- Я не знаю, почему я так отреагировала, просто мне действительно очень хотелось поймать букет невесты… - мой голос предательски дрогнул, выдавая всю степень моего расстройства. Я понимала, что это было по-детски глупо и наивно, но ничего не могла с собой поделать.

- Белла, подожди минутку, я сейчас вернусь, – сказал Эдвард, скрываясь за дверями гостиной.

Я сидела и задумчиво ковыряла вилкой в торте, вдыхая тонкий, едва ощутимый аромат ванили, подчеркнутый ноткой шоколада и оттененный легким горьковатым запахом миндаля.

Когда ароматы смешались в единую гамму, в их палитру неожиданно ворвался новый, свежий, очень легкий запах. Я не спутала бы его ни с каким другим – ночная фиалка! Оторвав взгляд от тарелки с остатками торта, я увидела перед собой Эдварда, который протягивал мне крошечный букетик нежных фиолетово-сиреневых цветов, перевязанных тонкой белой лентой.

– Это тебе, – ласково сказал он, целуя меня в висок. – Конечно, это не букет невесты, но я надеюсь, что фиалки смогут хоть немного развеять твою грусть. Приметы приметами, но наша любовь сильнее! Я прав?

- Конечно, ты прав! – улыбнулась я, нежно целуя Эдварда в сладкие после торта губы.

Через два дня после свадьбы Элис и Джаспер снова улетели в Россию. Джасу нужно было возвращаться в клинику к своим маленьким пациентам, так нуждавшимся в нем.

Погостив еще недельку в Форксе, мы с Эдвардом вернулись обратно в Лос-Анджелес, в свою маленькую, уютную квартирку.

Жизнь быстро вернулась в привычное русло, дни сменялись днями, складываясь в недели, а затем и в месяцы.

Учеба и работа отнимали у нас практически все свободное время. Но все же я смогла воплотить в жизнь одну свою идею, давно сидевшую в моей голове: я научилась печь торты и готовить сложные, замысловатые десерты. Не сказать, чтобы мне все это так просто далось, но чего не сделаешь ради любимого!

Когда Эдвард с упоением уплетал очередной результат моего кондитерского подвига, его лицо становилось благоговейно-восторженным, а с перепачканных кремом губ не сходила блаженная улыбка. Он то и дело забавно причмокивал и постанывал от удовольствия, чем вызывал во мне мощный прилив щемящей нежности и любви, с лихвой компенсируя все мои труды, затраченные на создание очередного сладкого шедевра.

Так, незаметно пролетели еще два года нашей почти что семейной жизни. За это время мы смогли полностью «притереться» друг к другу и даже перенять друг у друга некоторые привычки.

Например, Эдвард, как и я, стал готовиться к экзаменам и зачетам, сосредоточенно бормоча себе под нос, хотя всего год назад ему требовалась полная тишина. Я же сама не заметила, как перестала оставлять в чашке недопитый чай, сразу же, можно сказать, на автомате, моя за собой бокал.

В начале третьего курса Эдвард устроился в одну довольно престижную адвокатскую контору, и свободного времени у нас стало еще меньше. Практически каждый вечер любимый просиживал над бумагами, изучая дела клиентов, выстраивая планы их защиты в суде. Я всегда с неподдельным интересом выслушивала его объяснения и доводы, понимая, что юриспруденция для него действительно родная стихия.

Я тоже училась вместе с Эдвардом на юридическом факультете, и мне это нравилось, но я не получала такого удовольствия, не чувствовала такого куража, как любимый.

А вот чем я действительно занималась с огромным наслаждением, так это постоянным обустройством нашей квартирки, в которой старалась воссоздать всеми доступными средствами кусочек Италии.

К концу третьего курса я открыла для себя несколько магазинов, торговавших антикварной итальянской мебелью, изделиями из венецианского стекла и прочими милыми вещичками, напоминающими мне о прекрасных днях, проведенных с любимым в Италии. Магазины были довольно дорогими, так что я не могла позволить себе частые покупки, но мне нравилось просто ходить по ним, словно по музею.

Однажды мне на глаза попался дорогой антикварный комод из эбенового дерева, на поверхности которого были искусно изображены пейзажи Венеции. Он был довольно массивным, но при этом выглядел весьма изысканно и представлял собой настоящий шедевр.

Я две недели ходила в магазин, чтобы полюбоваться на эту красоту, понимая, что нам с Эдвардом он не по карману. Каждый вечер любимый внимательно выслушивал мои восторженные рассказы о комоде, при этом как-то загадочно улыбаясь.

Как раз в это время в адвокатской конторе Эдварду доверили вести одно дело, которое он с успехом выиграл, за что получил внушительную премию, позволяющую нам совершить какую-нибудь дорогую и безрассудную покупку.

- Через месяц у нас будет две свободных недели, - немного подумав, начала я, - давай съездим на недельку в Италию?

- Ты читаешь мои мысли! – улыбнулся Эдвард. – Но… деньги на Италию у меня уже есть!

- Откуда? – насторожилась я.

- Я копил их целый год, - заговорщицким тоном ответил он. – Так почему бы кое-кому не купить что-нибудь очень старое и бессовестно дорогое?

- Эдвард, я действительно могу потратить деньги на комод?! – восторженно взвизгнула я.

- Конечно! – засмеялся любимый, подставляя свои губы для поцелуя.

Уже на следующий день столь вожделенный мною предмет мебели стоял в коридоре нашей квартирки, загораживая собой весь проход.

- О, Боже! Да он размером с нашу квартиру! – воскликнул Эдвард, пытаясь протиснуться мимо него.

- В магазине он казался значительно меньше, - виновато пробормотала я, безуспешно пытаясь прикинуть в уме, куда бы пристроить комод.

В спальню он поместился бы только с тем условием, что мы уберем оттуда кровать, так что единственным возможным вариантом оставалась гостиная.

- Придется передвигать всю мебель, - проворчал Эдвард, окидывая взглядом комнату и засучивая рукава толстовки.

Я искренне хотела помочь любимому в этом нелегком деле, но…

- Лучше уйди и не путайся под ногами! – грозно прорычал он после того, как я без предупреждения выпустила из рук придерживаемый мною краешек дивана, отчего тот с размаху приземлился Эдварду на ногу.

Закончили мы вынужденную перестановку далеко за полночь. Любимый обессилено опустился на пол и, вытирая ладонями мокрое от пота лицо, прислонился спиной к злополучному комоду.

- Слава Богу, что тебе приглянулся всего лишь комод, а не, скажем, шкаф, - пробормотал Эдвард, вымученно улыбнувшись мне.

Еще долго после этого он ходил, прихрамывая и все время держась за спину, кряхтя и постанывая при каждом движении, от чего я чувствовала себя крайне виноватой перед ним. Но все же великолепный в своей красоте комод, ставший украшением нашей гостиной, грел мне душу.

***

POV Эдвард.

Я шлю тебе горячие объятья,

Огонь из поцелуев, диких роз,

И страстное одно мероприятье,

По коже, от которого мороз…

Сожгу тебя одним лишь поцелуем

И лаской тела, и огнем мечты,

Друг друга нежностью прекрасной побалуем,

Из страсти создавая лишь цветы…

Боль, сковавшая поясницу, стала для меня настоящим наказанием! Она пульсировала, тянула и не давала забыть о себе вот уже три дня, а все этот проклятый комод, будь он трижды неладен! Каждое мое движение было немного скованным, я долго кружил вокруг стула или дивана, прежде чем решиться присесть, и напоминал себе столетнего старика.

Я видел в глазах Беллы искреннее раскаяние, но все же она не могла скрыть улыбку, когда я просил ее поднять с пола упавшую вилку или зашнуровать мне ботинки.

Вечером я буквально выполз из душа, и единственной моей мечтой было свернуться калачиком под одеялом, чтобы ничего не чувствовать.

– Эдвард, давай попробуем массаж, может быть, тебе станет легче? – предложила Белла, наблюдая за тем, как я пытаюсь сесть на кровать.

– А кто будет массажисткой? - спросил я, не осознавая, что в этот момент мои губы изогнулись в кривоватой улыбке, а в голосе прозвучали игривые нотки.

– Эдвард, неужели ты думаешь, что я подпущу к твоему телу кого-то? Милый, допуск есть только у меня! – так же игриво ответила Белла, помахав в воздухе тюбиком мази.