Изабелла спала в моих объятиях, на ее умиротворенном лице блуждала легкая улыбка: она часто улыбалась во сне, бормотала, слушая ее, можно было понять, о чем она думает, заглянуть в ее сны. Чаще всего Белла говорила со мной - это удивляло, согревало и дарило острое ощущение счастья.

Мне хотелось баюкать ее, как ребенка, прислушиваться к каждому ее вздоху, поправляя одеяло, которое она норовила скинуть. Во сне любимая обвилась вокруг меня, как дикий вьюн с полупрозрачными белоснежным цветами, с едва ощутимым ароматом после летнего дождя. Ее ноги держали меня крепким захватом, руки обхватили мою руку, она прижималась ко мне так крепко, будто боялась, что я исчезну.

Изабелла что-то пробормотала во сне, на лбу пробежали ниточки морщинок, застыв между бровями. Протянув руку, я погладил это место, прогоняя незваных гостей.

- Эдвард, не уходи… - слетело с ее губ.

Как, куда же я мог от нее уйти?! Изабелла беспокойно вздохнула, крепче вцепившись в мою руку.

За окном была темная беспроглядная ночь, даже фонари не освещали ее мрак: они вдруг погасли. Я лежал в темноте, баюкая в объятиях ту, что была смыслом моей жизни. Я смотрел в ее лицо, которое не было спокойным в эту минуту, хотя она еще была во власти сна.

Не имея возможности ворваться в сны Беллы и развеять печаль и грусть, я начал целовал ее лоб, шептать, как люблю ее, гладить маленькие пальчики, прикасаясь к каждому, поглаживая мягкие подушечки, дотрагиваясь до миндалевидных ноготков, перебирал каштановые завитки ее волос.

В этот миг я, как никогда, боялся потерять Изабеллу.

На что будет похожа моя жизнь без любимой?! Она будет как эта черная ночь без надежды на рассвет, в этой беспроглядной тьме не будет места даже свету фонарей.

Эта мысль испугала меня, я уткнулся носом в макушку Беллы, вдыхая ее запах, чувствуя её своей. Мне была нужна только она!

***

Та ведь боль еще и болью не была,

Так… сквозь сердце пролетевшая стрела,

Та стрела еще стрелою не была,

Так… тупая, бесталанная игла,

Та игла еще иглою не была,

Так… мифический дежурный клюв орла…

Та ведь боль еще и болью не была,

Так… любовь ножом по горлу провела…

Жаль, что я от этой боли умерла…

Юнна Мориц

POV Белла

До начала посадки на рейс «Лос-Анджелес – Нью-Йорк» оставались считанные минуты, и я уже давно перестала даже пытаться сдержать льющиеся из глаз слезы, судорожно цепляясь за рукав рубашки Эдварда, словно могла тем самым удержать его рядом с собой.

- Всего неделя, родная, и мы с тобой снова будем вместе лететь в Италию, как три года назад, - вытирая мои слезы, ласково улыбался он, но я видела, что в глубине его серых глаз тоже затаилась грусть.

- Эдвард… - прошептала я и порывисто обняла его, прижавшись щекой к груди любимого, слушая, как гулко стучит его сердце. – Я люблю тебя…

- Я тоже люблю тебя, моя маленькая! – твердо произнес Эдвард, отстраняясь от меня и заглядывая мне в глаза. – Ну же, перестань плакать, от твоих слез у меня сердце разрывается, ты страдаешь так, словно мы расстаемся навсегда.

- Это не просто, но я постараюсь, - шмыгнув носом, пообещала я.

- Вот и умница! – Эдвард улыбнулся и тыльной стороной ладони погладил мою щеку, все еще влажную от слез.

В этот момент противный женский голос равнодушно объявил начало посадки на его рейс, не зная, что тем самым разрывает мне сердце.

- Ну все, Белла, мне пора, я пойду, ладно? - прошептал Эдвард, не двигаясь с места и пристально глядя на меня.

Он мягко притянул меня к себе, его губы накрыли мои… так сладко, трепетно и нежно…

- Ну, все… все… - Эдвард отстранился и ободряюще улыбнулся мне. – Я позвоню тебе сразу же, как прилечу в Нью-Йорк… Люблю тебя…

- Люблю тебя… - выдохнула я.

Эдвард развернулся и зашагал прочь, то и дело оборачиваясь и улыбаясь мне. Я стояла, заламывая в отчаянии руки, силясь сделать хоть один полноценный вдох и едва сдерживаясь, чтобы не кинуться вслед за ним.

Прежде чем окончательно скрыться из виду, любимый еще раз обернулся и, улыбаясь, махнул на прощание рукой.

Остаток дня прошел, будто в тумане, я плохо помню, как села в самолет до Сиэтла, четыре часа перелета прошли в каком-то болезненном забытье. Бредовые кошмары шли один за другим, словно калейдоскоп сюрреалистических картинок. Рухнувший самолет, покореженная машина такси, бездыханное тело Эдварда сменялись кромешной темнотой, вдруг обрушившейся на меня, и чьим-то диким смехом, от которого хотелось заткнуть уши и бежать, бежать, бежать, но во сне я точно знала, что бежать мне некуда – это конец.

Проснулась я со страшной головной болью только тогда, когда вежливый голос попросил пассажиров пристегнуть ремни перед посадкой.

Встреча с родителями, ждущими меня в аэропорту Сиэтла, прошла, словно в густом тумане. Я едва различала заплаканное, но счастливое лицо мамы, которая то и дело обнимала меня, что-то оживленно рассказывая. Я же могла лишь натянуто улыбаться и рассеянно кивать в ответ.

- Угомонись, Рене, - видимо, заметив мое состояние, строго сказал папа, когда мы наконец сели в машину, чтобы ехать в Форкс.

- Ты, наверное, устала, милая, поспи немного, - ласково прошептала мама, положив мою голову себе на колени и нежно поглаживая меня по волосам.

От ее родного тепла и легких прикосновений приступ необъяснимой паники постепенно отпустил меня, но тревожное предчувствие чего-то дурного все еще продолжало тяжелым грузом лежать на сердце.

Окончательно я успокоилась лишь тогда, когда позвонил Эдвард, и мы с ним проговорили целый час. Я рассказывала ему услышанные от Рене новости про наших одноклассников, а он, в свою очередь, красочно описывал мне новый дом его родителей.

Родной бархатный голос любимого заставил меня расслабиться и прогнать все свои тревоги. Убаюканная ласковым шепотом Эдварда, я быстро заснула, на этот раз безо всяких сновидений.

Следующие два дня пролетели на удивление быстро, несмотря на то, что ничем особенным я не занималась: помогала маме наводить порядок в ее художественной студии, гуляла по городу, то и дело встречая знакомых, сходила в гости к миссис Стенли, которая была очень расстроена, узнав, что мы с Эдвардом совсем забросили танцы. Каждый вечер мне звонил любимый, уставший, но довольный тем, как продвигаются дела с переездом, мы с ним делились впечатлениями от прожитого дня и говорили, как скучаем друг по другу.

Когда на третий день Эдвард позвонил мне, его голос звучал неестественно напряженно и отстраненно, словно он звонил мне лишь по необходимости, а не оттого, что хотел услышать мой голос и поговорить со мной. Сказав несколько общих, ничего не значащих фраз, любимый быстро закончил разговор, сославшись на кучу дел, которые не могут подождать до завтра.

Я старалась не придавать этому особого значения, убеждая себя, что Эдвард действительно вымотался за эти дни, но уже знакомое мне чувство тревоги снова начало разрастаться в моей груди, сдавливая сердце в ледяные тиски дурного предчувствия.

На следующий день все снова повторилось, а затем снова, и снова, словно в старой комедии «День сурка», которую очень любила моя мама. К тому моменту тревожное чувство уже полностью завладело мной, превратив в свою безропотную рабыню. На мой вопрос: «Что происходит?», заданный срывающимся от волнения голосом, Эдвард раздраженно ответил, что просто дико устал, так что нам лучше созвониться завтра, и даже не попрощавшись, повесил трубку.

Всю ночь я проплакала, уткнувшись лицом в подушку, чтобы родители не слышали моих всхлипов, и забылась тревожным сном лишь под утро.

Целый день я бесцельно слонялась по дому, ни на минуту не расставаясь с телефоном, и раздумывала, стоит ли мне позвонить Эдварду самой или лучше дождаться его звонка. Но тот так и не позвонил мне…

Дойдя до крайней точки, я судорожно набрала до боли знакомый номер, но равнодушный голос сообщил мне, что «абонент выключен или находится вне зоны действия сети».