И это было правдой. Гаррус вздохнул, задумчиво проводя подушечками пальцев по её щеке. Он всегда знал, что в этих отношениях есть что-то глубоко неправильное. Он мог быть здесь, а мог бы быть в тысяче других мест в Галактике, и для него от этого изменилось бы преступно мало. Но в жизни под этим кровом была и другая сторона. Сейчас она отражалась в спокойных, понимающих глазах Тали. Он не лгал ей. Она не лгала себе, зная, что на то «Я тебя люблю» никогда не последует ответа, произнесённого его голосом. Тали заслуживала лучшего, но по какой-то причине она этого не хотела. Почему-то она не хотела оставить его и «Нормандию» в прошлом и начать новую жизнь в новом мире Ранноха. Ей не нужен был Кэл’Ригар и другие кварианцы, откровенно засматривающиеся на неё. Именно присутствие Гарруса делало Тали счастливой, и он знал это. А если так — несмотря на всю неправильность и безнадёжность ситуации, — это место немного отличалось от всех прочих в Галактике.
Если так, во всём этом был какой-то смысл.
========== «Забыться» ==========
Бар назывался «Осколок» и оправдывал своё название всеми возможными способами. Он затерялся на нижних уровнях Омеги, которые даже по местным меркам были гнилыми трущобами — местом, где доживали свои дни самые неудачливые и опустившиеся жители станции. Утопающие в рваном мраке замусоренные улицы петляли, уводя всё глубже на дно. Они шли мимо старых заводских корпусов и насквозь проржавевших жилых модулей, в большинстве из которых стёкла в окнах давно сменились погнутыми листами жести или оплавленного пластика. В тени зданий беспрестанно что-то двигалось — местные крысы искали еду в грудах хлама и отбросов. Мерзкие твари предпочитали не высовываться из глубоких теней, но их маленькие зоркие глаза ничего не пропускали. Они пристально смотрели из темноты и ждали, когда очередной бедолага, превысивший свою норму в баре или просто слишком ослабевший, опустится передохнуть у стены и задремлет. Глупец — законная добыча. Это было непреложным законом Омеги, и даже крысы чтили его.
Проходя знакомой дорогой, Гаррус чувствовал на себе множество голодных взглядов. Они подпитывали гнев. Бессильный, бессмысленный, разъедающий. Когда турианец переступил обшарпанный порог «Осколка», в нём клокотала ярость. Она накатывала изнутри волнами, судорогами стягивала пальцы, почти вырывала из горла рык, застилала глаза, мешая ясно мыслить. Эта голодная, безумная ярость поглощала его, как горячее болото, но ей не находилось выхода. Во всей проклятой галактике не было ничего, что могло бы избавить его от неё.
Ну разве что пистолет у виска, но стоило об этом подумать, как перед внутренним взором возникал образ Шепард. Всегда немного разный. Иногда она хмурилась, иногда смотрела «взглядом командира», тем самым, которым можно было отдать приказ, не произнеся ни слова. Приказ был «Отставить!». Временами в её глазах было глубокое разочарование, а порой — печаль и боль. Это было хуже всего. Этот взгляд всегда останавливал его. Он отпечатывался в разуме раскалённым клеймом. Он не мог умерить ярость, но не позволял ей перелиться через край. Не позволял Гаррусу покончить со всем этим одним нажатием на спусковой крючок.
Он продолжал жить и даже нашёл в себе силы делать для мира, созданного Шепард, что-то полезное. Смешно, но порой его даже ставили в пример другим — тому же Кайдену, который после случившегося на Земле снова едва не спился. Мало кто знал, чего эта новая жизнь стоила Гаррусу. Мало кто замечал, какой лживой была его заинтересованность в создаваемых проектах и в «будущем». Ложь и стойкость. Гаррусу были не интересны проекты, в которых он принимал участие, хотя, берясь за них, он отдавался делу полностью. Он редко думал о том, как его работа отразится на жизни людей через двадцать-тридцать лет. Мало кто замечал, но с того дня на Земле взгляд турианца всегда был направлен в прошлое. Прошло много времени, но впереди так и не появилось ничего, что бы заставило Гарруса отвести свой взгляд от тех безумных, но счастливых дней, в которые так хотелось вернуться. Но время не течёт назад. И Гаррус делал то, что должно. То, чего она бы хотела. Лишь это он мог теперь, когда не смог её спасти. Конечно, ей бы хотелось, чтобы он жил по-настоящему, но это было выше его сил.
И сейчас это было сильнее обычного. Такое случалось время от времени. Среди серых дней бывали паршивые, а бывали — хуже некуда. Когда они случались, турианец отправлялся в самые безумные рейды с наемниками или вспоминал своё прошлое Архангела — ведь оказалось, что даже технологическое чудо синтеза не способно избавить мир от криминала. Или приходил сюда.
В «Осколке» всегда царил полумрак. Лампы были развешаны по залу неравномерно, да и горела из них хорошо если треть. К тому же многие посетители курили, и клубы дыма, висящие в помещении, ещё больше затрудняли видимость. Из-за всего этого хмурые посетители заведения, сгорбившиеся над своими стаканами, совершенно утрачивали индивидуальность. Разбитые и потрескавшиеся. Гаррус уже давно заметил, какими похожими казались здесь представители разных рас. Разбившись, все выглядят одинаково.
Взгляд турианца скользнул по рядам столов и устремился к дальней части зала. Она сидела там, в угловой кабинке рядом с окном, разукрашенным сетью лучевых трещин, исходящих из пробитого пулей отверстия. Тусклый уличный свет пробивался сквозь мутное, давно немытое стекло, преломляясь в трещинах, и заливал женское лицо. Блики плясали в полуприкрытых глазах, бесцельно смотрящих за окно.
У неё тоже частенько бывали паршивые дни. А время от времени случались те, что хуже некуда. Гаррус подошёл к стойке и взял две бутылки местного пойла — криво наклеенные этикетки красноречиво говорили о том, что выпивка не имеет ничего общего с обозначенным местом производства и, скорее всего, разливается в паре подворотен отсюда, но яркие цветные лейблы, отмечающие дектро-и левоаминные продукты, присутствовали всегда. Гаррус не заметил, что засмотрелся на этот дурацкий ярлык, вспоминая, как когда-то — в той, другой жизни — покупал еду и алкоголь с таким знаком для другой женщины. Он вернулся в настоящее, лишь когда хмурый бармен спросил, чего ещё ему надо. Не ответив, Гаррус направился к дальнему столику.
Бутылка опустилась на стол перед женщиной с глухим звуком, ставшим для них двоих привычным приветствием. Тёмные глаза оторвались от созерцания пустоты за окном, взгляд скользнул по Гаррусу, пока тот садился напротив, а потом полные губы искривила усмешка. Турианец подцепил крышку своей бутылки когтём, а после кивка проделал то же и с её бутылкой. Они выпили молча, не чокаясь, не произнося тостов. Как всегда. Слова были не нужны. Они оба знали, что нет слов, которые что-то бы изменили, поэтому турианец и человеческая женщина просто сидели друг напротив друга и молча пили, раздумывая каждый о своем.
Гаррус наблюдал за тем, как алые блики мутного света пляшут на татуированной коже Джек. Сегодня она была одета точно так же, как в первый раз, когда они с Шепард увидели её на корабле-тюрьме. Мешковатые штаны, как будто на пару размеров больше, чем надо, ремни, стягивающие грудь… — наряд, который на Омеге был всё равно, что неоновая вывеска «возьми меня». Гаррус не сомневался, что Джек одевается так намеренно, чтобы иметь шанс размазать по стенке пару-тройку похотливых идиотов по пути в бар. Аперитив перед выпивкой. Он криво усмехнулся, вспомнив, что когда темнота в нём начинала брать верх, он тоже искал драки везде, где можно и где нельзя, не гнушаясь тем, чтобы время от времени создавать для неё поводы. Разные методы — один результат: «Осколок» и эта дальняя кабинка у простреленного окна. Для них обоих.
А ещё — тишина. Сидя здесь, они вообще разговаривали редко. Пара сухих вопросов и ёмких ответов там, небольшая история тут. Порой — воспоминания. На самом деле Гаррусу не требовалось никакой помощи в том, чтобы вспоминать, но Джек, сидящая напротив и задумчиво потягивающая выпивку, была словно мостом в то прошлое. Живым доказательством того, что всё было на самом деле. И так недавно! Время даже не успело нанести на лицо Джек эти странные черточки, которые отмечали возраст у существ с эластичной кожей. Её лицо было точь-в-точь как в то время, на «Нормандии»…
