– Так я тебе и поверила. У таких как ты нет политических убеждений. Ты за пачку сигарет станешь республиканкой. А если «зелёные» тебе предложат банку пива, ты станшь «зелёной» и будешь стоять на углу с плакатом «Спасите сухопутных черепах». Знаю я …

Дара потрясла колтунами.

– Возгордилась ты, подруга, как я погляжу. Руки, значит, не хочешь марать? Осторожнее. Бог не любит гордых.

– Тебе бы говорить о Боге! После того, как ты поступила с Питером. Угробила его ребёнка и смылась. Он до сих пор в себя не пришёл. Его уже несколько раз клали в лечебницу для алкоголиков.

– Я слышала, он нашёл себе богатенькую, из семейства ван Воссен.

– Что толку, если у него печень разлагается?

Жёлтые, маслянистые белки глаз Дары вздрогнули.

– Я тогда думала, что так будет лучше. Я по-любому собиралась с ним расстаться. Я знала, что к этому всё идёт. Зачем мне было приходить на похороны? Они всё равно считали меня убийцей. Не думаю, что моему присутствию были бы рады. Вот, я решила лишний раз людей не нервировать.

У Натали непроизвольно затряслась голова.

– Невероятно.

– Что именно?

– То, как ты оправдываешь собственное малодушие. Ты себя убедила, что всё что ты сделала, это во благо Питеру, из учтивости к его чувствам, из некого извращённого сострадания. Я знаю такой тип женщин – если их можно так назвать. Они засовывают своих новорожденных в мусорку, тоже якобы, из милосердия, чтобы дитя не мучалось. На этой лжи и построена сеть женских клиник, которые предлагают аборты на поздних сроках. Главное не мучаться. – Натали понимала, что перешла некоторые границы, но не могла остановиться. – Что же ты на себя руки не наложишь? Тебе самой себя не жалко? Посмотри, во что ты превратилась. Пугало! На Хеллоуин не надо наряжаться.

– Не торопи события, – остановила её Дара. – Когда придёт время, я сама с собой как-нибудь разберусь. Мне ещё нужно кое-что в этой жизни доделать. Песенка моя ещё не спета.

– И какие такие великие подвиги тебя ждут?

– Я хотела тебе помочь, да вижу, тебе не нужна моя помощь. Ты же у нас самая умная. И так всё знаешь.

За волной злобы последовала волна брезгливой жалости.

– Бог с тобой, Дара. Чем ты можешь мне помочь?

– У меня есть информация для тебя. Ты барышня занятая. Не видишь, что происходит у тебя под носом. Наверняка, ты не в курсе того, чем занимается твой мужичок, пока ты носишься по Манхэттeну, как цыплёнок с отрубленной головой. Он помогает террористам. Твой мирный, прогрессивный, чувствительный мусульманин …

Натали не удосужилась спросить, откуда у Дары были такие сведения. Она знала, что галлюцинации и паранойя являлись классическими симптомами СПИДа. Это был голос недуга. Подняв воротник и отвернувшись от собеседницы, она продолжала свой путь. Дара довольно проворно ковыляла у неё за спиной.

– Выслушай меня. Ты думаешь, все эти его статейки про права мусульман прошли незамеченными? Группировка «Исламское государство» завладела им. Он превратил турбазу на Медвежьей горе в пристанище для экстримистов. Он опять снюхался со своей бывшей. Как её там звали? Ну, ту балерину … Синти. Она ему дала ключи от коттеджа в лесу. Tам oн проводит тайные собрания. А с тобой он только ради денег. Ему нужен респектабельный фасад. Бумажная работа, жена-христианка. Всё, чтобы пустить пыль в глаза. У тебя в постели греется террорист.

– Ты бредишь.

– А ты упорно прячешь голову в песок. Смотри. Следущий теракт – на твоей совести. Только не говори, что тебя никто не предупреждал.

***

Тарритаун

Устав от похоронной атмосферы, Мелисса решила украсить свой дом на Хеллоуин, впервые за четыре года, и открыть его для соседских детей, как это было во времена до великой рецессии. Её душа требовала праздника, пусть самого нелепого и коммерческого. Накупив пластмассовых фонариков и несколько мешков дешёвых конфет, она переоделась в костюм клоунессы и расположилась на крыльце в ожидании гостей. Пренебрежительная гримаса мужа не испортила ей настроение.

– Ты выглядишь глупо, – сказал Эллиот, предварительно запустив руку в миску с конфетами. – Из всех костюмов, ты выбрала самый дурацкий.

Мелисса не осталась в долгу.

– Ты тоже клоун. Биржа – это цирк. В следующий раз наряжусь как зайчик из «Плейбоя».

Эллиот чуть не подавился шоколадом.

– Ты опоздала, дорогая, лет на тридцать. Розовые ушки подчеркнут твои морщины.

Неизвестно, куда бы зашёл этот разговор. Супругов Кинг спас от скандала старший сын, возникнувший из вечернего тумана. Задыхаясь, Питер взлетел по ступенькам крыльца.

– Мама, папа? Мне нужна помощь, – тараторил он скороговоркой. – Лаура поругалась с родителями.

– Ничего, – сказал Эллиот. – Помирится.

– Нет, на этот раз уже не помирится. Они выгнали её из дома. Сказали, что не хотят больше платить за её лечение. Гонят на работу. А она не в таком состоянии, чтобы выходить на работу. Можно она у нас пока поживёт?

Мелисса и Эллиот переглянулись, молча призывая друг друга на помощь. Похоже, им на этот раз было не отвертеться.

– Я уберусь в подвале, честное слово, – продолжал Питер, протягивая руки с растопыренными пальцами. – Мы шуметь не будем. Тут ещё такое дело … Лаура беременна. Бог подарил мне второй шанс стать отцом. Я на этот раз не оплошаю. Мы с Лаурой уже обо всём договорились. Я буду работать охранником, а она будет писать романы. Мама, папа, скажите что-нибудь. Не сердитесь.

Поникнув головой, Эллиот направился к холодильнику за апельсиновым соком. С тех пор как Питер вернулся из лечебницы, они перестали держать дома алкоголь, чтобы не искушать блудного сына.

– Глупый мальчик, – сказала Мелисса, раскрыв объятия. – Как я могу на тебя сердиться?

Питер уткнулся носом в её полиестровый клоунский костюм.

– Мамочка, ты самая лучшая. – Расцеловав её в размалёванные щёки, он гаркнул через плечо. – Лау-ра! Заходи. Дорога расчищена.

Калитка скрипнула, и Мелисса увидела новую избранницу сына. Лицо её было закрыто прядями замызганных русых волос. Виднелся лишь острый кончик носа и ярко накрашенный рот. Девушка неуверенно передвигалась на длинных, хрупких ногах с торчащими коленками. Так передвигаются марионетки в руках неопытного кукловода.

Не поздоровавшись с хозяйкой, Лаура прошла в дом. Питер принял у неё сумку и провёл её в подвал.

– Ну что, довольна? – услышала Мелисса за спиной голос мужа.

– Мне главное, чтобы Питер был счастлив.

Эллиот не ожидал другого ответа от жены.

– Раз уж ты такая добрая сегодня, – сказал он, – ни на кого не сердишься, надо и мне облегчить душу.

– Ещё одна соломинка не сломает спину верблюду. Рассказывай. Что ты натворил?

– У меня был жаркий роман с Бетани Шусслер, – сказал Эллиот, приняв позу римского императора. – Я бы её последним мужчиной. Перед тем как ей влили первую ударную дозу химии, я у неё ночевал. Мы занимались любовью всю ночь.

Мелисса нащупала его руку в темноте.

– Милый, ты сделал доброе дело. Утешил вдову. Тебе на небесах зачтётся.

Эллиот отдёрнул руку.

– Это всё, что ты хочешь мне сказать?

– Честно говоря, я впечатлена твоей выдержкой. Ты так долго ждал. Я думала, у вас с Бетани давно тянулись шашни. Уж больно резво ты бегал на работу.

– Я бегал не столько на работу, сколько из дома, – пояснил Эллиот.

– Ах, всё это семантика. – Мелисса потянулась и поправила рыжий парик. – Какой замечательный вечер для откровений. Ты не думай, у меня тоже есть маленький секрет.

Эллиот фыркнул и закатил глаза. Какие у его жены могли быть секреты?

– Прошлой зимой, пока ты был в коммандировке в Чикаго, я отметила день Св. Валентина с твоим начальником. Poн давно делал мне авансы, а тут явился ко мне на работу с цветами. Мы всю ночь провели на кожаном диване, предназначенном для пациентов. Как видишь, дорогой, теперь мы в расчёте. Хочешь ещё конфетку?

***

Когда Натали вернулась домой, её ждал небольшой сюрприз в виде билетов в Филипсбургское поместье. Грегори предложил ей тряхнуть стариной и отключиться на вечер. Каждый год перед праздником Хеллоуин, старинное имение, которому было больше трёхсот лет, превращалось в готическую ярмарку. Во мраке рыскали вампиры, ведьмы и призраки. Все они служили пресловутому всаднику без головы из рассказа Вашингтона Ирвинга. Профессиональные актёры, кинематографический грим, спецэффекты на голливудском уровне гарантировали посетителям несколько часов сладостного ужаса. «Не рекомендуется для детей младше десяти лет», – гласила оговорка в рекламе.