— Кто сказал, что я тебя люблю?! — спрашиваю я, глядя ему в глаза. Мне приходится это говорить, потому что если я не остановлю Зейна, он наворотит дел. Лучше вернуться в позиции на которых мы играли — делать друг другу больно. Это у нас выходит лучше всего.

— Перестань, — ласково говорит он, проводя костяшками пальцев по моей щеке. — Ты говоришь мне это молча, каждый день.

— Ты эгоист, Малик, ты…

— Да, — перебивает он меня, — я безнадежный эгоист, и я хочу только тебя, Кэти.

Парень не дает мне ответить, он просто притягивает меня к себе и целует, я пытаюсь отбиться, но мои попытки становятся все слабее, в итоге я просто смыкаю свои руки на шее Малика. Черт, я снова бесхребетное существо, которое теряет контроль в руках Зейна. И мы снова действуем за спиной у Ребекки. Мне нужно держаться от него подальше.

— Перестань бороться против нас, Китти Кэт, время поиграть в одной команде, — тихо говорит он, перед тем, как поцеловать меня в лоб.

Прикрыв глаза, облокачиваюсь на стену. Мы ходим по кругу. Я убегаю от Зейна, он за мной. Я убегаю от него и одновременно нахожусь в погоне за ним. Мы в тупике, в который загнали себя сами. Нужно сказать ему то, что выведет его из равновесия и заденет его железную гордость. То, что заставит отступиться.

— Я этого и хотела, — тихо произношу я, — Хотела, чтобы ты признался в своих чувствах и услышал мое «нет», — Малик слегка качает головой, не понимая, о чем я говорю. — Хотела, чтобы тебе было так же больно, как и мне тогда. И у меня вышло, я выиграла, Зейн, — я с трудом выдерживаю его долгий взгляд.

Малик вздыхает и устало проводит ладонью по лицу.

— Я задолбался, Кэт. Почему ты так любишь всё усложнять? У тебя руки дрожат, нижняя губа трясется, как у маленького ребенка, ты вот-вот заплачешь. Не говори мне сейчас, что ты выиграла! Победители выглядят не так. Черт, — он отводит взгляд и проводит пальцами по своим волосам, — я просто хочу, чтобы ты была со мной. Зачем ты говоришь весь этот бред? Хочешь, чтобы я и дальше встречался с Беккой на твоих глазах? Классное решение, — его скулы напрягаются, когда он кивает головой, — и такое смелое. Ты трусишь перед препятствиями, Кэт, только и всего.

— Я трушу?! А не забыл, что это ты во всем виноват?! Ты загнал нас в эту ситуацию! — толкаю его в грудь. — Ты уехал, а потом заявился сюда как самодовольный козел! Ты так разозлился, когда услышал мое «нет», что решил превратить мою жизнь в хаос! Из всех девушек в университете ты начал встречаться именно с моей соседкой! Ты знаешь, как быстро я привязываюсь к людям и боюсь их обидеть… — я всхлипываю и отстраняюсь назад, когда Малик пытается меня обнять. — Ты вскружил голову ей, а теперь ждешь, что я смогу со спокойной душой быть с тобой? Ты же мог выбрать другой план действий, Зейн, любой другой… Когда ты успел стать таким кретином? Ты был совсем другим!

Чувствую, как слезы жгут глаза, я зла, напугана, измождена и до невозможности влюблена в этого идиота.

— Ты вернулся как актер на сцену, а я чувствовала себя твоей марионеткой, массовкой среди кучи красивых декораций, которыми ты себя окружил. Ты хоть понимаешь, что я пережила, когда ты уехал?! Представляешь, как тяжело мне было отучить себя, искать твой образ в толпе? В школе все только и делали, что шутили о том, как Зейн сбежал из города, чтобы не ходить со мной на свидание. Я ушла в себя, и если бы не Лиам, вряд ли бы вышла, — во взгляде Малика мелькает боль, я вижу это, но игнорирую, потому что мне тоже больно. — А теперь ты возвращаешься, переворачиваешь всё с ног на голову, и говоришь, что всё уладишь! Уладишь всё то, что сам и разрушил?

Зейн стискивает челюсти и, я вижу, как он пытается сдержать злость за этим действием.

— Я виноват, но и ты далеко не святая, Кэт, — понизив голос, отвечает Малик. — Ты говоришь одно, но твои действия противоречат словам. Говоришь, что ничего не чувствуешь, но позволяешь касаться себя, целовать. Обманываешь сама себя. Ты сама-то знаешь, чего хочешь? — он невесело усмехается и покачивает головой из стороны в сторону. — Я так точно свихнусь. Каждый день с тобой, как русская рулетка, у меня такое чувство, что ты держишь револьвер у моего виска и с периодичностью в десять минут нажимаешь на курок.

Только он не подозревает, что держит точно такой же револьвер у моего сердца, и однажды он уже выстрелил.

— Лучше бы ты не возвращался. Мне всё равно будешь ты с Беккой или порвешь, просто оставь меня в покое.

Выхожу за дверь и осознаю, что впервые за время отъезда Зейна я ухожу первая, последнее слово впервые было за мной. Обычно, когда уходил он, я всегда знала, что это многоточие, а сейчас? Это точка? Конец? Чувствую себя опустошенной, будто меня только что вывернули наизнанку. Мне хочется уехать домой, побыть с родителями, отдохнуть от всего и всех. Ну, и конечно же, нарыдаться вдоволь, заедая это маминой выпечкой.

========== Часть 12 ==========

— Лиам с Зейном точно не придут на ужин? — спрашивает уже в третий раз мама.

— Нет, — отвечаю я. — Они заняты.

Лиам как и я, решил съездить на пару дней домой, Зейн решил составить нам компанию. Всю дорогу мы ехали молча, словно самые ненавистные враги в мире. Когда я пила воду в машине, а затем поперхнулась, глаза Зейна засветились, казалось, он только и ждет того, что я откинусь с минуты на минуту. Потом Малик громко чавкал жевательной резинкой и так же громко лопал из неё пузыри, просто за тем, чтобы пораздражать меня. Лиам даже не старался сгладить обстановку разговорами, а просто слушал радио.

— Может пригласим к нам мальчиков завтра, хочется посмотреть на них, Зейн наверное уже совсем взрослый. Мы с Тришей всегда мечтали о вашей свадьбе, — мечтательно говорит мама, вытаскивая тыквенное суфле из духовки.

— Рано еще о свадьбе говорить, — высказывается папа, держа раскрытую газету в руках. — Сначала пусть университет окончит, потом уже женихи.

— Об окончании моей учебы ты совсем не думал, когда делал мне предложение на третьем курсе, — со смехом вспоминает мама.

— Тогда времена были другие, и намерения серьезные, а сейчас вся эта молодежь такая ветреная. Все эти социальные сетки и лайки…

— Сети, пап, не сетки, — со смехом поправляю я.

— Сетки, сети, разницы никакой! Сначала нужно встать на ноги в этой жизни, потом и об ухажерах можно подумать.

— Кэти, твой отец настоящая брюзга. И как я только вышла за него замуж? — мама с улыбкой отворачивается к холодильнику, а папа строит ей рожицы, от чего я снова смеюсь.

— Просто я тебя приворожил, — поразмыслив, отвечает он и снова опускает взгляд на газету. Готова поспорить, что он перечитывает страницы недельной давности, всегда поражалась тому, как отец может зачитывать до дыр одну и ту же статью.

***

Ужин проходит весело, как обычно бывает в кругу нашей семьи. После ужина тихий просмотр интеллектуальной передачи, которую любит папа, я не выношу такие шоу, но так соскучилась по дому, что с удовольствием сижу рядом с отцом и наблюдаю за тем, как он громко выкрикивает ответы на вопросы.

Поднимаюсь к себе в комнату, принимаю душ и переодеваюсь в пижаму. Я скучала по дому и по своей комнате, но самое странное, что находясь здесь, я уже начинаю скучать по университету.

Проверка социальных сетей занимает не больше десяти минут, переворачиваюсь с бока на бок, а потом и вовсе ложусь на спину, наблюдая за фосфорными звездочками на потолке. Я пересчитываю их, хотя и так знаю, что их там ровно пятьдесят шесть.

Телефон вибрирует под подушкой. Достав его, обнаруживаю смс от Малика. Мне даже страшно открывать его, вдруг он пожелал мне на ночь убиться об косяк.

Зейн: Спишь?

«Нет».

Зейн: Как думаешь, если на территории университета мы теперь враги, то нужно ли мне держаться от тебя подальше, когда мы находимся дома? Ведь, территориально, мы все еще являемся друзьями здесь, не так ли? Или твои принципы уже оставили тут свой отпечаток?

Я долго раздумываю над ответом, прежде чем пишу: