История заблуждений человеческого ума и чувств любопытна в контексте истории развития и цивилизации вообще. Всегда и везде, вследствие шаткости ума и несовершенства чувств, чистые идеи, ясные понятия подменялись заблуждениями и предрассудками. Неизвестные прежде болезни, необыкновенные происшествия, явления природы, выходящие из обычного порядка вещей, поражали воображение и, при малоразвитости ума и знаний, нередко давали повод к сверхъестественным объяснениям. Отсюда берет начало химерическое владычество духов и волшебников, представившее немало поэтического, но еще более грустного в истории человечества.

Страсти, преимущественно властолюбие и любостяжание, породили волшебников, астрологов, алхимиков, знахарей, колдунов и ведьм. Одни уверяли, что умеют читать судьбу человека в сочетаниях светил небесных, другие ухищрялись прозревать будущее в толкованиях сонных грез, полета птиц. Медея, заклинавшая ветры, Цирцея, превратившая Улиссовых спутников в поросят, Орфей, заставлявший плясать камни, волшебник Тирезий в своем гроте, – все очень похожи на волшебников и ведьм, которых жгли на кострах, по приговорам средневековых судилищ.

Остатки языческих убеждений, с которыми так нелегко расставались народы, принимавшиe христианское учение, и дурно наблюдаемые и еще хуже объясненные явления природы породили бездну суеверий и предрассудков. Наг, беден, слаб, глуп и легковерен родился человек; наги, бедны, слабы, глупы и легковерны первобытные неразвитые семьи и общества людей. По мере развития ума и расширения понятий человек наблюдал окружающую его природу, узнавал свойства и причины вещей и явлений и научался покорять себе природу, заставляя ее служить в его пользу. Мало-помалу он сделался богат, могуч, умен – сделался царем земли. Крепче всех прочих недостатков прилепилось к нему легковерие, еще очень заметное в большей части людей, даже сильно развитых, богатых материально и умственно. Правду говорит Сальверт в своем сочинении «О тайных науках», что человек родится и умирает легковерным, но это легковерие происходит из светлого источника, из прирожденного человеку стремления к правде. Величайший обманщик чаще готов верить чужим словам, чем подозревать в них ложь. Чувство правды так присущно человеку, что в самих даже уклонениях от него беспрерывно проявляется невольное к нему уважение. Но легковерие, при содействии страстей, особенно страха и надежды, было постоянно одною из главных причин распространения суеверий и предрассудков.

Верования греков и римлян, отличавшихся, впрочем, значительною степенью своеобразного просвещения, были сплетением бесчисленного множества заблуждений, иногда поэтических, но часто странных до нелепости, безобразных до чудовищности. Язычник вместе с молоком матери всасывал в себя зародыши предрассудков и суеверий, сопровождавших его на пути целой жизни и не покидавших даже на смертном одре. Знаменитейшие мужи древности: герои, философы, поэты, законодатели, художники, несмотря на то, что в них нередко горел огонь гениальных вдохновений, находились постоянно под влиянием странных предубеждений, под гнетом мнимых таинственных деятелей. Самые выспренные порывы их ума, самый широкий размах крыльев их гения ощущали противодействие железной сети закоренелых умственных заблуждений, неразрывно скованных с их языческою религией, образом жизни, нравами и обычаями.

Представим примеры странных рассказов, встречаемых у древних классиков. Мы при этом выберем преимущественно относящиеся к естественной истории.

Плиний, в своей истории рыб, рассказывает, что в Средиземном море живет род миноги, называемой ремора (remora), которая обладает такою страшною силою, что если зубами ухватится за корабль, то может остановить его на всем ходу. Корабль, на котором Антоний плыл в Акциуму решить судьбу вселенной, был остановлен одною из таких миног. Впрочем, это не единственный случай такого рода: точно такие же происшествия случились с Периандром, Калигулою и другими менее замечательными лицами.

Читайте Геродота, Аристотеля, Ксенофонта, Плутарха, Тита Ливия, Элиана, Светония, Помпония Мелу и многих других, и вы найдете в этих авторах кучу рассказов о далеких странах, где живут люди с собачьими и оленьими головами, без глаз и с одною ногою, на которой скачут, а когда захотят бежать, то становятся по двое вместе и, охватившись руками, бегут, передвигая общую пару ног. Впрочем, по мнению тех же авторов, есть страны, где живут люди совершенно безголовые. У них же вы прочтете, что лев боится пения петуха, что рысь может видеть сквозь стену и другие непрозрачные тела, что крот совершенно слеп, что вороны, олени, карпы и попугаи живут по несколько сот и даже тысяч лет, что крокодил, для приманки добычи, подражает детскому крику, что пеликан раздирает себе грудь и кормит своих птенцов собственною кровью, что страус, преследуемый неприятелем, прячет голову в песок и полагает, что скрылся из виду неприятеля, потому что сам его не видит. От листочка петрушки лопается стекло; Аннибал пролагает себе путь сквозь Альпы, растворяя горы уксусом; диодоровы гилофаги, питаясь исключительно древесными листьями, прыгают по деревьям как белки, и самые тонкие ветви не гнутся под их тяжестью, хотя эти люди были ростом ничуть не меньше греков. С древнейших времен существовало у пастухов поверье, что овца никогда не подойдет близко к тому месту, где лежит какая-либо частица волчьего трупа, и что, заиграв на скрипке, струны которой сделаны из волчьих внутренностей, можно разогнать какое угодно стадо. Иезуит Кирхер, который писал обо всем (даже об астрономии), решился проверить это сказание и повесил на шею овце высушенное волчье сердце: разумеется, что овца паслась с этим талисманом так же спокойно, как и без него.

Начитавшись древних классиков, почти в наше время, Риттер в Германии и Тувенель во Франции, люди не только образованные, но и весьма ученые, пытались возобновить веру в диковинки фокусников, отыскивающих подземные ключи с помощью волшебного прута.

Заблуждения свойственны всем векам, сословиям и возрастам; только они видоизменяются согласно окружающим их посторонним влияниям. В человеке малообразованном они развиваются вследствие слишком тесного круга, открытого для действия мышления, и суть следствия невежества; у людей образованных они проистекают от перехода воображения за назначенный ему разумом предел. Как скоро ум выйдет из определенных ему самою организацией человека границ, он немедленно начинает действовать ненормально. Действие при этом будет постоянно неправильное, хотя и разновидное, смотря потому, за какие границы переступил ум – за внешние или внутренние. В первом случае слишком обширное поле действия ослабляет деятеля; во втором – он, по слишком ограниченному пространству, не может выполнять назначенных для него природою нормальных отправлений.

Не только в древности, но и в новейшие времена, до последних микроскопических исследований берлинского микрографа Эренберга, господствовало между многочисленными учеными мнение, будто бы органические вещества, подвергшиеся гниению, могут воспроизводить новые, живые организмы. Чего не набредили по этому поводу древние материалисты! Нам, конечно, смешно читать теперь мнение Демокрита, полагавшего, что люди были первоначально под формою червей, и увеличиваясь мало-помалу, совершенствовались и приняли настоящую форму. Анаксимандр производил нас из скорлупы, похожей на скорлупку каштана, которая, раскрывшись от действия теплоты, произвела на свет мужчину и женщину, распространивших род человеческий. Это напоминает яйца Леды. Другие превращали рыб в людей, как головастик превращается в лягушку, и эта последняя нелепость так понравилась Малье, что он начал утверждать, будто бы существуют действительно морские люди, тритоны и сирены (о которых, впрочем, было писано довольно много), и что эти морские дива – мужчины и женщины, не успевшие еще сбросить рыбьих хвостов. Наконец, почти в наше время уважаемый французский натуралист Ламарк выкинул дикую мысль, будто бы человек находился первоначально в звероподобном образе. Так заблуждаются во все века даже светлые умы, слишком преданные односторонним соображениям.