— Спасибо, — беру теплую вещь и иду в кабинку напротив, чтобы переодеться.

— Знаешь, что первым делом сделал Малик, когда позвонил?

— Мне это неинтересно, — быстро отвечаю я, застегивая рубашку, которая свисает чуть ли не до самых колен.

— Он спросил о тебе.

Руки застывают, и я не сразу возвращаюсь к застегиванию маленьких пуговиц на мягкой хлопковой ткани.

— И что ты ему ответил?

— А как ты думаешь? Конечно же правду, что ты совсем спилась и теперь у тебя золотые зубы.

— Тупое, самое тупое чувство юмора в мире! — раздраженно говорю я, закатывая длинные рукава.

Смех Лиама глухим эхом раздается в помещении.

— Знаешь, было бы классно, если бы мы смогли зависать втроем как прежде.

Игнорируя слова Пейна, выхожу из кабинки, сжимая мокрый свитшот в руках и хватаю с пола сумку.

— Раз уж мы все равно опоздали на первую пару, пошли хотя бы кофе попьем? — предлагает друг.

— Ты платишь, — бросаю я, выходя за дверь. — И ни в кого не влюбляешься, пока мы пьем кофе.

— Но…

— Это не обсуждается, ты провинился.

========== Часть 3 ==========

На следующий день я еще не до конца свыклась с мыслью, что Зейн здесь. Он снова будет рядом, в независимости от того, будем мы с ним общаться или нет, потому что нас все равно будет объединять Лиам.

Пейн светится словно ребенок второй день подряд, из-за того что его старый друг снова с ним. Заметив входящего Малика в кафетерий, я бросаю свой обед и выхожу, не сказав ему ни слова. Лиам не пытается меня догнать в этот раз, он знает, что это бесполезно.

Я решаю скоротать свой перерыв в библиотеке, взяв нужную для предметов литературу. Пока женщина с седыми, аккуратно уложенными волосами занята созданием моей читательской карточки, отправляюсь вдоль полок со списком нужной мне литературы, чтобы заранее найти книги.

В библиотеке стоит запах затхлости и книжной пыли. Высокие витражные окна пропускают солнечный свет в тускло освещенный зал, создавая старинную, готическую атмосферу. Помещение настолько огромное, что создается впечатление, что некоторые книги даже ни разу не открывались. В середине зала стоят столы с доисторическими компьютерами, которыми никто не пользуется, в основном, студенты сидят со своими макбуками.

— Наш первый поцелуй был в библиотеке, помнишь?

Я оборачиваюсь и вижу Зейна, который облокотился рукой на массивный стеллаж из красного дерева.

— Помню, — коротко отвечаю я и снова разворачиваюсь спиной к парню.

— Миссис Ванхоппер наказала нас за то, что мы обменивались записками на уроке, и отправила в библиотеку, чтобы мы написали реферат. В тот день я признался тебе в любви, — прикрыв глаза, я сжимаю список с перечнем книг в своих ладонях. — Сколько нам тогда было лет? Тринадцать, четырнадцать?

— Как ты нашел меня?

— Как будто так трудно догадаться о том, куда ты отправилась, — его голос звучит тихо и совсем близко, прямо за моей спиной. — Ты всегда отправляешься в тихое местечко, чтобы поразмышлять обо всем, в данном случае обо мне.

Я, наконец, разворачиваюсь лицом к парню и сталкиваюсь с ним взглядом, мое сердце вновь бьется так же быстро, как в тот день, в школьной библиотеке, среди стеллажей с потрепанными книгами. Я внимательно смотрю на Малика, но не узнаю в нем того парня, в которого была влюблена. Он другой, не только внешне, но и внутренне. В нем больше какой-то внутренней силы, напора, уверенности. Зейн словно подавляет меня своим взглядом, заставляя вжаться в корешки книг за моей спиной.

— Как дела у твоих родителей? — как ни в чем не бывало, спрашивает он.

— Перестань.

— Что именно?

— Делать вид, будто все нормально. Как будто мы не виделись всего пару дней. Еще бы спросил, что у меня нового, — он хмурится, сжав челюсти, взгляд темнеет. Злится. Наконец, я вижу на его лице хоть какие-то эмоции, помимо усмешки.

— Зачем всё усложнять? Мне действительно интересно, как поживают мистер и миссис Элфорд. И как поживаешь ты, Кэт, — Малик делает акцент на моем имени, и я начинаю злиться. Он больше не имеет права на эти вопросы.

— Чего ты хочешь от меня, Зейн?

— Чтобы ты написала за меня курсовую, — он закатывает глаза после моего недоуменного взгляда. — Ты совсем потеряла сноровку, чем вы с Лиамом занимались? Я хочу вернуть наше общение. Хочу вернуть нас, Китти Кэт.

Нас. Внутри что-то предательски обрывается, когда с его губ срываются эти слова. Где он был, когда я рыдала ночами в подушку из-за нас? Когда я готова была лезть на стену из-за нас. Когда я не притрагивалась к еде и стала похожа на анорексичку из-за того, что скучала по «нам».

— Не называй меня больше так.

— Китти Кэт?

— Мхм.

Малик непринужденно хмыкает, а затем поджимает губы.

— Тебе раньше нравилось. Как насчет котенка? — он расставляет руки по обеим сторонам от меня. Всё повторяется, он полностью копирует свои движения в день нашего первого поцелуя.

— Меня зовут Кэти, Зейн. Ключевое слово «раньше». Мне раньше это нравилось, но сейчас мне не нравишься ни ты, ни придуманные тобой прозвища, — мой голос звучит неестественно пронзительно, и это заставляет Малика хмыкнуть в очередной раз. Его смешки начинают раздражать меня.

— Думаю, что я тебе не нравлюсь лишь по одной причине, — он поднимает взгляд и пробегается им по книгам, расположенными над моей головой, — Ты до сих пор влюблена в меня.

Я замолкаю, потому что знаю, что если буду отрицать его слова, то это будет звучать неубедительно.

— Не находишь это странным? — спрашивает он спустя какое-то время. И меня не покидает чувство, будто я говорю с призраком из прошлого. Мне кажется, что я схожу с ума и сама себе придумала появление Зейна, на самом деле его тут нет, и я разговариваю сама с собой.

— Я со вчерашнего дня всё нахожу странным, — устало признаюсь я.

— Нет, я про это, — он указывает взглядом на пространство позади меня, — Я зажал тебя прямо рядом с биографиями Королевы Виктории и Елизаветы Первой.

— И? — нет смысла гнаться за потоком его мыслей.

— Обе великие английские королевы, эпохальные, властные женщины. Одна вышла замуж, но скандалила с избранником из-за дележки власти. Но потом Виктория переступила через свою гордость и прожила в счастливом браке до самых последних дней жизни принца Альберта. А Елизавета не смогла пойти против страны и обвенчаться с Робертом Дадли. Так и оставшись одна, она выбрала замужество на государстве, прославившись королевой-девственницей. Что бы выбрала ты, Кэт?

— Королева Виктория была ревнивой первостатейной стервой! Мне жаль, что в честь нее назвали целую эпоху. Бедняга Альберт, как он только выносил ее? Ты же знаешь это, и мы уже когда-то ругались с тобой на эту тему.

Неожиданно для меня Зейн начинает смеяться. Я вижу его широкую, красивую улыбку. Мягкий смех Малика вызывает боль в моей груди, потому что именно этот смех уносит меня в прошлое. В прошлое, где я была счастлива. В этот момент на несколько коротких секунд я теряю связь с реальностью и вновь вижу того самого Зейна, который всегда носил мой портфель, потому что в нем были тяжелые учебники. Я вновь вижу того парня, который пробирался ночью в мою комнату через окно, чтобы проболтать до самого утра. Вижу того, кто всегда защищал меня, даже если я была не права. Того, кто избивал моих ухажеров, а потом говорил, что не ревнует. Того, кто признался мне в любви.

— Как же я скучал по тебе, Китти Кэт, — говорит он с улыбкой на лице. Эта простая фраза убивает меня изнутри. — Так сильно скучал.

Мне невыносимо сильно хочется крикнуть, что я тоже скучала. Скучала каждую секунду. Хочется ударить его, а потом обнять, что есть силы. Тяжело сглотнув непрошенные слезы, возвращаюсь в реальность. Не хватало только разреветься перед Маликом.

— Почему ты уехал?

— Не хотел говорить, но раз ты не идешь на примирение, придется признаться, — Зейн тяжело вздыхает и вновь смотрит в мои глаза. — Меня завербовали моделью для пакистанского «Вэнити Фэйр». Меня даже хотели переманить к себе арабское и израильское издательства.