Мы с родителями заранее договорились, что они не поедут с нами в аэропорт: это только болезненно оттянуло бы миг неизбежной разлуки, которая и так давалась с трудом, особенно Рене. Но все равно прощаться было очень тяжело. Единственное, что меня утешало, это теплая рука Эдварда, крепко держащая мою ладонь, будто говорящая: «Все хорошо, я рядом».

Обернувшись, я еще долго смотрела на ускользающий в прошлое дом, на фигурки моих родителей, прижавшихся друг к другу и машущих нам вслед.

Очутившись наконец в самолете после долгой езды на машине, я заснула, свернувшись, словно маленький уставший котенок. В полудреме я почувствовала, как Эдвард укрыл меня пледом, ласково прошептав:

- Спи, моя маленькая.

«Маленькая…» - это прозвучало так нежно, что все тревоги отступили, став какими-то незначительными по сравнению с нашей любовью, и я отдалась во власть морфея.

***

- Белла, Белла, мы приехали, - мягкий голос Эдвард ворвался в мой сон, и я распахнула глаза.

В темноте было непонятно, где мы находимся, тело немного ломило, но было так тепло и уютно рядом с ним.

– Белла, мы прилетели, уже объявили посадку.

Оказавшись в машине Эдварда, предусмотрительно оставленной им на платной стоянке аэропорта, я снова погрузилась в тревожный сон, убаюканная нежной музыкой, льющейся из динамиков.

- Вот мы и дома, моя родная, - прошептал любимый, аккуратно отстегивая ремень безопасности, и протянул мне руку. – Я уже перетащил все вещи в квартиру, а ты все спишь. Какая же ты у меня соня!

Я сладко зевнула, потянулась и, схватившись за руку Эдварда, вылезла из машины. Держась за руки, мы поднялись на второй этаж высотного многоквартирного дома и остановились перед дверью с красовавшейся на ней табличкой «Добро пожаловать, Белла!»

Я взглянула на светившегося от предвкушения Эдварда и ласково улыбнулась ему. Могу поклясться, что внутренне он просто дрожал от возбуждения и нетерпения увидеть мою реакцию на плоды его трудов.

Неожиданно Эдвард подхватил меня на руки, распахнул дверь и вошел в квартиру. Свет везде был включен, и любимый неспешно шел со мной на руках, показывая и рассказывая, что да как. Поставив меня на пол, он замер и пристально посмотрел мне в глаза, ожидая моей реакции. Я была права, когда думала, что все будет идеально: все было таким нашим, таким родным, будто мы жили здесь уже много лет.

Квартира была небольшая, но очень светлая, с огромными окнами, задернутыми фисташковыми занавесками, ковром в тон, светлая мебель, книжные полки и маленький стол-бюро у окна (Эдвард запомнил, что я мечтала о таком, и купил его в нашу гостиную!). Я молчала и впитывала каждую деталь. Взгляд упал на стену, на которой висело несколько картин, и я застыла от удивления. Это были картины, написанные моей мамой: небольшие пейзажи с видом нашего дома и леса за ним.

- Спасибо! – посмотрев на Эдварда, прошептала я, едва сдерживая слезы.

– Тебе нравится? – уточнил он.

– Конечно, как мне может не нравится! Ты такой… такой, - я не могла подобрать слов, они путались в моей голове, мысли прятались друг за друга, и только немой восторг плескался через край, как сияющие на солнце брызги воды в фонтане на итальянской площади.

Эдвард обнял меня, и мы еще долго стояли посреди нашей первой общей гостиной, тихо переговариваясь. Любимый рассказывал, как делал ремонт, как пытался оттереть ту белую краску, покупал мебель, как старался угадать, что же мне понравится, и как боялся разочаровать меня.

Он был милым и очень домашним, уютным и бесконечно родным, он был моим, а я была его. И этот дом навсегда останется первым, олицетворяя начало нашей общей семейной истории, ведь для меня Эдвард и был семьей.

Дни бежали так быстро, что я не успевала их считать, было так много нового, что времени остановиться и подумать совершенно не хватало, плюс ко всему, я привыкала к абсолютно новому для меня образу жизни, что тоже требовало определенных усилий.

Раньше, живя дома с родителями, я не задумывалась над тем, как вести дом: уборка, стирка, глажка и приготовление еды – прежде это все происходило как-то само собой. Сейчас же я понимала, что дом на моих плечах, хотя надо отдать должное Эдварду, который старался во всем мне помогать, но чувство ответственности за бытовую сторону нашей жизни все равно лежало на мне.

Мы учились и работали, утром со звоном будильника наша маленькая квартирка оживала и напоминала сумасшедший дом. Я была жуткая соня, поэтому в ванну Эдвард практически тащил меня на себе, где под его неусыпным контролем я умывалась, и только благодаря любимому не засыпала в обнимку с раковиной.

Завтраки и ужины проходили дома, а обедали мы где придется. Нам легко жилось вместе, ведь мы знали друг друга с детства, но в самом начале все же были сложности, которые позже моя мама назвала «притирка друг к другу».

Я, к примеру, открыла для себя, что Эдвард крайне педантичен и аккуратен, не любит, когда я оставляю недопитый чай или раскладываю вещи не в том порядке, который он для себя установил. Эдвард всегда учил экзамены в полной тишине, я же любила все проговаривать себе под нос, чем в первое время злила его, но потом он привык, вернее, просто нацеплял на себя наушники от плеера и продолжал заниматься в столь желанной тишине.

Иногда требования любимого были просто смешными, и я, через силу сдерживая улыбку, покаянно говорила:

- Как скажешь, милый.

Правда, через какое-то время я опять забывала чашку на столе, и слышала недовольное бурчание Эдварда, доносившееся из кухни.

Любимый очень привязывался к вещам, что немного забавляло меня: я никак не могла понять, почему так трудно расстаться со старой рубашкой.

В одну из суббот я осталась дома одна, предоставленная сама себе, что бывало нечасто, поэтому решила посвятить день домашним заботам. Дел накопилось много, и я решила начать с уборки в ванной. Напевая себе под нос и водрузив на руки резиновые перчатки (видел бы меня сейчас Эдвард!), я с воодушевлением терла и мыла все, что попадалось под руку.

Когда все поверхности засияли, а в зеркало, казалось, можно было войти, я, довольная проделанной работой, села на край ванны и посмотрела на результат своих трудов. Что-то смущало меня в созданной мной идеальной картинке. Взгляд упал на старую мочалку, сиротливо свисавшую с крючка, которая была странного фиолетово-зеленого цвета и выглядела как осколок древности.

«Так, ее надо срочно выкинуть», - подумала я и незамедлительно сделала это.

Потратив почти весь день, приводя квартиру в идеальное состояние, уставшая и крайне довольная собой я рухнула на диван, завернулась в любимый плед и погрузилась в безмятежный сон.

- Маленькая, котенок, золушка моя, - тихий нежный голос вкрадывался в мой сон. – Маленькая, я дома, - голос звучал уже настойчивее. – Котенок, я соскучился! Ну же, Белла, просыпайся! - голос стал требовательным.

Я с большим усилием распахнула веки и встретилась с теплым взглядом глаз любимого. Он выглядел уставшим, а его подбородок покрывала легкая щетина. Не удержавшись, я протянула ладошку и легонечко погладила его, Эдвард довольно замурчал и коснулся поцелуем моих губ.

- Добрый вечер, моя любимая соня, - улыбнулся он, отстраняясь от меня.

- Эдвард, я не соня! – притворно возмутилась я. – Просто сегодня я очень устала!

– Я тоже, – разминая свою шею, пожаловался мой дорогой.

– Пойдем ужинать? - спросила я, скидывая с себя плед.

Эдвард утвердительно кивнул и подал мне руку, помогая встать с дивана.

Мы сидели лицом к лицу, наслаждаясь пиццей, тишиной и друг другом. Удивительно, но с Эдвардом я любила даже молчать, тишина была наполнена нашими чувствами, переживаниями и радостью…

Было так уютно прятаться в раковине нашего маленького замкнутого мира, согретого мягким светом лампочек, тихим звоном фарфоровых чашек с дымящимся кофе, ароматом свежей зелени, растущей в горшках вдоль подоконника, и тем искрящимся, поющим в воздухе чувством гармонии, что витала вокруг нас.