А ведь есть же люди, которым и три зажженные свечи, поставленные на одном и том же столе, нипочем!
Каждый из упомянутых предрассудков имеет свое основание, которое, впрочем, не всегда возможно отыскать. Только подробным систематическим развитием происхождения и постепенного распространения между людьми известных предрассудков можно показать, что ложь происходит часто от истины и делается ложью только вследствие самонадеянности и шаткости человеческого ума.
Не все однако ж суеверия и предрассудки прожили до нашего времени. Уже давно никто не верит ни в убийственный взгляд василиска, ни в возрождение Феникса, ни в саламандр, обитающих в огне, ни в нереид, тритонов, сирен, драконов, грифонов, крылатых змей и т. п., хотя большая часть этих рассказов основана на действительной форме животных первобытного миpa, которых окаменелые остатки мы теперь находим в разных напластованиях земной коры.
Не далее как в начале текущего столетия английские журналы извещали о красивой собою сирене, явившейся в Шотландии и имевшей зеленые длинные волоса и рыбий хвост. Она около полутора часов плескалась на поверхности моря, не оскорбляясь, что множество зрителей любовались обнаженными ее формами. Многие поверили этому известию. Что же удивляться, если находим у натуралиста Плиния, что в царствование Клавдия видели на морском берегу близ Лиссабона молодого тритона. Подобное же чудо случилось в Галлии во времена Августа. Тритонов и сирен видели везде, особенно в Африке. Павзаний, писатель правдивый и просвещенный, уверяет, что он сам видел тритона. Элиан рассказывает о засушенном тритоне, показывавшемся в Ливадии. По словам Фульгозия, в папство Евгения IV, тритон вышел на берег и похитил ребенка, но был преследован и убит. Он был совершенно также устроен, как всякий человек, только имел на лбу два рожка, за плечами два крылышка и плавательные перья на руках и ногах.
В 1547 году иезуит Генрихез собственными глазами видел девять хорошеньких тритонов, пойманных неводом в западной Индии.
Скажем теперь нисколько слов о симпатии и антипатии.
Один из древнейших писателей о симпатии называет ее сродством ума и сердца. Древние однако ж удивительно распространили круг этого сродства: по их мнения, слон имел сродство с бараном, потому что при виде барана будто бы утихает гнев раздраженного слона. Агриппа находит симпатии между виноградною лозою и оливковым деревом, а также между смоковницею и миртом. Подобного рода симпатии были также открыты между львом и петухом, вороном и совою, виноградом и капустою, и многие другие.
Математик Кардан уверял, что ящерица чувствуете симпатию к человеку, а по мнению Ронделя, все большие морские животные, не одаренные острым зрением, имеют вокруг себя прислужников из маленьких рыбок, которые стараются отыскивать для своего повелителя добычу и наводить его на нее. Это нечто вроде мальчика, который, по словам романса, водит слепого Велизария, хотя, не во гнев автору романса, Велизарий никогда не был водим мальчиком.
Натуралисты и философы в прошедшем столетии принимали два вида симпатии – чувственный и нравственный. Действия чувственной симпатии – чисто физиологические и механические. Их часто смешивали с естественными явлениями сильно развитых органов чувств или с животным инстинктом. Так младенец ищет грудь матери; животное умеет отличать полезную пищу от вредной; шерсть у лошади становится дыбом при виде льва или медведя; а собака отыскивает следы своего господина вследствие сильно развитых органов обоняния.
Нравственная симпатия имеет началом своим нравственное чувство, свойства индивидуальных характеров, нравы, обычаи и привычки. Встречаясь в первый раз с человеком, вы иногда чувствуете к нему влечение или отвращение, по-видимому ни на чем не основанные. Но разберите хорошенько ваши чувства, разберите свойства этой симпатии или антипатии, и вы увидите, что они берут свое начало в незаметном, так сказать, невольном суждении вашего ума, который при первой встрече с новым лицом делает по некоторым наведениям сравнение между качествами этого человека (которого вы часто вовсе не знаете) и между вашими собственными понятиями, наклонностями и вкусами. Повторяем, что ум, схватывающий весьма быстро характерные признаки, невольно и незаметно составляет сравнение по наведениям, ему свойственным, между новым лицом и вашими собственными качествами и выводит свое заключение. Действие это происходит так быстро и независимо от воли, что мы замечаем обыкновенно только один его результат или крайний его вывод.
Ясно, что все таинственное, которым старались объяснять странные чувства симпатии и антипатии, подходит под определенные законы, и строго логический пытливый ум может служить надеждой руководной нитью в этом темном лабиринте.
А у врачей и алхимиков XV и XVI столетий можно найти большие диковинки о симпатии. Фан Гельмонт рассказывает, что один брюссельский житель, человек очень богатый, потеряв в сражении нос, обратился к хирургу, предлагая ему огромную сумму, если он сможет вновь вырастить ему нос. Хирург согласился и, отыскав одного бедняка, которого организация, по мнению его, симпатизировала с организациею безносого брюссельца, уговорил беднягу позволить отрезать ему нос за вознаграждение десятью фунтами золота. Отрезанный нос был приставлен брюссельскому гражданину и прирос как нельзя лучше, потому что нос симпатизировал с остальным организмом. Спустя несколько лет бедняк, продавший нос, умер: проданный член начал холодеть на лице нового своего хозяина, загнил и вскоре вовсе отпал, потому что он все-таки имел более симпатии с организацией старого хозяина, чем нового. Фан Гельмонт ссылается на свидетельство многих брюссельских жителей, могших подтвердить справедливость факта. Но так как этому делу прошло около трех столетий, то справки навести будет довольно мудрено.
Лежандр рассказывает о двух близнецах, из которых один почувствовал сильную боль в груди в то самое мгновение, когда близнец его был ранен в сражении, и именно в грудь. Сражение это происходило в Италии, а первый близнец находился в то время в Париже.
Этьен Пакье приводит пример других двух близнецов, из которых одного хотели уморить голодом в тюрьме. Но все старания оставались тщетными, потому что близнец, находившийся на свободе, преисправно кушал за двоих; когда же заключенному отрубили голову, то близнец его также мгновенно умер, и после его смерти найден красный рубец на шее.
Есть не менее странные анекдоты об антипатиях. Иной не может видеть мыши, другой кошки; маршал Альбер, человек самой отчаянной храбрости, дрожал как лист при виде свиньи. Актриса Конта имела такую антипатию к зайцам, что проходя мимо вывески одного купца, на которой был нарисован заяц, упала в обморок.
Было время, когда повсеместно в Европе укоренилось мнение, что кровь убитого человека приходит в волнение в присутствии убийцы. Такому странному поверью принесено много невинных жертв. Когда кардинал Медичи, сын Козьмы Тосканского, был умерщвлен, то при входе брата его, Гарсии Медичи в залу, где находилось тело убитого, кровь умерщвленного кардинала потекла будто бы вновь из раны. Козьма, признав это за доказательство виновности Гарсии, немедленно приказал его казнить.
Шарлатаны умели искусно пользоваться предрассудками касательно симпатии. Не говоря уже о заговариваниях зубной и других болей, скажем, что существовало поверье, будто, имея в руках клочок волос какого-либо человека, можно лечить его от болезни, хотя бы он находился от врача и лекарства на расстоянии нескольких тысяч верст. В этом отношении славился некогда симпатический порошок кавалера Дигби, долгое время морочившего всю английскую аристократию. Какой-нибудь англичанин, раненый во Франции или Испании, спешил послать в Англию к сэру Дигби компресс, снятый с раны и обагренный кровью больного. Дигби посыпал компресс своим порошком, и больному немедленно становилось легче; он клал компресс на лед, и больной чувствовал в ране холод; когда же компресс, посыпанный порошком, приближали к огню, то больной за тысячи верст чувствовал в ту же минуту жар; и всему этому верили, верили слепо, и считали невеждою того, кто бы смел усомниться в действительности порошка Дигби.
