С трудом я открыла глаза: мама беседовала со старичком доктором, который монотонно что-то объяснял ей.

Борясь с новым приступом тошноты, я не вслушивалась в его слова, до меня долетали лишь отдельные фразы:

- …Глубокий обморок… сильное переутомление… организм совсем ослаб… особые обстоятельства…

«Какие еще особые обстоятельства?» - мысленно поморщилась я и стала вслушиваться в их разговор.

– Как?! О чем вы, какой ребенок?! – удивленно воскликнула Рене.

«Ребенок? Откуда, зачем, у кого?» – ураганом пронеслось в моей голове.

- Миссис Свон, ваша дочь на четвертом месяце, - устало вздохнул врач, а затем с укоризной добавил: - Как вы могли этого не знать?

«Ребенок, я беременна?!» - осознание пронзило меня, мысли понеслись с сумасшедшей скоростью.

Я приподнялась на кровати, судорожно считая в уме дни и месяцы. Как такое вообще могло произойти? Хотя в последние дни перед поездкой в Форкс я была в таком разобранном состоянии, что вполне могла забыть о таблетках, в то время я, мучаясь от терзавших меня дурных предчувствий, не могла ни о чем думать и ни на чем сосредоточиться.

Да и какое это теперь имело значение? Случилось то, что случилось! У меня будет ребенок, малыш, которому нужны были тепло, ласка и любовь. Но что я могла ему дать, когда внутри меня самой была пустота, выжженная пустыня? Случись это еще полгода назад, я бы уже скакала по комнате от, хоть и случайного, но счастья. Сейчас же я была в полной растерянности, еще, кажется, не до конца веря в реальность происходящего.

– Детка, ты очнулась! - Мама кинулась ко мне и, схватив меня за руку, принялась бормотать что-то о том, как же сильно я их всех перепугала.

Но я не слушала ее, осознав наконец самое главное: у меня будет не просто ребенок, это будет НАШ с Эдвардом малыш, маленький лучик того счастья, что грело меня, когда мы были вместе. Я уже не одна и больше никогда не останусь одна! Со мной всегда будет частичка Эдварда!

В моей голове тут же родился чудесный образ маленькой девочки с облаком бронзовых кудрей, мягкими щечками, длинными ресницами и лукавой улыбкой. Она была тяжеленькая, теплая и так хорошо пахла! Моя девочка. Доченька…

Слезы сами полились из моих глаз, я заплакала впервые за все месяцы своего одиночества, они душили меня, постепенно переходя в безудержные рыдания.

Вокруг меня началась суета, словно откуда-то издалека раздавался панический голос мамы, кто-то крепко сжал мое запястье – легкий укол, и блаженная темнота окутывала меня… я засыпала…

С момента выписки из больницы прошел месяц, который во многом определил мою последующую жизнь. Я сосредоточила все свое внимание на будущем ребенке, начала нормально есть, старалась спать, меньше утомляться и как можно больше читать, чтобы никакие мысли не лезли в голову. Иногда я со смехом называла себя инкубатором, потому что с того мига, как узнала о беременности, все мысли были сосредоточены на моей будущей малышке.

Отчего-то у меня была слепая уверенность, что родится непременно девочка. Мне делали УЗИ, но ребенок был упрям: каждый раз он поворачивался спинкой, не давая определить пол.

За время, проведенное в больнице, я много думала над тем, сообщать Эдварду о своем деликатном положении или нет. После долгих и тяжелых раздумий я пришла к выводу, что не стану этого делать. Эдвард всегда был слишком ответственным человеком, так что вполне мог вернуться ко мне просто из чувства долга. Но мне было нужно не это. То, в чем я действительно нуждалась – это его любовь, однако предложить мне ее он уже не мог. А присутствие Эдварда в моей жизни просто в качестве отца нашего ребенка я бы не вынесла. Часто видеть его, слышать голос, когда чтобы коснуться его, достаточно было бы протянуть руку, и знать при этом, что он уже не мой и никогда им не станет – это было выше моих сил, медленно, но верно убивало бы меня день за днем.

И была еще одна причина, в которой я призналась себе не сразу: такова была моя маленькая женская месть за тот ад, в которой Эдвард безжалостно заточил меня. Он всегда очень трепетно и нежно относился к детям, мечтал о большой семье… Что ж, кто-нибудь непременно исполнит его мечту, кто-нибудь, но не я… в конце концов, это было его выбор.

Родители не одобряли моего решения, но дали понять, что вмешиваться не станут.

Рене всегда была рядом, присматривая за мной, как за малым дитем. Однако беременность всё равно протекала тяжело: сказывался стресс, общее истощение и усталость.

Даже не представляю, что бы я делала без мамы, еще никогда в жизни я не нуждалась в ней так, как сейчас.

Она, стараясь отвлечь меня, задумала переделать мою старую комнату в детскую. Мы рисовали на стенах, точнее, рисовала мама, а я лишь высказывала пожелания и помогала ей в силу своих возможностей.

Когда же я впервые за несколько месяцев снова ощутила на себе легкое прикосновение счастья?

Я только вышла из душа и перед тем, как лечь спать, решила заглянуть в будущую детскую: только там я чувствовала себя спокойно и легко. Вдруг что-то едва ощутимо коснулась моего живота изнутри, словно бабочка задела крылом. Прикосновение было невероятно приятным и немного щекочущим. Сначала я решила, что мне просто показалось, но через минуту это повторилось снова, а затем снова и снова. Теперь я уже точно знала, что это моя малышка впервые пошевелилась во мне. Меня захлестнула волна трепетной радости, смеясь, я положила руку на свой живот и поняла, что счастлива, действительно счастлива!

Эмоции переполняли меня, требуя выхода, рождая непреодолимое желание разделить с кем-то этот радостный момент. Почему-то именно сейчас я вспомнила про Элис – ту, от которой у меня никогда не было секретов, ту, которая всегда знала о всех моих тревогах и волнениях, ту, от которой уже несколько месяцев не было ни единой весточки, даже коротенького сообщения с вопросом «Как ты?».

Повинуясь минутному порыву, я открыла ноутбук, зашла в свой почтовый ящик и отправила Элис небольшое письмо: «Привет, моя хорошая! Куда же ты совсем пропала? Знала бы ты, как мне не хватает тебя, как я скучаю по тебе, особенно сейчас… Прошу, только не молчи! Дай мне знать: все ли у тебя в порядке?»

Пока письмо отправлялось, я застывшим взором смотрела на мерцающий монитор ноутбука, нервно заламывая похолодевшие пальцы. Не знаю, чего я ждала, но только не этого. Через минуту на экране компьютера высветилась надпись, гласившая, что «почтовый ящик получателя заблокирован или удален».

Последняя ниточка, связывавшая меня со счастливым прошлым, оборвалась. Конечно, я давно бы уже могла догадаться, что Элис, как и Эдвард, решила вычеркнуть меня из своей жизни, раз так ни разу и не связалась со мной за все это время ни через почту, ни через «Скайп». Но почему? За что?! Конечно, она очень любила Эдварда, они были больше, чем просто брат и сестра: они были двумя половинками единого целого, всегда и во всем поддерживающими друг друга. Но ведь это не я бросила Эдварда! Так почему же Элис так жестоко поступила со мной?!

Боль невосполнимой утраты вновь пронзила мое сердце, но вдруг моя малышка снова пошевелилась во мне, будто говоря: «Эй, ты же не одна! Я здесь, с тобой, и нуждаюсь в тебе, как никто другой!»

- Ты права, моя маленькая, - стиснув зубы, пробормотала я, - у меня есть ты, а больше мне никто не нужен…

И снова потекла размеренная жизнь беременной женщины. Днем я находила себе тысячу дел, только чтобы не оставалось ни единой свободной минуты, лишь бы не думать, не вспоминать. Но по ночам меня все так же продолжал мучить ужасный сон, в котором меня кто-то отчаянно звал к себе, я шла, шла, но так и не могла дойти, каждый раз неминуемо падая в темную бездну.

Меня разбудил раскат грома, я снова видела свой кошмар, но сегодня он был особенно мучительным. Сон был настолько реальным, что, проснувшись, я еще долго не могла прийти в себя, судорожно сжимая руками простынь.

В комнате было очень темно, однако сквозь плотные задернутые шторы время от времени были видны зловещие проблески молнии. Не в силах оставаться в постели, я встала, накинула халат, сунула ноги в тапочки и медленно побрела в сторону детской. Я точно знала, что дома очень тепло, даже жарко, но не чувствовала этого. Плотнее запахнув халат, я обхватила себя руками, мне было тревожно, и это неприятное чувство передавалось ребенку. Он еще едва ощутимо толкался внутри меня, но я точно знала, что и ему сейчас неспокойно - это выражалось в какой-то легкой, тянущей боли внизу живота.