— Ты меня силой поведёшь? — обернулся к нему Гамов.
— Да, если капитан скажет! — рявкнул Хейден. — Я со многим не согласен, но мы на задании!
— Не надо, — вдруг сказал Ефремов. Устало посмотрел на всех. — Виктор прав.
— Что? — Растерянно сказала Аня.
— Виктор. Прав. — С нажимом сказал Александр. — Я всё скажу.
Он отвернулся к экрану.
— Выслушайте меня до конца. Рассказ не будет долгим. А потом можете говорить всё, что угодно. Это произошло пятьдесят один год назад…
Их было несколько. Небольшая группа, энтузиасты, первопроходцы Марса, искавшие воду, ресурсы, да всё что угодно, чтобы дать это колонистам. Машин было мало, на Земле только что отгремела очередная война, и никто не посылал помощь. Люди работали на совесть, чтобы обеспечить ресурсами будущих марсиан. Приходилось работать людям. Сканирование обнаружило большие полости недалеко от Олимпа, где предположительно могли находится залежи металлов. А это означало новые дома, машины, топливо. Красная планета отчаянно нуждалась в собственных запасах, ведь до сих пор их доставляли или с Земли или с астероидов за огромные деньги. А мечтой колонистов были неограниченные запасы воды.
Ефремов был тогда ничем не примечателен. Рядовой учёный, с кое-какими достижениями. Обычная работа, редкие и незаметные публикации в научных журналах. Эта экспедиция предстояла быть скучной и простой, а он мечтал о большем. Мотаясь по всему Марсу, отчаянно хотел найти хоть что-то… Вдоль и поперёк исходил Фобос и Деймос, но безрезультатно. В надежде найти подтверждение тому, что когда-то существовал мифический Фаэтон, пятая планета между Марсом и Юпитером, исследовал пояс астероидов. Но всё впустую. У него не было ни семьи, ни детей, вся жизнь была посвящена науке. Но она не отвечала взаимностью…
Марс был хорошим способом заработать. Ефремов отчаялся, ему нужны были деньги.
Люди долбили и бурили скалы в том месте, где по разведданным находились крупные залежи металла, и в конце концов нашли спуск в пещеры. Почти час исследователи пробирались по узким коридорам всё глубже и глубже, пока не вышли в огромную просторную пещеру. Там исследователи разделились. Техника работала исправна, обвалов не было, и они решили, разбившись на несколько групп, просмотреть здесь всё до приезда основной группы, ведь первооткрывателям в случае успеха Марс сулил большие прибыли.
— Я долго шёл, — продолжал свой рассказ Ефремов, — и тогда я увидел стену. Не знаю, наверное я был первым…
Через полчаса блуждания он вышел из пещеры в коридоры, долго блуждал по ним и неожиданно в свете прожектора его взгляду открылась серебристая плоскость, уходящая далеко вверх. Он замер, не веря своим глазам. Огромная стена. Покрытая вязью рисунков, которые сверкали в луче фонаря. Это было оно. Открытие, о котором учёный мечтал с детства. Перед ним пронеслись сотни картинок — пришельцы, неизвестный город, что угодно могло быть здесь, и он найдёт ответы на величайшую загадку Марса. Он, в числе первых увидел своими глазами подтверждение иного разума.
— Не помню, сколько я стоял там, — сказал Александр. — Но это было самое замечательно чувство…
Его руки дрожали. Он хотел позвать остальных, но не мог. Просто не мог отдать это, хотел насладиться хотя бы несколькими минутами уединения.
А потом он увидел изменение. Узоры на стене начали мерцать, но не от фонаря, а сами. И он выключил свет, подошёл к стене, и коснулся её рукой, даже не осознавая, что делает.
— Это было похоже на рой искр. Вся стена сверкнула ими и погасла. Я включил фонарь, но узоры оказались тусклые, стёртые от времени. Через несколько минут ко мне подошли остальные. Никто из них не видел света. Только древние серо-серебристые стены…
Их группа долго исследовала развалины. Но все они были пусты. После нескольких бесплодных лет работы Ефремов вернулся домой. Был построен музей, производились раскопки, но они ничего не дали. Несмотря на все попытки, людям так и не удалось установить точный состав сплава и технологию его изготовления.
Ефремов бросил раскопки. Долгое время он продолжал занимать неплохую должность в научном институте, но и то только потому, что участвовал в исследованиях на Марсе. Он не совершал никаких открытий, просто работал, устав от всего. Коллеги сторонились нелюдимого учёного, сам он тоже, разочаровавшись в жизни, не стремился ни к чему.
Шли годы.
Потом ему начались сниться сны. Странные, тягучие, тяжёлые, они не прекращались. Он почти не запоминал их, но они не давали спать. Медицинское обследование показало, что он полностью здоров. И вот однажды в снах стал появляться смысл. И наутро Ефремов нарисовал набросок принципиально нового двигателя.
Он был счастлив. Спустя столько лет работы он смог внести свой вклад в науку. Несколько лет дальнейших разработок сделали его одним из самых известных и состоятельных учёных мира. Гравитационные двигатели дали науке и технике новое дыхание — космические корабли с искусственной гравитацией, установки, благодаря которым люди могли жить в космосе с их привычным весом, что увеличило качество и длительность жизни.
Но сны продолжали сниться. Он старался не обращать на них внимания, старался забыть. Но однажды он понял, что в снах появляются рисунки, оставленные на древних стенах Марса. Это значило, что к его открытию привёл сон, навеянный знаками? Но ведь Менделееву тоже приснилась его таблица, как говорили древние учебники истории. И он продолжал убеждать себя в том, что сны — всего лишь образы.
Но они не уходили, а приобретали всё больший размах, мучали его, пока однажды знаки не стали понятны, а образы осмысленны. Тогда он понял, проснувшись в холодном поту, что не мог больше контролировать себя. Знания требовали выхода.
Ефремов начал работать над тем, что приходило во сне. В его руках создавались всё новые изобретения. Мир думал, что получил гения. И только Александр знал правду.
Он не был великим учёным. Он был никем. Просто ему повезло.
Все его великие озарения на самом деле были сотни тысяч лет назад записаны на стенах древнего строения в подземельях Марса неведомыми существами. И они не оставляли его в покое. Он хотел бы рассказать об этом, но понимал, какие будут последствия.
Так шли годы. Ефремов смирился с этим. Его новшества приносили пользу, двигали науку вперёд, в какой-то степени он получил что хотел — его признали одним из величайших учёных.
Позже, работая над новым программным обеспечением он понял, что его разработки близки к созданию ИИ, которые к тому времени были запрещены. Но он не мог перестать работать. Ефремов начал программировать ИИ один, лишь изредка советуясь с другими учёными, которые когда-то работали в этой области. У него ушло на работу долгих двадцать лет.
— Поэтому ты не знаешь историю своего создания, Иви, — сказал Александр. — Я не говорил тебе, что твоё программное ядро — это на само деле древняя разработка неведомых нам существ. На этой основе было создано подобие нейросети, на которую уже легли знания земных учёных. Я не знаю принципов твоей работы, я только повторил то, что пришло ко мне во сне.
Ефремов не знал, что они хотят добиться. Зачем были записаны эти знания, почему они были понятны человеку? Что хотели существа, покинувшие Солнечную систему сотни тысяч лет назад? Двигать научный прогресс вперёд? Значит они не враги, значит это делалось с добрыми намерениями? Но как существа, жившие ещё в те времена, когда на Земле существовали лишь предки современных людей, могли просчитать это? Разве возможен такой разум?
Он не знал… Иви становилась всё умнее, её интеллект превосходил самые смелые ожидания учёного. Она была единственным существом, которому он доверял, но даже ей Ефремов не рассказывал правды.
А потом пришла идея прокола пространства. Учёному доверяли, его авторитет уже был непререкаем, и средства на разработку были выделены. Когда состоялся первый пробный и успешный переход, Ефремову дали карт-бланш на всё. Несмотря на его открытое неприятие Совета и тотальной диктатуры, его высказывание, своенравность и резкость.