========== Глава 7 ==========
— Воспитательный процесс в разгаре, капитан? — со спины неслышно подобрался майор Сандерс, один из верховных шишек местного подразделения «ЩИТа», здоровенный мулат с прозрачными, как бутылочное стекло, глазами. Роджерс лишь едва голову повернул в его сторону.
Один из новобранцев глотал песчаную пыль, скукожившись втрое от нехилого удара под дых. Парень получил его сразу же, как только посмел что-то там вякнуть у Роджерса за спиной, плюсом к разбитому секундой ранее носу. С дисциплиной у нынешней молодёжи было неважно, что неимоверно бесило.
— Рядовой Уилльямс, подобрать сопли и встать в строй!
— Есть, капитан, — донеслось откуда-то с почвы сквозь булькающую кровавую массу.
Отряд вытянулся в струнку перед майором, Роджерс остался, как был — звание Мстителя и приказ о прибытии на базу специального агента шестого уровня сводило на нет все общепринятые табели о рангах.
— Эти ослы будут мне спину прикрывать? Мне проще одному всё сделать, — возмущался Роджерс, пока они шли по тренировочному полигону к выкрашенному под местность майорскому багги, и пока отряд самозабвенно изображал из себя почётный караул, стоически игнорируя ползающих там-сям скорпионов. Рама под весом Роджерса жалобно скрипнула, пока он забирался на пассажирское сиденье.
Молодой водила покачивал выбритой под ноль головой в такт дребезжащему из наушников рэпу. Эти прилизанные штабные подпевалы, возившие майорскую жопу от расположения до города и обратно, строили из себя бог весть кого, уж это с сороковых не изменилось совершенно, и совершенно идентичное раздражение вызывало. Раньше капитан построил бы всю базу, согнал бы спесь с самых выёбистых и плесневелый мох с охуевшего от лени офицерского состава, если бы не огромное, всепоглощающее насрать, которое преследовало его с того самого дня, как Фьюри отстранил его от дел, связанных с ОБС. Сейчас же он делал лишь то, для чего его сюда назначили.
— Тем более, — не то согласился, не то опроверг его слова майор. — Пришло подтверждение разведданных. Выступать лучше завтра на рассвете. Пусть парни отдохнут сегодня.
Стандартная боевая операция, расписанная посекундно, в самый раз для первого выхода вновь сформированной огневой группы из выпускников-оперативников Академии «ЩИТа». Но что-то упорно скребло под лопатками при взгляде на неподвижную шеренгу из двух десятков бойцов, обстрелянных лишь на симуляторах, максимально приближенных к реальным боевым действиям, но всё же далёких от этой самой реальности.
Здесь были свои правила — полудикие, полуплеменные. Делёжка сфер влияния, подвязанных на владении алмазными месторождениями, между оппозиционными группками здорово действовала на нервы местным властям. Великая страна миротворцев, дохуя небезразличная ко всему и вся, не преминула предложить свою помощь в обмен на ещё более тесные связи, как военные, так и экономические. Всё же камушки были весьма неплохого качества, и стоили на порядок выше обучения и содержания пары-тройки рекрутов, которых вполне можно пустить на мясо без потерь для бюджета. Вот такая нехитрая бухгалтерия подзуживала капитана подать в отставку ещё во времена строительства кораблей «Озарения», но он просто не знал, что делать после, а сейчас он уже просто не имел на это права хотя бы из жажды личной вендетты Моро.
— До базы бегом, марш! — рявкнул Роджерс, когда машина сорвалась с места, прокручивая между шинами рыжую мглу. Чёртов песок хрустел на зубах, ржавая пыль оседала ровным слоем на лице, застревала в волосах до железного скрипа и ссыпалась в трусы так, что шутка про старпёра, с которого оный песок сыплется, обрела прямой, как палка, смысл.
Отсчёт времени перевалил за полторы сотни дней. Сто пятьдесят четыре дня в этой блядской стране, где ночной ветер продувал насквозь лёгкие, вызывая неясную тоску по родине. Работы было выше крыши, бестолковой и рутинной, при которой сутки пролетали незаметно, как в бредовом тумане, но ночи отнимали последние силы.
Роджерс навестил Барнса в больнице перед самым отъездом.
Дважды поданный рапорт об условно-досрочном и неоднократные личные просьбы директору Фьюри, Совету безопасности и самому Господу Богу о снисхождении и понимании надежды давали мало, но это было хоть что-то. Позволить Барнсу исчезнуть снова, прятаться и ползать по самому днищу, прячась от всевидящего ока властей, он не мог, а очистить его имя перед компетентной в этом вопросе общественностью было делом принципа. Роджерс тогда поймал себя на мысли, что дважды ляпнул «сегодня на удивление солнечно» и следом еще пару односложных, бессодержательных предложений, на что Джеймс предпочитал отмалчиваться, изучая трещины на потолочной штукатурке.
Три кордона охраны, бдящее око камеры и угроза собственного срыва останавливали капитана от того, чтобы схватиться за воротник этой мерзкой больничной пижамы, встряхнуть его, как следует, добиться хоть какой-то реакции. Барнс игнорировал его будто намеренно, или это нашёптывали Роджерсу его собственные демоны, едкой гадостью засирая взбаламученные последними событиями мозги. Он не стал рассказывать ему о своих мытарствах в «ЩИТе», о провале операции, о девчонке, о том, почему так долго не приходил. В этом не было никакого смысла, капитан видел это в его до боли опустошённом взгляде.
— Я тебя вытащу, Бак, — Роджерс позволил себе слегка хлопнуть его по железному плечу, поднимаясь с продавленного больничного стула, чтобы услышать в спину глухим, хриплым «Мне всё равно».
Всё это прокручивалось закольцованной аудиоплёнкой под огромной красной луной в часы осточертевшей бессонницы. И грохотало в голове сейчас, беспощадно добавляя предлог «не», когда капитан обнаружил себя среди груды биомассы, в которую превратились далеко не безнадёжная группа. И совсем они были не ослы, и разведданные оказались полнейшей подставой, и это «мне НЕ всё равно» набатом по мозгам.
Он запомнил каждого в лицо. Монтгомери — длинный и рыжий, лучший на стрельбище, Уильямс, ушастый, тупой как бревно и неимоверно выёбистый засранец, Чак и Гектор, не разлей вода, напоминали Роджерсу их с Баки в те времена, когда всё ещё не было так до охуения сложно. Так и лежат вповалку, видно, один другого прикрывал, так и остались. Над головой грохотали вертолеты подкрепления, которое уже не поможет — слово «подразделение» безвозвратно сменилось на слово «останки».
Среди груды дымящихся трупов Роджерс не ощущал, как собственное тело равномерно прошито осколочными, и кровавая жижа стекает прямо по пальцам, растворяясь в сухой, жадной до влаги почве. Он ничего не чувствовал кроме тупого оцепенения и клокочущей под рёбрами ярости, нарастающей песчаной бурей с каждым неверным шагом вдоль этой адовой Сикстинской капеллы. Одна ничтожная ошибка, стоившая пяти месяцев бездарно проёбанного времени и полутора десятков жизней. Ни одному из этих парней ещё и двадцати пяти не было.
— Капитан, вас срочно переправят в Вашингтон, — бледный, насколько вообще может быть бледным мулат, майор Сандерс направлял его неверные шаги к медицинскому вертолёту, пока схлынувшая адреналиновая волна не опрокинула капитана ничком на землю. А Роджерсу хотелось выломать ему безупречные зубы и затолкать керамические осколки в глотку, окончательно теряя над собой контроль. Сандерс исчез из поля зрения быстрее, чем капитан успел даже замахнуться. Рождерс до скрипа продавленной жести впечатывал носок сапога в несчастный контейнер с препаратами — всё, что ему осталось, пока бесстрашный полевой врач подкрадывался к нему с безопасных сторон, чтобы вколоть что-то обезболивающее, обеззараживающее и седативное. До самого приземления в родной столице он бултыхался в блаженном отупении на грани истерии, пока действие инъекций не отпустило его в госпитале быстрее, чем рассчитывали полевые медики.
Меньше всех Роджерсу хотелось видеть Романофф в собственной палате.
Он не ощущал серьёзных повреждений, кроме рваной раны на боку, там, где не с руки было прикрыться щитом. Рана зашита и почти затянулась, а он утыкан капельницами, будто умирающий — усиленная медицинская страховка агентов «ЩИТ» предполагала лечение и обследование любого прыща на драгоценных задницах своих работников. Такая лживая забота подначивала связать узлом стойку с физраствором и выбросить её в окно вместе с омерзительно пищащим аппаратом возле левого уха. Лекарств от боли душевной ещё не изобрели, а демонстрировать Романовой, насколько ему сейчас херово, он не собирался.
