— Договорились. И спасибо.

========== “Принять” ==========

На Раннохе были очень красивые закаты. Гаррус помнил, как про это говорила Шепард. Бросок в родной мир кварианцев был довольно безумным сам по себе, а уж его финальный аккорд, в ходе которого Шепард оказалась один на один со Жнецом, стал вершиной безумия. И ночь, которую Шепард и Гаррус провели вместе после этого, смешала в себе яростную страсть прошедшего боя, опьяняющую нежность и радость от того, что они победили и всё ещё могли вернуться в объятия друг друга.

«Нормандия» стремительно неслась сквозь космическое ничто, когда они лежали, обнявшись, и смотрели в иллюминатор в потолке.

— На Раннохе красивые закаты и рассветы, — тихо сказала Шепард, не отрывая взгляда от холодных светящихся точек по ту сторону стекла. — Особенные.

— Почему особенные?

— Не знаю, может, потому, что мы были первыми живыми существами, которые их увидели. Первыми за очень долгое время. — Она вздохнула. — Сложно объяснить. Они ни на что не похожи. Будто что-то очень далёкое и совсем новое, не запачканное всем тем, что происходит в Галактике. — Шепард усмехнулась одной стороной губ, получилось саркастично. — Глупо звучит, я знаю.

— Нет, не глупо. — Гаррус обнял её крепче. — Если подумать, там и правда был рассвет нового мира. Для гетов и кварианцев, если мы победим. — Шепард расслабленно улыбнулась, водя пальцами по его пластинам. Гаррус немного помолчал прежде, чем спросить: — Может быть, после войны мы тоже найдём себе какую-нибудь отдалённую планету с отличными рассветами и закатами, как считаешь?

— Это было бы чудесно, — сонно улыбнулась Шепард, укладываясь поудобнее у него под боком, — просто чудесно…

— Просто чудесно, — мелодичный голос вырвал Гарруса из воспоминаний. Тали подошла к нему со спины. Её руки скользнули по поясу, обнимая, а голова легла на плечо. Прошло не так уж много времени, но благодаря технологиям гетов кварианцы всё дольше могли обходиться без своих костюмов, и Тали наслаждалась этим. Особенно, когда они с Гаррусом оставались наедине в подобные вечера. — Смотрю на это небо каждый день, и всё не могу наглядеться. Такая красота… такой простор. И это всё наше.

«Наше». Гаррус не был в этом уверен. Он не был уверен, что в Галактике осталось хоть что-то «его». Но закат в самом деле впечатлял, и турианец не собирался портить момент, поэтому его мандибулы разошлись, показывая улыбку. Тали улыбнулась шире.

— Ну что, ты идёшь? — пропела она, а изящные быстрые пальцы дразняще прошлись по его поясу. — Я всё подготовила, «Флот и флотилия» ждут!

Её глаза сейчас светились не только естественной биолюминесценцией, но и по-детски ярким предвкушением. Тали обожала этот фильм, она могла смотреть его по кругу, и Гаррус был уверен, что она знает в нём не только каждую реплику, но и каждую интонацию. Сам он был равнодушен к этому жанру, но ему нравилось наблюдать за Тали, которая даже зная фильм наизусть, всякий раз попадала под его воздействие. Это было мило. Это заставляло верить, что пережитые испытания хоть что-то оставили от прежней Тали.

Заметив его задумчивость, Тали улыбнулась, промурлыкав: «Не заставляй меня ждать слишком долго», — затем привстала на цыпочки, чтобы на кварианский манер прижаться щекой к его щеке, и упорхнула раньше, чем Гаррус успел ответить на этот жест. Оно и к лучшему. Он до сих пор время от времени забывался и тянулся поцеловать её. Поцелуи смешили Тали, она говорила, что не понимает, как люди и азари это делают и зачем, собственно? Она смеялась и фыркала, но никогда не спрашивала, каково это было для него. Возможно, ей было не интересно. А возможно, она слишком хорошо знала ответ.

Гаррус нахмурился, попытавшись остановить движение мысли, но потерпел неудачу. Опять. Он обернулся, наблюдая, как Тали ходит по саду, подбирая оставленные днем инструменты и прочие вещи, которым было тут не место. Она двигалась легко и пружинисто, в каждом изгибе её тела ощущалась природная грация, в каждом шаге и жесте — гибкость и капелька соблазна, наверняка не намеренная, но отчетливая. Она появлялась просто от того, что Тали чувствовала себя раскованно и свободно, от того, что она была счастлива и никакие напасти не скручивали её мышцы и не давили на изящные плечи.

Шепард ходила не так. В её движениях всегда было напряжение, готовность реагировать и сконцентрированность. Ну, почти всегда. Гаррус мог вспомнить случаи, когда она упускала контроль, и от этих воспоминаний у него до сих пор учащалось дыхание, но всё же те случаи лишь подтверждали правило.

Тали не была на неё похожа. Ни в чем, а то, что могло бы в первый момент показаться сходством, при более близком взгляде превращалось в ещё большее различие. Например, её волосы. Гаррусу долго пришлось привыкать к тому, что когда кварианцы стали снимать шлемы, волосы Тали оказались столь же тёмными, как у Шепард, и на тот момент они были почти такой же длины…

Они бежали к лучу через поле, которое то и дело прочёрчивали испепеляющие лучи Жнеца. Некогда было думать о том, чтобы уворачиваться — только полагаться на удачу и бежать так быстро, как никогда раньше. Зрение сузилось, отбрасывая всё лишнее, оставляя перед глазами лишь цель и путь к ней. И ещё спину Шепард, мчавшейся к лучу на пару шагов впереди. Она потеряла шлем — опять! — так что волосы плескались за спиной. И в них, и в пластинах брони отражались алые всполохи лучей. Но им было не достать её. Не достать их! Ничто не могло встать у них на пути, на этом последнем рывке… ничто, кроме проклятущего взорвавшегося Мако!

Инстинкты бросили Гарруса в сторону в самый последний момент, но этого хватило лишь, чтобы не дать чёртовой машине погрести его под собой. В следующее мгновение сознание затопила боль, и разум на пару секунд отключился. За это время внутренние системы бронекостюма вкатили ему дозу панацелина, а Явик и Шепард выволокли из-под обломков. Когда он снова смог сфокусировать зрение, происходило что-то чудовищно неправильное: Явик перекинул его руку через плечо и затаскивал на «Нормандию», а Шепард говорила… её слова вибрировали и отражались под сводами черепа многократным, болезненным эхом.

Она с ним прощалась.

Гаррус распахнул глаза, чувствуя, что задыхается, и обнаружил себя в постели, явно не больничной, и он явно был в ней не один. Комната тонула в темноте, но немного света пробивалось сквозь неплотно закрытые жалюзи. Гаррус повернул голову, взгляд наткнулся на спящую на боку женщину, чьи тёмные волосы рассыпались по подушке. Волна облегчения затопила Гарруса, когда он понял, что всё увиденное было сном. Его шершавые пальцы тут же легли на плечо подруги. Он хотел посмотреть ей в лицо, увидеть, как она зажмурится, морщась со сна, и проворчит, что в ближайшие два часа Галактике придётся самой себя спасать. Гаррусу нравилось это ворчание, и нравилось прерывать его поцелуем. Он сжал пальцы, поворачивая её к себе…

— Ммм… Гаррус? Уже пора вставать?.. — зевнула Тали.

Гаррус тряхнул головой, отгоняя то воспоминание. Дурное воспоминание. Сколько таких было за прошедшее время? Он смотрел, как Тали, пританцовывая, убирает в сарай грабли, и вспоминал, сколько раз забывался, называя её другим именем. Тали не сердилась. Или не показывала этого. Иногда она фыркала, иногда обнимала его, и её прикосновения менялись, из темпераментной страсти превращаясь в нежную, утешающую ласку. Это заставляло Гарруса чувствовать себя ещё хуже. Он ни за что бы не признался в этом Тали, но в такие моменты ему хотелось, чтобы она злилась, устраивала сцены, швырялась в него чашками… он заслуживал именно этого, а отнюдь не её тихой, понимающей заботы.

После подобных случаев он часто приходил сюда, на эту террасу, висящую над долиной. Здесь всегда думалось проще. Если что-то вообще было просто после того проклятого дня. Стоя здесь и всё ещё ощущая на себе её мягкие прикосновения, Гаррус думал о том, что ему стоит уйти. Из этого дома, из этих отношений, из её жизни. Так было бы куда честнее. Он с первого дня знал, что их отношения не нормальны, что они — точно искажённое отражение чего-то правильного и настоящего.