В каких сопливых мелодрамах он подсмотрел эту банальщину, Роджерс не помнил, но подействовала она отменно, Дэйзи вспыхнула и спрятала предательски заблестевший взгляд на дне чашки. Чудесная, доверчивая девочка, а упрямству Роджерса противостоять было невозможно ни раньше, когда он изо всех сил рвался в армию, ни сейчас, когда желанная цель так близко. Это качество лишь то немногое, что осталось в нём без изменений.

Дэйзи позволила ему целовать свои руки, обнимать, награждала его трепетными взглядами из-под опущенных ресниц и лёгкой улыбкой, которая обещала многое. Почти на час, огромный, бесконечный час он старался быть таким, как хотела она, держать её за руку, и слушать её девчачьи глупости, и порывы ветра, путающиеся в её волосах и кронах деревьев вдоль парковых аллей. А она в рот ему заглядывала, восхищённая, наивная дурочка, хотя он до скотской боли в грудине понимал, что ничем не заслужил такого отношения. Роджерс не смел резко менять курс и выбранную тактику, но прислонить её к шершавому стволу ближайшего клёна, развернуть спиной и спустить ей джинсы хотелось до потемнения в глазах.

Она — лишь горькая припарка, она не лечила и не спасала, а лишь ворошила ту гниль, что всадила ему ОБС в самую подкорку. Он не станет прежним, и обманывать себя без толку. Её раздражающую правильность, колчерукое кокетство и неопытность хотелось содрать и растоптать к херам, вытрахать из неё всё напускное, все эти обидки и ебучий бабский этикет, потому что мир устроен гораздо проще, а ломать и портить куда легче и приятнее.

Этим вечером Дэйзи оказалась сговорчивее — не то повлиял его геройский статус, не то действительно простила и прониклась, Стив решил не думать об этом, по крайней мере, не сейчас. В квартире пусто, Элис где-то загуляла, и Дэйзи пригласила его зайти. Роджерс до последнего держался, сжимая руки до белых костяшек, пока за его спиной не захлопнулась дверь, превращая маленькую бесхитростную квартирку двух молодых студенток в капкан.

— Стив, отпусти меня в душ… хотя бы, — её умоляющий шёпот, дыхание на срыве выключало самоконтроль на ноль, а её тонкое тело под пылающими ладонями хотелось вбивать в стенку, пока перед глазами у неё не потемнеет.

— Потом, позже, — до первой горизонтальной поверхности, а там гори всё в аду.

«Дэйзи, Дэйзи, Дэйзи» через каждый вдох, чтобы она не одумалась и не начала сопротивляться снова, выискивая тысячу причин откладывать неизбежное, чтобы подготовиться, привести себя в порядок, произвести тучу ненужных манипуляций, когда он хотел её прямо сейчас, сию минуту.

У неё губы мягкие, податливые, и сама она покладистая, отзывчивая на любые прикосновения, просто мечта, а не девушка. Джинсы слишком узкие, ему не справиться, только рвать их в клочья, раня грубой тканью нежную кожу. Дэйзи снимает их сама, аккуратно усевшись на краешек постели, пока Роджерс избавлялся от рубашки, рассыпая по полу выдранные с мясом пуговицы. Стив не видел её без одежды, в тот раз густое болото ночи скрыло всё, что сегодня неограниченно доступно, а её напряжение и стеснение первых минут Роджерс своим напором раздавил, скомкал и подмял под себя.

Её тело хрупкое, чувствительное, Дэйзи протестовала, и красивое личико морщилось от боли, когда он слишком сильно сжимал её мягкую грудь, когда слишком больно кусал плечи, шею и маленькие, твёрдые полукружия сосков. По-блядски выгибалась дугой под его горячим языком, пока он прокладывал себе путь от плоского живота до аккуратно выбритого лобка и насквозь промокших трусиков.

Её глаза туманило желание, болезненно нарастающее от каждого его прикосновения. Невнятный опыт не в счёт, Роджерс следовал инстинктам и скудным познаниям женской физиологии, пробуя на вкус её возбуждение, а Дэйзи сходила с ума под его пальцами и губами, теряя связь с реальностью. Терпкое удовольствие от мимолётного обладания не шло ни в какое сравнение с постепенным, нарастающим наслаждением от прелюдий, а видеть и ощущать, как ей хорошо под ним, и что он делает всё верно, раскидывало кипяток по венам, по каждой клеточке тела, которое и без того каждый грёбаный день плавил болезненный жар.

Стив решил искупить свой промах по полной. Дэйзи шумно вдыхала сквозь сжатые зубы, раскрывалась, подставлялась, до боли сжимала волосы на его затылке, чтобы в следующую секунду распрямиться стальной пружиной оргазма, закусывая свою ладонь, заталкивая обратно слишком громкие для многоквартирного дома крики.

Он вошел в нее резко, когда последние мышечные спазмы внизу живота ещё не утихли, вызывая новую волну, слишком невыносимо, пыточно яркую, что Дэйзи неосознанно отстранялась, тщетно выворачивалась из плотного кольца его рук. Её сдавленные стоны в такт толчкам подначивали двигаться ещё быстрее и глубже, поднимать её ноги выше, почти себе до плеч, становиться на коленки перед её распластанным по постели телом, чтобы кончить ей на живот и на грудь, достигая развязно подставленной шеи. Острое удовольствие стискивать ещё твёрдый член в кулаке, выжимая последние капли и смотреть, как она касается пальцами густых, терпких следов семени, размазывает их по телу, будто снова заигрывает с ним, пока они не застывают саднящей коркой на коже.

— Теперь точно пора в душ, — она в ответ молчала, лишь улыбалась и, как кошка, тянулась, чтобы размять мышцы и показать одуряющую красоту своего тела, томную, ленивую после соития. Роджерс поднял её с постели и рывком закинул себе на спину, а она такая лёгкая, что с нею на плечах можно сделать десяток подходов со штангой.

— Я боюсь высоты! — воскликнула она, выплёвывая из лёгких последний воздух, и Роджерс шутки ради едва не уронил её по дороге, подхватив над полом в самый последний момент. Дэйзи отчаянно сопротивлялась, смеялась и чем-то там грозилась, пока он ставил её на дно ванной и закрывал за собой пластиковую перегородку, сужая пространство до минимума, вталкивая её в холодную кладь плитки, чтобы начать всё заново.

Роджерс на ощупь вывернул краны. Пространство заполнилось шумом воды, заволоклось паром, пока Стив заставлял её прогибаться в спине, наклоняться ниже, грубо подстраивая под себя, сжимая упругие ягодицы до бордовых отметин. Он имел её быстро, резко, ничуть больше не заботясь о её удовлетворении — своё она уже получила с лихвой, а Роджерс с каждой секундой всё острее понимал, что останавливаться не хочет. Узкая спина, изящный прогиб поясницы, хрупкие рёбра, поломать которые можно одним неосторожным сжатием ладони — проще, чем крылья бабочке оторвать. Она давала самозабвенно, компенсируя с лихвой свою неумелость, маленькая, сладкая девочка с задатками первосортной шлюхи, осталось только направить её способности в нужное русло.

Ощущение власти над ней, многократного превосходства в силе открывало безграничный простор для самых смелых фантазий, экспериментов с формами и способами обладания желанной женщиной. Возможно, так обозначалась обыкновенная похоть, впервые поддаться которой ему выпало лишь сейчас.

Если бы задохлику из Бруклина когда-нибудь и дали, то только из жалости. На таких, как Дэйзи, в те беспросветные времена оставалось лишь неистово дрочить под одеялом так, чтобы не спалиться перед мамкой, а днём ходить мимо, гордо расправив тощие плечи. Но после эксперимента жизнь слишком часто и злобно над ним глумилась, посылая испытание за испытанием, в перерывах между которыми Роджерс просто элементарно не успевал наладить личную жизнь. Из разрозненных, бессвязно метущихся по черепной коробке мыслей, он пытался вычленить хотя бы призрак той нежной, трепетной влюблённости, которую испытывал к Пэгги Картер, но тщетно. Шлепки мокрых тел и капли, сбегающие водопадом вдоль её спины, заставляли мысли растекаться, бултыхаться в поджатых яйцах, подначивая оторваться на девчонке за все бесцельно прожитые годы.

На палец, проникающий в тугое кольцо мышц, Дэйзи отозвалась мгновенным напряжением всего тела, но сопротивляться не посмела. Как чертовски заводила эта её податливость, беспрекословность, а лёгкое недовольство так вообще срывало тормоза. Хотелось иметь ее везде, куда можно и нельзя, а всё, что нельзя хотелось проделать с удвоенным рвением.