Теперь Натали начала раздражаться не на шутку. Наконец-то, правда полезла наружу. Дерзкая, непробиваемая Брианна Хокинс, королева пятого канала, позволила себе распустить нюни. Ей хотелось, чтобы кто-то из близких сидел рядом с ней, держал её за руку, подносил ей успокоительные таблетки, пока шло расследование. Как бы не так. Подобным слабостям нельзя было потакать.

– Не прибедняйся, – цыкнула на неё дочь. – Ты не одна. У тебя любовники. Добавь ещё парочку-тройку к своему гарему.

– Ты переоцениваешь мои возможности, – отмахнулась Брианна. – Высох колодец любви. Я уже никому не нужна.

– Даже если так. Возьми себя в руки, пока твои коллеги-акулы не почувствовали запах крови в воде. Будешь раскисать, тебя живо пошлют со всеми почестями. И вообще, с какой стати ты вдруг ты вдруг запела о семье? Может, я что-то путаю, но не ты ли внушала мне , что главное в жизни – это карьера?

– Внушала.

– Ну вот. Я иду заниматься тем, для чего ты меня воспитала. По идее, ты должна радоваться за меня. Так что, мамуль, если ты вдруг на старости лет решила пересмотреть свои ценности, не втягивай меня в свои самокопания. На худой конец, если совсем придётся невмоготу, вызови Кита. Он умирает с тоски в Брюсселе. Пускай он приедет тебя утешать, если только тюрьмы не побоится. А если его арестуют, я буду хлопать в ладоши.

Забившись в угол кожаного дивана, Брианна походила на старушку в доме инвалидов, на которую замахнулась жестокая сиделка.

– Хоть убей, – промямлила она, теребя бумажную салфетку, – не пойму, за что ты так не любишь брата.

– Нет у меня брата. Кит вёл себя не по-братски.

– Господи, неужели ты всё ещё вспоминаешь эту дурацкую фотографию? Сколько можно мусолить старую обиду?

– Не волнуйся, мам, мне есть что вспомнить, помимо фотографии.

– О чём ты говоришь?

Усевшись на противоположный край дивана, спиной к матери, Натали достала из сумки пудреницу и принялась причёсывать брови, глядя в крошечное зеркальце.

– Помнишь то лето, когда вы с отцом уехали на конференцию в Бостон с ночёвкой? Мне было тринадцать лет, а Киту шестнадцать. Он только что получил водительские права. Вы решили, что нас можно оставить одних. – Натали вела рассказ неторопливо, сдерживая дрожь в голосе. – Ну вот, Кит воспользовался вашим отсутствием и устроил скромную вечеринку. Пригласил парочку друзей, и они совершили набег на домашний бар. Пацаны были на пару лет старше, уже в колледже учились. Могли бы и свою выпивку принести. Но, слетелись на халявщину. Потом смотрели порнуху на большом экране в зале. Я надела наушники и пошла в свою комнату. В тот вечер Кит так надрался, что уже ничего не соображал. Вломился ко мне в спальню в час ночи. Видно, принял меня за одну из тёлок из порно ролика. Я еле отбилась от него. Мне пришлось ему по башке гантелей заехать. Когда вы приехали, у него был огромный синяк на лбу. Помнишь? Он сказал, что с лестницы упал. Я теперь думаю, что в ту ночь ещё легко отделалась. Слава Богу, его дружки разошлись. Иначе меня бы пустили по рукам. После этого случая я боялась оставаться с ним наедине в бассейне, в сауне. Когда он уехал в колледж, я вздохнула с облегчением. Но когда он возвращался на каникулы, кошмар возобновлялся. Помнишь, как я за одно лето похудела на пятнадцать фунтов? Врач сказал, что это переходный возраст. А у меня желудок ныл. Чудо, что я сохранила девственность до конца школы. Да, было дело …

Завершив свой рассказ, Натали захлопнула пудреницу и повернулась лицом к матери, чтобы посмотреть на её реакцию. Застыв в той же позе запуганной старушки, Брианна грызла ногти. Её кукольные глаза бегали из стороны в сторону.

– Какая гадость, – прошептала она.

– Ладно, мам, не бери это на свой счёт, – Натали попыталась успокоить eё. – Это не твоё воспитание. Это его природа. У многих извращенцев были вполне адекватные матери. Так что ты себя сильно не грызи.

Внезапно оживившись, Брианна вытянула ноги по длине дивана.

– Я вовсе не про Кита говорю, а про тебя. Надо же взбить такую историю! Мне так тяжело. Не стыдно тебе, выливать на свою мать эту грязь?

Реакция матери не слишком удивила Натали. Было бы куда более странно, если бы Брианна встала на сторону дочери.

– Вот, собственно, почему я все эти годы молчала, – заключила Натали, уронив пудреницу в сумку и застегнув молнию. – Знала, что ты мне не поверишь.

Испугавшись, что она вот-вот останется одна, Брианна вцепилась потными пальцами в руку дочери.

– Девочка моя, быть может я неправильно выразилась. Я не обвиняю тебя во лжи. Знаю, что не со зла ты говоришь такие вещи. Просто у тебя богатое воображение, растревоженное всякой готикой. Ты любишь всякие фильмы про маньяков. Мало ли что тебе могло померещиться ночью?

Натали брезгливо отдёрнула руку и встала.

– Только послушай себя. Запиши на плёнку и проиграй пару раз. Ты обличаешь чужие скандалы за деньги, а сама закрываешь глаза на то, что у тебя перед носом. Как охотно ты списала шалости Кита на мою фантазию. Тебе легче поверить, что твоя дочь – параноик, чем принять факт, что твой сын – насильник. Конечно, для тебя Кит – святой. Он на такое не способен. Так же как холокоста на самом деле не было. Это всё выдумки сионистов. Правильно? Продолжай зарывать голову глубже в песок. Папа знал, что у Кита рыльце в пушку. Думаешь, почему он его так поспешно отправил в Европу? И если бы Бесс МакМахон затащила Кита в залу суда, я бы дала против него показания. Не потому, что я так тесно дружу с Бесс, а потому что извергам не место на свободе. И плевала я, что он мне биологический брат. Пошлю за решётку, и не моргну. Одним сексуальным маньяком будет меньше.

Выслушав тираду дочери, Брианна опять притихла. В её голове мигала тусклая лампочка. Пальцы ног, обтянутые тонкими носками, шевелились.

– Славная у нас семейка, – проговорила она наконец с долей облегчения. – Может, и хорошо что от неё ничего не осталось. Так будет безопаснее.

Поборов отвращение, Натали холодно чмокнула мать в лоб.

– Ладно, мам. Не бери близко к сердцу. Как есть, так есть. Мне в аэропорт надо.

***

Перед отлётом, Натали провела последнее интервью с Майклом Маршаллом. Это было самое откровенное и политинкорректное интервью за всю её карьеру. Возможно, это было её последним интервью на американской земле. Натали хотела сделать его памятным.

НХ: Ты провёл школьные годы в Тарритауне и там же начал свою карьеру. Теперь ты живёшь и работаешь в Бронксе, где немного другая демографика, другой социо-экономический климат. Ты здесь себя чувствуешь дома?

MM: Мягко говоря, человеку с моей этнической композицией нелегко вписаться в какой-то определённый круг. Я уже к этому привык. Нет, я не чувствую себя дома, но я чувствую себя на месте.

НХ: Тебя не затруднит объяснить разницу между этими понятиями? Дома и на месте.

MM: Когда человеку слишком уютно и комфортно, он расслабляется. А в моей сфере деятельности это опасно. Расслабляться нельзя. Я всегда в состоянии лёгкого напряжения. Миссионеры часто направляются в самые опасные места.

НХ: И ты считаешь себя в какой-то мере миссионером?

ММ: Не побоюсь сказать, что да. Это призвание. Каждый день, выходя на работу, я рискую жизнью , чего я не делал в Тарритауне. На старом месте я только выписывал штрафные билетики и крутил романы с белыми богачками, на двадцать лет старше. Я не использовал свои таланты, которые мне дал Бог.

НХ: Какие именно таланты ты в себе открыл? Опиши себя в нескольких словах.

ММ: Я бесстрашен и беспощаден. Со мной лучше не шутить. Мне наплевать, что про меня думают мои сослуживцы. Популярность в самом конце моего списка приоритетов. Для Бронкса, где полицейские часто дружат с торговцами наркотиков и покрывают их, я слишком принципиальный. Сотрудники считают, что я превозношусь перед ними, а я и не оспариваю это мнение о себе. На пиво после работы меня не приглашают.