Дэйзи мягко отстранялась, выворачивалась, следом рванулась резче и очевиднее, пока Роджерс мучительно долго соображал, что от него требуют. Он ослабил захват, позволяя ей развернуться, но двинуться за пределы выставленных капканом рук Дэйзи не смогла. Стив смотрел на её лицо, раздражённое докрасна его колючей щетиной, с тёмными линиями размазанной туши, на распухшие, расцелованные губы и мутные, усталые глаза. Она уже не была возбуждена, она засыпала на ходу, измученная, истраханная, именно такая, какой он хотел её видеть в тот самый первый день.

— Я устала.

Дэйзи неохотно разжимала зубы, отворачивалась, когда Роджерс проталкивал палец в её рот, а все её попытки высвободиться оставались незамеченными. Стив упорно молчал на её просьбы, погружаясь глубже, ощущая горячую влажность её языка подушечками уже двух пальцев, которые она безуспешно пыталась вытолкнуть.

Желание уже не было таким острым, отдавая пресным послевкусием излишнего, муторного напряжения, которое хотелось поскорее скинуть, и не ждать, пока девчонка восстановит силы. Он мягко надавил ей на плечи, шепча что-то до стыда банальное про красивый ротик и «спрячь зубки», поставил на колени, удерживая голову крепко, чтобы не отстранялась дальше, чем того требуют поступательные движения его внушительного органа, который целиком ей в рот не помещался. Паскудная реальность наползала вместе с бледной полосой рассвета, напоминая, что всё произошедшее здесь забудется, затрётся, оставив после себя лишь гулкое, тупое опустошение.

Роджерс упёрся ей в гортань, перекрывая кислород, заливая глотку, ощущая, как она паникует и бьёт его слабым кулаком по бедру, давится рвотными спазмами, а он не отпускал её пока острое, скотское удовольствие не притупилось с последними толчками. Дэйзи согнулась над кухонной раковиной, раскашлялась, сплюнула и шумно глотнула воздуха, обнажённая, тонкая, а по бледной, нежной, как бархатная бумага коже расползались синюшные отметины его пальцев.

— Кажется, об этом заранее предупреждают, — горло сорвано, и голос охрип, Дэйзи наклонилась за полотенцем, чтобы вытереть лицо и набросить его себе на плечи.

— И много раз тебя предупреждали? — Вопрос с лишком прямой и совершенно не подходящий моменту. Дэйзи лишь зло посмотрела на него и пожалела, что в тот вечер, когда она стрельнула у бармена единственную сигарету в своей жизни, не догадалась купить себе пачку как раз для таких моментов. Стив освободил её тело, зато, по всей видимости, собирался хорошенько поиметь ей мозг.

Роджерс лениво подпирал стенку, даже не подумав поискать по квартире штаны — неловкость давно и безвозвратно его покинула. Чувство собственничества взыграло не к месту и не вовремя, заставляя кровь томиться на медленном огне ревности. Ему хотелось знать, скольких ещё она ублажала таким образом и который он по счёту.

— Ты знаешь, у меня до тебя был только один, и он оказался мудак первостепенный. Я не хочу повторений.

Их счёт был равным, и пусть ему уже не быть первым, но оставаться единственным ему вряд ли кто-то запретит. С ней хорошо забываться от реальности, которая вытряхнула, перемолола и выкинула его на обочину жизни, как мешок с дерьмом. Если она не вытащит его из этой блядской экзистенции, то он утянет её за собой, на самое дно, ведь рядом с ней совсем немного, но легче. Хочет ли того же она, нынешнему Роджерсу было не интересно.

То, что её последняя фраза станет пророческой, и что слово «мудак», но уже в свой адрес он услышит и ещё не раз, Стив не знал. Он молча сгрёб её лёгкое, усталое тело в охапку, чтобы донести до спальни и уложить на кровать, а потом смотреть, как она засыпает у него на груди и снова мучительно разрываться напополам.

Бессонница не покинула его и здесь, заставляя волком выть на луну, а её безмятежная беззащитность во сне так и манила сомкнуть пальцы на тонкой опасно подставленной шее, сжать острые края челюсти до хруста костей, вытащить полую трубку гортани, потому что она совершенно, целиком в его власти. Что, если Моро прав, и не ОБС вылепил из благородного капитана зверя, а зверь выбрался наружу сам, и его лишь слегка подтолкнули в распахнутую дверцу клетки? От этой мысли каждый атом организма пронизывал трупный холод. Отчаяние и безысходность сводили тело судорогой, а мысли неровными пластами накладывались друг на друга, спаивались в уродливые формы, нарушая нормальный ритм сна и заставляя все защитные функции организма работать на износ.

— Ты снова это сделаешь? — её голос выдрал его из липкого болота мыслей. Роджерс включился в реальность, осознал, что давно на ногах и уже полностью одет, и собирается молча убраться в рассвет, пока она не проснулась. Дэйзи, приподнявшись на локте, смотрела на его манипуляции, а в её глазах равнодушие причудливо смешивалось с горечью и отчуждением.

— Что?

— Снова исчезнешь? — она словно смирилась с предопределённым положением вещей, пусть только на сегодня, или на неделю, или на месяц, пока ожидание не станет слишком тягостным и желание жить, как люди, не пересилит её.

— Я позвоню. Обещаю, Дэйзи. — Стив в два шага преодолел расстояние между ними, с размаху поцеловал её в макушку и ушёл, мягко прикрыв за собой дверь.

***

Дома Роджерса встретил полумрак, тихое мурлыкание Арти Шоу на виниловом проигрывателе и Романофф, сидящая в кресле, которое из всей обстановки было единственным предметом мебели, купленным им лично.

— Меня радует, что ты решил наладить личную жизнь, пока болтаешься без работы, — она качала ногой и привычно полушутила-полуязвила, но Стиву было глубоко покласть на неё и её выверты. Элементарно хотелось тишины и покоя, потому мысли выволочь её за шиворот к лестнице ему с каждой минутой казалась всё более и более заманчивой. — Твои музыкальные вкусы безнадёжно устарели, Роджерс.

— Следишь за мной?

— Нет. Ты не на связи был, — она помахала в воздухе его же мобильником, благополучно забытым на журнальном столике, встала и поглядела на улицу, оттягивая пальцем простые пластиковые жалюзи.

Наташа вела себя нарочито расслабленно, но Роджерс чувствовал — она напряжена до кончиков пальцев, и стоит ему сделать резкое движение, то она перекатиться под это самое кресло и возьмёт его в прицел. Зачем она вообще это делает? Зачем ходит за ним по пятам, и почему не забила на него большой и тяжёлый болт, как сделали все остальные?

— У тебя задание. Нам молодняк привезли их Академии. Смену для «Удара» готовим. Послезавтра тебя отправляют на экспериментальный полигон «ЩИТа» в Южной Африке. Парней надо хорошенько выдрессировать.

— Охуенно. Просто охуенно, — выдохнул Роджерс, вложив в эту фразу всю иронию, на которую был способен. Наташа в лице не изменилась, но тонкая рыжая бровь против воли взлетела от удивления. Столь откровенное сквернословие от Капитана Америка — великая редкость, достойная увековечивания в истории. Жаль, диктофон не включила.

Объезжать новобранцев в грёбаных, душных субтропиках с холодными ночами, где времена года перевёрнуты с ног на голову, строить из себя Майора Пейна и орать до срыва связок, пока самый смелый не вякнет «Сэр, у нас сыворотку в кофейный автомат не добавляют!», чтобы потом слёту получить по морде. Ну, просто заебись какая ответственная и важная работа для Мстителя, ещё бы в архив засунули бумажки перебирать.

— Больше некого послать было? — зло интересуется он, пока Романофф пересекает комнату по направлению к выходу, посчитав, что её миссия выполнена.

— Приказ Фьюри.

— Услать подальше решил?

Она в ответ лишь плечами пожала, а следом смерила его фирменным, хитрым прищуром, ровно так же, как тогда на пути в Лихай, враз опровергнув своё пространное «Нет» на его вопрос о слежке:

— Она хорошая. Будь с ней зайкой.

Наташа будто знала о Дэйзи больше, чем он сам, и своим всевидящим оком наблюдала его скотское, потребительское поведение. Но в одном он с ней не мог не согласиться, Дэйзи действительно хорошая, куда лучше его самого.

Романофф едва приподняла уголки ровно накрашенных губ и исчезла за дверью, чтобы не появляться в его жизни несколько долгих месяцев.