– А если я сейчас захочу испытать тебя, согласишься ли ты исполнить мое желание?

– Я согласен, – отвечал крестьянин решительно, – только мне нужен прут из орешника и присутствие на месте преступления во время восхода солнца.

Довольный таким ответом судья сделал немедленное распоряжение и на другой день при восходе солнца Эймар стоял в погребе, где совершилось убийство, с прутиком в руках.

Окно жилья погребщика было обращено к востоку, и едва первый луч восходящего солнца блеснул в обагренном недавней кровью покое, как Эймар сильно задрожал, прут завертелся в его руках и направился к двери. Колдун пошел по этому указанию, а за ним судья, полицейская стража и множество любопытных. Следуя влечению прутика, Эймар прошел по городским улицам, дошел до ворот города и, выйдя в поле, следовал по правому берегу Роны. Пройдя таким образом несколько верст, повернули в сторону и остановились у дома какого-то небогатого огородника. Эймар утверждал, что воры останавливались здесь и, войдя в дом, отыскал с помощью прута три пустые бутылки, утверждая, что убийцы пили из одной из них. Огородника не было дома, но десятилетий сын его вместе с сестрой годом моложе его, показали, что за несколько дней (и именно на другой день после убийства) три незнакомых мужчины заходили сюда утром и, выпив бутылку вина, щедро заплатили за нее хозяину.

Этот первый результат произвел удивительный эффект на толпу, шедшую за колдуном из Лиона, и заставил судью призадуматься. Многие из лионских граждан решились следовать за Эймаром далее, но вскоре должны были отказаться от такой решимости, произведенной неодолимым любопытством. Эймар, выйдя из дома огородника, направился к реке и объявил, что злодеи взяли здесь лодку и поплыли отсюда водою.

По справке оказалось, что действительно в день посещения трех подозрительных людей у огородника была украдена лодка, привязанная у того места, которое означил колдун.

Достали другую лодку, и судья сел в нее с Эймаром и несколькими полицейскими солдатами. Любопытные граждане поневоле должны были возвратиться в Лион, где пошли толки про необыкновенный дар крестьянина из Дофине.

Проплыв по реке и пройдя арку Виенского моста, под которой обыкновенно никогда не проезжали лодки, Эймар вышел на берег и пустился с пристани по указанно прутика в кабак. Таким образом обходил он селения, останавливаясь у постоялых дворов, харчевень и кабаков, узнавая места, где останавливались преступники, и указывая постели, на которых они спали, и стаканы, из которых пили. Каждое открытие такого рода проверялось допросом и служило новым торжеством для колдуна. Наконец он останавливается перед Саблонским лагерем: ореховый прут быстро вертится в его руках и как бы собственной силой, вырвавшись, упал на землю, по направлению к лагерю. Тогда Эймар объявил, что убийцы в лагере. Но судья, не имевший при себе нужных полномочий, встретил здесь препятствие со стороны местного начальства и должен был возвратиться в Лион для изготовления по форме нужных бумаг.

Когда надлежащие распоряжения были сделаны лионским начальством и нужные предписания посланы, куда следовало, судья берет с собой Эймара и идет в лагерь, но убийц уже здесь не было. Прибегают опять к волшебному прутку и с помощью его доходят до Бокера. Ореховая ветвь ведет к городской тюрьме, где содержалось тогда до пятнадцати человек, обвиняемых в различных проступках. Эймар спокойно проходит перед четырнадцатью и останавливается перед последним заключенным, низеньким и горбатым старичком, посаженным в тюрьму за кражу, сделанную во время ярмарки, бывшей за несколько дней пред тем.

Эймар объявил положительно, что горбун был одним из убийц погребщика.

Напрасно клялся горбун и запирался от участия в таком ужасном преступлении. «Хоть я и вор, но не убийца, – говорил он. – И в целую жизнь мою никогда не бывал в Лионе». Несмотря на то, горбуна взяли из тюрьмы и повели на те места, где Эймар указывал, что преступники останавливались: везде узнавали горбатого старика, и он, пораженный таинственным ужасом, откровенно признался в своем злодеянии.

Из его признания было видно, что он сошелся в трактире с двумя негодяями, которые предложили ему участвовать в ограблении погребщика, обещая дать ему половину всей украденной суммы. Причиной такого приглашения было то, что горбун был некогда механиком и славился между мошенниками искусством отпирать без ключа самые крепкие замки. Он в самом деле не положил охулки на руку и в десять минут отворил железную дверь погреба. В первой комнате спал приказчик, и, боясь помехи с его стороны, воры отрубили ему голову взятым с собою на всякий случай топором. Затем они убили самого хозяина, но хотели пощадить детей и женщин; те однако ж, проснувшись и видя страшную сцену, начали кричать и звать на помощь, почему злодеи умертвили и их. Затем взломали конторку, вынули деньги и ушли точно по тому направленно, которое указывал Эймар с помощью орехового прута. Они оставались несколько дней в Саблонском лагере, откуда пошли на Бокерскую ярмарку, где горбун был пойман в краже, и, попав в тюрьму, потерял своих товарищей из виду.

После этих признаний Эймар был вновь отправлен в Бокер для отыскания следов других преступников. Короче сказать, он напал на следы двух остальных злодеев и преследовал их через Марсель до Тулона: здесь он указал гостиницу, где они останавливались. Но уже было поздно: преступники, обобравшие в Марселе очень богатого купца, уехали за два дня перед прибытием Эймара на корабле и скрылись от преследования.

Горбун был присужден к смертной казня, и, взойдя на эшафот, подтвердил истину своего признания и торжество гренобльского крестьянина-колдуна.

Вслед за тем предстояло новое испытание искусству Жана. Вблизи Лиона обокрали богатого фермера, и все обратились к Эймару с просьбой отыскать вора. Вооруженный ореховой веткой, Жан отправился на место преступления и скоро не только отыскал вора, но и место, где были спрятаны деньги.

Как ни убедительны были такие опыты, многие считали однако ж Эймара за искусного обманщика и решились сделать ему новое испытание. В то время, как он отыскал вора, обокравшего фермера, некоторые из присутствующих сговорились нарочно украсть у Жана кошелек, и когда тот заметил пропажу, то предложили ему употребить в дело волшебный прутик. Последний остался однако ж недействительным, и Эймар отвечал, что он умеет отыскивать только истинных преступников, похитители же его кошелька не воры, а просто шутники и сговорились позабавиться над ним.

Скептики накушались грязи и, сев на ковре недоумения, положили в рот палец удивления.8

Слава гренобльского крестьянина прогремела в целой Франции, и многие издалека приезжали советоваться с владетелем магического орехового прутика. Эймара считали за волшебника и, родись он сотней лет раньше, то не миновать бы ему костра или смерти в застенке тюрем инквизиции. К счастью, он жил не в XVI, а в начале XVIII века. В искусстве Жана никто более не сомневался, но только не могли постигнуть, каким образом совершает он свои открытия. Академики и другие ученые вмешались в дело и не только не пояснили его, но еще более запутали. Лебрен и ученый Малебрании написали целые тома страшной галиматьи об Эймаре и его таинственных действиях. Читая этих господ, скорее можно поверить, что писали не академики, а постоянные нахлебники дома умалишенных.

Недолго однако ж продолжалось торжество и знаменитость гренобльского крестьянина.

Так открылась истина таинственных действий Жана Эймара, и громкое его имя вместе с рассказами о диковинках, им произведенных, исчезло как сновидение, оставив только след у современных демонологов да у собирателей повествований о диковинных приключениях.