый сверток, вкусно пахнущий молоком и еще чем-то неуловимым, но таким родным. Я никогда не увижу ЕГО озадаченное лицо, когда ОН будет вертеть в руках подгузник, не в силах сообразить, как же тот надевается.
Все то, что с таким благоговейным нетерпением ждал Эммет, ОН променял на свободную жизнь, в которой не нашлось места для меня, а значит и для НАС…
========== Глава 13. Мир, заключенный в одной девочке ==========
Мой ангел сладко спит,
И косы разметались по подушке.
Ночник устало в комнате горит,
Бросая свет на мягкие игрушки,
И ветер в занавесках шелестит.
О, как ты улыбаешься во сне!
Так может только счастье улыбаться,
А мне всю ночь на звезды любоваться,
Легко присев, как кошка, на окне.
В реке за домом плещется Луна,
И облаков пронзительная нежность
Несет в себе погибель, неизбежность.
Я - пропадаю.
Я - обречена
Покорно пить до утренней звезды
Коктейль любви с жемчужиной забвенья,
Настоянный на травах вдохновенья
С непоправимой горечью беды.
Бондаренко Елена
Каштановые кудряшки с бронзовым отливом забавно выглядывали из-под белоснежной вязаной шапочки. На округлом личике сияли огромные серо-голубые глаза с зелеными крапинками, обрамленные длинными изогнутыми ресницами. Маленький курносый носик и розовые губки, плотно сжатые в упрямый бантик. Крохотные ручки с миниатюрными ноготками выглядывали из-под стеганого одеяльца, стоило поднести к ним палец, и они цепко хватались за него - такая маленькая и такая сильная! Мелани… Мелли…
Она появилась на свет семнадцатого марта ровно в пять утра, ознаменовав свое рождение криком, больше похожим на мяуканье котенка. Маленькое красно-синее тельце, спутанные кудряшки и удивленно распахнутые глаза, моя девочка стоила каждого часа мучительных схваток, каждого месяца беременности, сопровождаемого токсикозом, каждой минуты потуг, капли пота, болезненной судороги – она была бесценна!
Когда невесомое тельце положили на мой живот, сквозь пелену слез, застилающих глаза, я увидела самую большую драгоценность, дарованную мне жизнью. В этот миг я была благодарна судьбе и Эдварду за то, что она пришла в этом мир, осветив собой мою жизнь. Малышка потянулась, как котенок, она была такая хрупкая и худенькая, что я боялась даже коснуться ее, дрожащими руками я легонько обняла теплое тельце, прижимая к своей груди.
Мы провели в больнице немного дольше положенного времени: Мелли, родившаяся на шесть недель раньше положенного срока, была очень маленькой и слабенькой, так что врачи решили немного понаблюдать за ней.
В день выписки нас встречали только мои родители. Я осторожно держала в руках белоснежный сверток, в недрах которого мирно посапывала моя хрустальная девочка.
После того, как мы переступили порог детской, вся моя жизнь сосредоточилась только на Мелли, ставшей смыслом моего существования! С самого момента ее рождения в моей душе поселилось странное, ноющее чувство, что однажды она исчезнет, пропадет, покинет меня так же, как когда-то Эдвард. Но еще больше меня пугала навязчивая мысль, что все происходящее просто сказочный сон, а Мелл лишь плод моей фантазии.
Я никого не подпускала к ребенку, даже мамины попытки помочь незамедлительно отклонялись: я не хотела упускать малышку из поля зрения ни на секунду!
Как-то само собой случилось, что из своей спальни я переместилась жить в детскую - спала на диване рядом с кроваткой Мелли, чаще всего держась рукой за одну из перекладин. Умом я понимала, что неправильно так зацикливаться на ребенке, но сердце яростно требовало только одного – Мелли, и я была не в силах ему противиться.
Дочка была очень спокойной, тихой, даже плача, издавала мягкие звуки, подобные мурчанию котенка. С каждым днем она все больше походила на Эдварда, иногда, вглядываясь в ее личико, я не видела ни единой своей черты: вот она хмурится, и на ее лобике появляется забавная морщинка, как у Эдварда, малышка улыбается, и на розовых щечках вспыхивают ямочки. Ее глаза, носик, ее смех - все в ней напоминало о НЕМ! Я помнила детские фото Эдварда - моя Мелли была почти точной копией его в детстве. От меня она унаследовала лишь цвет кудрей, фарфорово-кремовую кожу, миниатюрность и бусинку родинки за ушком.
В первые месяцы у меня в душе царил хаос: то я хотела броситься на поиски Эдварда, рассказать о том, что у нас родилась дочка, то, наоборот, меня охватывало желание схватить девочку и уехать как можно дальше, чтобы никто и никогда не нашел нас. В глубине души я надеялась на случайную встречу с Эдвардом, представляла себе, как мы гуляем с Мелли по залитым солнцем улочкам Италии (я решила, что однажды непременно покажу своей малышке эту сказочную страну), а навстречу нам идет ОН.
Часто ночью, когда Мелли уже спала, я сидела у детской кроватки и мысленно разговаривала с Эдвардом, вспоминая каждое событие ушедшего дня, успехи дочери. Я рассказывала ему о том, какая наша малышка, как быстро растет, как похожа на него. Она теплая, словно весеннее солнышко, нежная, словно лепесток фиалки, у нее самые крохотные ладошки и очаровательные маленькие ножки. Если слегка пощекотать ее пухленькую стопу с розовыми ноготками на сладких пальчиках, она начинает пытаться ползти, а если взять ее ручку в свою, раскрыть ладошку и легонечко коснуться - начинает забавно причмокивать губами. А еще я мысленно говорила Эдварду о том, как сильно люблю его - как никогда раньше, это чувство захватило меня полностью, сильнее его была только безусловная любовь к нашей дочери.
Я рассказывала ему о всех достижениях Мелли, начиная с того, как она начала сама держать голову и уже не утыкалась пуговкой носика мне в плечо каждый раз, когда я брала ее на руки, затем я вспоминала тот момент, когда наша сладкая девочка впервые сама перевернулась. Я говорила и говорила, боясь упустить даже толику, мне казалось, что Эдвард, где бы и с кем бы он ни был, слышит меня, словно силой своих мыслей я могла донести до него все это, невзирая на тысячи километров, разделявших нас. Но одновременно с этим я не находила в себе сил, чтобы найти его и выговориться, глядя ему прямо в глаза. И чем больше времени проходило с момента рождения Мелли, тем труднее было решиться на откровенное признание. В конце концов, я пришла к выводу, что, скорее всего, уже никогда не смогу ворваться в счастливую жизнь Эдварда с ошеломляющей новостью о подрастающей дочери.
