Эдвард отправился в душ, а я включила негромкую музыку и принялась мыть оставшуюся после ужина посуду.

- Белла! Белла! - я услышала, что Эдвард зовет меня из ванной, что показалось мне странным, потому что прежде он никогда не звал меня к себе.

Любимый временами напоминал мне енота-полоскуна: мог часами лежать в теплой воде, читая или просто напевая себе под нос. В первое время я серьезно опасалась зайти в ванную и обнаружить, что он растворился в мыльной пене.

Я подошла к двери, постучала и, услышав приглашение - меня немного насторожил тон его голоса, - вошла внутрь.

Эдвард сидел в мыльной воде и сосредоточенно смотрел на меня.

– Что случилось? – почуяв неладное, робко спросила я.

- Белз, а где моя мочалка? – нахмурившись еще больше, строго спросил он.

«Мочалка… мочалка… какая еще мочалка?!» - лихорадочно думала я.

- О чем ты? - пискнула я, невинно хлопая ресницами.

- Белз, моя любимая фиолетовая мочалка, которую я привез из дома, она висела вон на том крючке! – Эдвард сел неестественно прямо и ткнул пальцем в сторону сиротливо опустевшего крючка.

Упс! Его любимая мочалка… господи, да она вот уже несколько часов, как покоилась с миром на дне мусорного контейнера. Я почувствовала, что начинаю краснеть, и через минуту уже напоминала мисс Свекла.

– Я… я… э… Эдвард, а в чем собственно дело? Я положила тебе новую, вон ту синюю, - попыталась я реабилитироваться в глазах любимого.

- Белла, зачем мне синяя, если мне нужна моя! Верни ее! – он шлепнул ладонью по воде, отчего во все стороны разлетелись мыльные брызги.

- Эдвард, понимаешь… я… в общем, я… - Мысли вихрем кружили в моей голове, дразня и подсказывая, как вывернуться из столь щекотливой ситуации. - Милый, я сегодня мыла ванну и на нее попала химия, я ее, конечно, полоскала, но потом подумала, что проще выкинуть…

На слове «выкинуть» лицо Эдварда вытянулось, а губы обиженно надулись, сейчас он был похож на маленького разобидевшегося мальчика, хм… правда, у «мальчика» было самое совершенное тело, которое лишь немного скрывала мыльная пена.

– Белла, как ты могла?! – тоном, полным горечи, растерянно пробормотал Эдвард. - Я же привез ее из дома, я привык к ней…

- Эдвард! Это всего лишь губка для тела! - начиная сердиться, перебила его я.

– Нет, это не просто губка! – упрямо возразил он. - Выкинув без спроса мою вещь, ты показала, как на самом деле относишься ко мне!

Такое заявление я уже не могла вытерпеть!

- Эдвард, не будь ребенком! Я подумала, что так будет лучше! – крикнула я.

- Белла, мы же договаривались советоваться во всем! – словно не слыша меня, продолжал гнуть свое Эдвард.

- Но я не думала, что надо советоваться по мелочам! - почти прорычала я.

– Это не мелочь! – Эдвард со всей силой шлепнул ладонью по воде, обдав меня мыльной водой.

- Нет, мелочь! - крикнула я и вылетела из ванной, как пробка из шампанского, громко хлопнув дверью.

Вслед мне неслись брызги воды и раздраженное рычание Эдварда.

Этой ночью мы впервые за все время лежали по разные стороны большой кровати. Тишина была гнетущей, и я никак не могла заснуть: привыкла, что Эдвард обнимает меня, шепча милые глупости, или просто гладит, тихонечко целуя мои волосы. Сегодня все было не так, и виной всему была дурацкая фиолетовая мочалка!

Бесконечно ворочаясь в кровати, каждый из нас пытался начать разговор, но дальше чем «а…» и «э…», мы не заходили, продолжая лежать и дуться, как двое детей, не поделивших игрушки в песочнице.

Отсутствие сна заставило меня сосредоточенно разглядывать нашу спальню. Я очень любила её кремовые занавески, большой общий гардероб, в котором с военной точностью были разложены и развешаны вещи Эдварда, в их военные стройные ряды нахально втискивались мои блузки, конечно, у меня была своя половина, но половина Эдварда была куда заманчивее. На крохотном туалетном столике гордо восседал мой старый плюшевый мишка, которого я иногда стеснялась, особенно в моменты близости с Эдвардом.

На светлых стенах играли тени, мне казалось, что даже они твердят мне о моей неправоте. Тени коварно перешептывались, споря между собой. Одна советовала мне: «Тебе же плохо, ты так близко к нему и так далеко!» Другая тень говорила: «Нет, ты не должна уступать, пусть он первый уступит!» Третья тень просто посмеивалась над нами, а четвертая жалела и журила нас. Под симфонию болтовни теней и наших с Эдвардом вздохов я провалилась в тревожный сон без сновидений.

Утро ворвалось в мое сознание, окно в спальне было распахнуто настежь, и теплый свежий воздух наполнил пространство. Солнечные нити лучей скользили по моему лицу, радостно звеня: «Просыпайся, соня просыпайся!»

Я перевернулась, желая обнять Эдварда, прижаться к нему, вдохнуть родной запах его волос и прошептать: «Доброе утро!», но с сожалением обнаружила, что любимый уже встал. Его половина постели была пустой и холодной, что заставило меня почувствовать себя одинокой и покинутой. Какое-то время я тихо лежала, обняв себя руками и вспоминала события вчерашнего дня. Мы никогда не ссорились, а тут какая-то мелочь, сущий пустяк – поссорились! Мне было обидно, и я злилась на себя: ну почему я не смогла просто сказать, что не права?! Почему надо было засыпать, не помирившись, зачем я проснулась одна?

С такими невеселыми мыслями я встала, заправила постель и поплелась в ванну. Из зеркала на меня смотрело мое грустное лицо, на нем были видны следы усталости и какой-то разбитости. Я еще немного пожалела себя, умылась и пошла на кухню: обиды обидами, а завтрак в воскресение готовила всегда я.

Каково же было мое удивление, когда, войдя на кухню, я обнаружила полностью сервированный к завтраку стол! В середине него стояла небольшая ваза со свежими палевыми розами, на которую опиралась записка: «Белла, я был не прав, прости! Меня срочно вызвали на работу, но я приношу свои извинения этими розами и твоими любимыми пирожными. Надеюсь, что шоколад и сливки смягчат твое сердечко и скрасят этот воскресный день. Люблю тебя, моя маленькая». Улыбка заскользила по моим губам, все вдруг запело, заискрилось, наполнилось теплом и светом, даже солнце, казалось, засветило ярче. Мне хотелось кружить по кухне и петь, как Джули Эндрюс в «Звуках музыки», что я и сделала! Схватив тарелочку с пирожным и десертную вилку, я выделывала па, периодически засовывая в рот кусочки божественной сладости. Если бы кто-то увидел меня в этот момент, то точно усомнился бы в моем душевном здоровье.

Весь день я провела как на иголках в ожидании Эдварда. Моей ответной благодарностью был ужин и мое чудесное настроение.

Наконец входная дверь скрипнула, оповещая о приходе моего любимого. Я подошла к нему, и в следующий миг уже была заключена в его теплые объятия. Замерев от полноты чувств, как после долгой разлуки, я вдыхала его запах, обнимая так крепко, как только позволяли мои худенькие руки, вглядывалась в его лицо, будто за один такой короткий и такой длинный день он мог измениться. Я с облегчением заметила, что это был все тот же мой Эдвард.

- Мир? – прошептал он, и в этот момент в его глазах плескалась радость.

- Мир! - удовлетворенно вздохнула я.

Ужин прошел в чудесной обстановке, мы смеялись, дразнили друг друга, вспоминали эту глупую ссору, договаривались, что больше никогда так не будем.

Я привычно таскала с его тарелки кусочки: мне казалось, что у него вкуснее. Он смеялся и пододвигал тарелку ближе ко мне.

В честь примирения Эдвард купил бутылку белого вина, которое мы неспешно пили, оно было легким, прозрачным, с приятным ароматом винограда и легким послевкусием. Вино оставляло сладостный след на губах любимого, и было так упоительно сцеловывать его с жаждущих ласки губ Эдварда!

***

Когда любовь жива,

Когда она парит над нами,

Давай красивые слова

Друг другу мы шептать ночами.

Ласкать, лелеять и любить,

Чтоб сердце замерло от счастья,

Чтоб никогда не остудить