Моих сил хватало лишь на то, чтобы иногда приоткрывать глаза и затуманенным взором смотреть на то, как любимый, дирижируя, творит оркестром моего тела симфонию желанных ему звуков. Вот он обхватил мою щиколотку, приподнимая ногу, поглаживая большим пальцем костяшку, пробегая вдоль стопы, слегка царапая, срывая с моих губ хихиканье. Мне хотелось выдернуть ножку из крепкого браслета его рук, но Эдвард не позволил мне этого. Вот восхитительный браслет скользнул выше, поглаживая вдоль всей ноги, задерживаясь под коленом, гладя перламутровую кожу. Вдруг оковы сжались сильнее, любимый рывком притянул меня ближе к себе, согнул мою ногу в колене и прижал к моей груди, раскрывая меня как диковинную раковину, распахивая для себя.
– Обними меня, Изабелла… - прохрипел Эдвард.
Я расцепила пальцы онемевших рук, которые, оказывается, все это время судорожно сжимали сатин простыней, комкая и сминая их, и обхватила спину Эдварда, приподнимаясь, устремляясь навстречу единственно желанной цели.
- Еще, обними еще… – слетело с его губ.
Я с силой обхватила его бедро той ногой, что не была прижата к моей груди, вплетаясь в него. Мы были подобны кусту шиповника: сцепленные шипами, спутанные молодыми салатовыми веточками, наполненные дурманящим ароматом сотен крохотных полупрозрачных роз. Шипы царапались, оставляя тонкие красные нити, соединявшиеся в причудливый узор, завязываясь в единый тугой узел.
Эдвард создавал наш общий ритм: слаженный, ровный, идеальный, где не было ведущего и ведомого, мы были равны, шли в унисон к нашему общему краю, падая в пропасть вместе.
В комнате было так тихо, что можно было услышать, как за окном весенняя листва подпевает легкому ветру, как ведут неспешную беседу ночные мотыльки, сетуют на жизнь сонные птицы - ночь жила своей единственно ей известной таинственной жизнью.
В этой волшебной тишине мы лежали вплетённые друг в друга, заботливо укутанные в тонкую простынь, которую обернул вокруг нас Эдвард наподобие кокона, так что из-за голубого сатина выглядывала лишь моя голова, плечи и руки, которые я сцепила на шее любимого.
Я могла четко слышать биение его сердца: «Стук-стук, стук-стук…» - воистину самые прекрасные звуки из всех, что я слышала на этом свете!
Когда я робко целовала обнаженную грудь Эдварда, его сердце ускорялось, и ровное сердцебиение вмиг сменялось на громкое и частое стаккато, спокойное «стук-стук» начинало отбивать веселое «тук-тук-тук-тук!!!» Это приводило меня в трепет, заставляя мое сердце подпевать в унисон!
Эдвард тихо целовал мои влажные после душа волосы, перебирал спутанные каштановые пряди, пропуская их сквозь пальцы.
- Твои волосы пахнут так дурманяще! – прошептал он мне на ушко. - Так сладко и так тобой!
– Да, это мой шампунь! - кивнула я, тихонечко засмеявшись.
- Нет, маленькая, это только твой аромат, я даже помню, когда впервые почувствовал его, - улыбнувшись, возразил Эдвард, а после паузы добавил: - Это произошло, когда ты упала в столовой, нам было тогда по одиннадцать лет.
Я удивленно подняла голову с груди Эдварда, заглядывая ему в глаза.
- Я тогда подал тебе руку, – продолжал меж тем любимый, - поднимаясь, ты встряхнула головой, и я почувствовал аромат твоих волос. Он не изменился с тех пор, я узнаю его из сотен других!
Я с немым восхищением смотрела на любимое лицо. Я так и не привыкла, что Эдвард знает все обо мне, знает всю меня, помнит все, предугадывает.
Подтянувшись так, чтобы мое лицо было точно напротив лица Эдварда, я коснулась кончиком пальца его колючего подбородка, чтобы он посмотрел мне в глаза.
– Ты удивительный, ты единственный, я навсегда и полностью твоя! - исступлённо прошептала я.
Я продолжала поглаживать щетину, покрывающую его подбородок, пальчик коснулся того места, где пульсировала вена, я накрыла поцелуем это местечко, замирая, вдыхая его запах, обнимая Эдварда руками все крепче, так, будто он мог ускользнуть.
Отчего-то мне вдруг стало страшно и тревожно на душе, я прижалась к любимому так, как прижималась в детстве к маме, когда боялась чего-то.
– Эдвард, ты нужен мне, - едва слышно прошептала я.
Мне не надо было повторять просьбу дважды: Эдвард тут же погладил мою щеку большим пальцем, обхватил ладонью мое лицо и притянул к себе ещё ближе, распахивая кокон простыней, обнажая меня для него.
Когда его тело накрыло мое подобно ангелу, закрывающему белоснежными крыльями от всех невзгод, я почувствовала себя так хорошо, тепло, дома, полностью растворившись в объятиях любимого, тая в его ласке, страсти, любви.
Наше второе неспешное воссоединение было чувственным и наполнено упоительной нежностью и негой…
Утро ворвалось в наш новый день звенящими солнечными лучами, которые стучали в окно, напрашиваясь впустить их в комнату, солнечные зайчики скользили по лицу, заставляя жмуриться и улыбаться. Было так чудесно лежать в объятиях Эдварда! Он еще спал, и это дарило мне радостные мгновения, когда я могла просто любоваться им.
Я тихонечко погладила колючую щеку и прошептала:
– Доброе утро, мой родной!
========== Глава 9. Бесконечность любви ==========
Берегите Любовь,
Берегите ВДВОЁМ,
Ведь она так нуждается в этом!
А сберечь одному всю Любовь не дано,
Как весне не дано царить летом.
Берегите Любовь,
Берегите ВСЕГДА,
Чтобы было на сердце уютно!
Ведь на сердце уютно у нас лишь тогда,
Когда знаешь Любовь поминутно.
Первая годовщина нашей совместной жизни с Эдвардом совпала с одним грандиозным событием – свадьбой Розали и Эммета.
За прошедший с окончания учебы год они окончательно обосновались в Вашингтоне, сняли приличную квартиру в центре города, Эммет получил долгожданное повышение на службе, и наша сладкая парочка наконец решила придать новый статус своим отношениям.
Свадьба… я всегда думала, что это торжественно, красиво, шумно и необыкновенно хлопотно. Вокруг море людей, суета, всплески радости, слезы тайком, и все это оплетено тончайшей паутиной серебристо-искрящегося счастья.
Мы с Розали стояли друг напротив друга в ее бывшей комнате, у огромного зеркала. Моя всегда уверенная в себе и немного холодная старшая сестра плакала, как маленькая девочка, расправляя несуществующие складки на шелковом платье благородного оттенка Шампань. Ее свадебный наряд был очень изысканным, сшитым на заказ, с отделкой из ирландского кружева на тон темнее самого платья, выгодно оттенявшего алебастровую кожу Розали, подчеркивая совершенные плавные линии ее фигуры, делая мою сестру изящной и хрупкой.
– Роуз, родная, прекрати плакать, мы уже два раза поправляли тебе макияж, - с трудом проговорила я, через зажатые в зубах шпильки, которые вынимала по одной и подкалывала ими тяжелую кружевную вуаль, скрывающую каскад тщательно уложенных кудрей.
– Я не могу, Белла! – в очередной раз всхлипнула Розали. - Не знаю, почему плачу, ведь я так счастлива!
Я прикрепила последнюю шпильку, расправила кружева и аккуратно обняла сестру за плечи. Роуз впервые выглядела растерянной и беззащитной, с нее будто слетела вся ее самоуверенность. Я начала тихо гладить руки Розали, одетые в длинные перчатки.
– Роуз, конечно, ты счастлива, но ты переживаешь, боишься ответственности - это нормально! – заглядывая ей в глаза, твердо произнесла я. - Прекрати все обдумывать, сосредоточься на мысли, что у алтаря тебя ждет твой ненаглядный Эммет. Родная, не думаю, что он будет счастлив, видеть тебя заплаканной, еще подумает, что тебя за него силой выдают!
– Белла, неужели он может так подумать? - забавно округлив глаза, встревожилась Розали.
- Если ты не прекратишь рыдать, то да! А потом передумает на тебе жениться! – подлила я масла в огонь.
– Он так не сделает, - побледнев, прошептала Роуз.
- Нет, конечно, не сделает! Эммет без ума от тебя, и всем известно, как долго он добивался твоего согласия на брак! – рассмеялась я, обнимая сестру за плечи.