Выключив телевизор в комнате отдыха, Рон вернулся в свой кабинет на двенадцатом этаже, который служил ему бункером, и погрузился в работу. Время от времени он поглядывал на улицу, чтобы убедиться, что тротуар не был усеян трупами, как это было во времена великой депрессии, шарахнувшей мир почти восемьдесят лет назад. Ему казалось, что он слышал предсмертные крики из прошлого.

К нему с минуты на минуты должен был придти сын. Киту пришла пора возвращаться в Бостон, чтобы продолжить образование. Брианна уже собрала ему чемоданы и вытравила тараканов из его комнаты. За два дня до отъезда сына отец вдруг спохватился, что они всё лето почти не виделись. Надо было ради приличия куда-то сходить вместе, провести время по-мужски.

Кит явился в половине седьмого, опоздав ровно на час.

– Что, работники метро бастуют? – спросил Рон, не глядя на сына.

– Да нет. Просто я сегодня поздно встал.

– Да какого же часа ты дрых?

– Честно говоря, не помню. Я проснулся, и потом ещё какое-то время лежал, смотрел в потолок. Надо же отоспаться перед началом семестра.

Бачок с питьевой водой был пуст. Кит взял пластмассовый стаканчик и принялся мять его, наполнив кабинет хрустом. Он ещё в детстве понял, что заполучить отцовское внимание было легче раздражающими звуками, чем словами.

– Ты можешь этого не делать? – цыкнул на него отец. – Мне нужно дописать письмо не очень приятного содержания. Я должен сообщить клиенту, что от его портфолио остались рожки да ножки. Старина Эллиот Кинг облажался не на шутку. Я ему таких пенделей всыплю.

– Пиши. Не торопись.

Смятый стаканчик полетел в мусорку. Кит принялся бить пяткой о ножку стула, от чего шея Рона покраснела.

– Что ты ведёшь себя как годовалый? Сейчас отправлю грёбаное письмо, и мы пойдём в бар «Тиммони». У них бифштекс гениальный. А вечером в джентельменский клуб на стриптиз. Как тебе такая увеселительная программа?

– До вечера ещё дожить надо.

– А с чего бы тебе не дожить?

– Потому, что ты меня убьёшь.

– Да прям уж, – сказал Рон, не отрывала глаз от компьютерного экрана. – Если я тебя за двадцать лет не убил, с какой стати я это сделаю сейчас? Ты мне столько поводов дал. Но мне жалко вложенных денег.

– Нет, на этот раз ты меня действительно укокошишь. Я сам тебе свою отрубленную башку принёс. Тебе даже топором махать не надо.

Завуалированные признания Кита разожгли любопытство отца. Рон повернулся лицом к парню.

– Признавайся. Что ты там натворил? Машину разбил? Кредитку потерял?

– Эх, если бы … Не всё так просто.

– Чушь. Любую проблему, даже самую сложную, можно упростить деньгами. Так что, ты особо не тяни. Говори, в чём дело, пока деньги не обесценились.

– Хорошо. Если ты готов услышать правду, вот она. Я изнасиловал пьяную лесбиянку.

У Рона отлегло от сердца. Теперь он точно знал, что сын таким образом пытался привлечь к себе внимание.

– Бог с тобой, Кристофер! Надо же до такого додуматься. Я уже испугался. Думал, ты на самом деле накосячил. Нельзя же так издеваться над отцовскими нервами.

– Но это правда, папаня. По крайней мере так на это посмотрит прокурор, если дело дойдёт до суда. Сексуальное насилие над женщиной нетрадиционной ориентации, с использованием алкоголя. Как ты думаешь, сколько мне за это грозит?

– Для начала, кто она, эта сафическая жрица?

– Бесс МакМахон, cтудентка мединститута. Слыхал? У неё отец инвалид после инсульта. Брат песни пишет. У них дом в Сонной Лощине.

– Хмм … – промычал Рон, копаясь в памяти. – Это она в соцсетях выкладывает фотo своих небритых ног?

– Угу, та самая. Она все моменты своей жизни прилежно документирует. У неё на странице сплошные веганские рецепты и лозунги против патриархата.

– И как тебя угораздило оказаться в её обществе?

– Она сама меня нашла. Короче, в прошлую субботу мы с ней ходили лазать по горам. Позвонила и говорит, «Пошли на Медвежью гору. Я тут отоварилась, купила новую экипировку. Хочу испробовать. Одной страшновато». Ты сам знаешь, я не большой любитель активного отдыха. Но мне было скучно. Делать было нечего. Вот и согласился. Пару чекушек с собой прихватил на всякий случай.

– Ну, и далеко вы залезли?

– Не успели. Слушай дальше. Пёрлись мы в гору медленно. Бесс тащила на себе всю экипировку. Я предложил ей помочь, а она на меня цыкнула, мол, засунь свои патриархальные замашки сам знаешь куда. Она, типа, не какая-нибудь дамочка, которую нужно опекать. Ну ладно, я с ней не спорил. Плёлся за ней. Если бы я вышел вперёд, она бы меня точно убила. Чтобы мужик шёл впереди бабы? Боже упаси. В конечном счёте, Бесс за свою гордыню заплатила. Ёбнулась на ровном месте и здорово ушибла коленку. Тут с неё корона феминизма и слетела. Она выла белугой на весь заповедник. Не плакала, а именно выла без слёз. Стая ворон испугалась и улетела.

– А ты?

– А я что? Я же не злорадный. Подбежал, помог встать, посадил на камень. На мне была клетчатая рубашка фланелевая, с длинными рукaвами. Я её снял, скрутил в жгут и замотал ей коленку. Она не шибко брыкалась. Ещё похвалила меня. Сказала, что для мужика, неплохо сориентировался. Нехилый такой комплимент, тем более от медика. Наложив жгут, я ей предложил водки, чтобы боль притупить. Она не отказалась. Выпили мы, значит, по чекушке. Сидим, разговариваем. Она вдруг такая добрая стала. Расчувствовалась, расплакалась, на этот раз со слезами. Говорит, ей какая-то баба разбила сердце. Я, конечно, кинулся её утешать. Она мне носом в плечо уткнулась. А я сам уже был слегка навеселе. И вот, одно за другое … Я расстегнул ширинку, стянул с неё шорты. Она вроде не сопротивлялась. Мычала что-то.

Рон грозно покачал головой.

– Эх, Кристофер, упали у тебя стандарты.

– Проголодался я! – воскликнул Кит, вздёрнув покрасневшее лицо. – На безрыбье и рак рыба. Короче, на вершину горы мы в тот день так и не забрались. Развернулись и обратно поехали. Сандвичи с индюшкой так и не развернули. Они стухли на заднем сидении. Ехали мы в полном молчании. Я был более трезвым из двух, и потому рулил. Она откинула спинку сидения и молчала. Я ей с тех пор звонил пару раз, узнать, как её колено заживает, а она трубку не берёт. Оставил ей пару сообщений. Ноль реакции. Зашёл на Фейсбук, набираю её имя, а она удалила меня из контактов и заблокировала. Я вошёл под фальшивым профилем, чтобы на ленту её поглазеть, а там …

– А там?

– А там … а там! Куча статей про культуру насилия, про агрессию к лесбиянкам, про беспредел белых мужчин, которым, типа, всё можно. Я проклинаю себя за свою доброту. Надо было это курву бросить в лесу с разбитой коленкой. Пусть бы сама добиралась. Я согласился переться с ней в этой грёбаный поход. Я ей оказал первую помощь. Я утешал её на свой лад. А она? Как она меня отблагодарила? А если она свяжется с моими случайными институтскими подружками и убедит их, что всё это время я их насиловал? Они же всем хором меня обвинят, эти сучки! Меня посадят, и сучкой уже буду я – в тюремной раздевалке.

Рон одновременно слушал сагу сына и печатал сообщение клиенту.

– Малыш, у меня нет на это времени.

– Я так и понял. Сам, значит, буду разгребать.

– Нет уж, сынок. Оставь это дело в моих руках. Я сам улажу эту неразбериху по-своему, как привык.

Пошарив в верхнем ящике стола, Рон швырнул сыну туристическую брошюру. На фоне лазурного моря белел парус. Кит отпрянул, будто на него брызнули горячим маслом.

– Что это такое? Ты смеёшься, папаня?

– Выбирай маршрут. Пока ты ещё на свободе, и полиция не выдала ордер на твой арест, самое время смыться.

– Но ведь смыться, это всё равно, что признаться в своей вине?

– А ты можешь сказать с чистой совестью, что не виноват? Вот, то-то же. Не бойся, я вовсе не собираюсь отрезать твои «орешки». Мне проще содержать тебя в Париже или в Бангкоке чем таскаться с тобой по судам. Так что выбирай. А то я сам за тебя выберу.

Кит стиснул зубы, задрожал и ткнул пальцем в готическую ратушу в Брюсселе.