Как большинство своих школьных товарищей, Натали видела искромётную фотографию, которую снял её собственный брат. С тех пор она представляла себя на месте Синти. Это она обхватывала Грега голыми ногами. Это её спина выгибалась в экстазе. Если она могла получить самый высокий балл по высшей математике и поступить в один из самых престижных университетов, то по идее ей не должно было составить труда освоить искусство плотской любви и переплюнуть соперницу. Она вполне могла выполнять все трюки, которые выполняла Синти, только лучше. Несомненно, Синти, как танцовщица, имела некоторые преимущества. Но Натали тоже могла похвастаться неплохой растяжкой и мышечным тонусом. При необходимости, она готова была сложиться в крендель, ради такого парня как Грегори.
Погрузившись в красочный, живой сон, завладевший всеми её чувствами, Натали не слышала, как в её комнату прокрался Кит.
– Вставай, сестрёнка, – тявнкул он ей в ухо.
С хриплым стоном, похожим на рычание кошки, которую дёрнули за хвост, Натали потянула на себя одеяло.
– Оставь меня в покое.
– Какой к чёрту покой в десятом? Проспишь такую драму.
Кит учился в Бостоне и возвращался домой на летние каникулы. Весенний семестр закончился в конце апреля, и Кит уже две недели изнемогал от тоски. Пойти на какую-нибудь сезонную халтуру было ниже его достоинства. Родители пропадали на работе, и ему ничего не оставалось кроме как изводить Натали.
Публикация газеты являлась единственным благим делом, объединявшим брата и сестру, между которыми уже много лет тянулась война, которая то утихала, то вновь обострялась. Натали считала Кита хамом и извращенцем, которому грозила статья за изнасилование. «Допрыгаешься. В один прекрасный день, твои подружки из общаги, с которыми ты тискаешься по пьянке, хором обвинят тебя. Судья с такими как ты не цацкается. Тебя посадят, и роль подружки в тюремной раздевалке будешь исполнять ты». Кит, в свою очередь, считал сестру занудой, страдавшей от недотраха. Всем известно, что сексуально неудовлетворённые женщины опасны для общества. Натали была одной из последних девственниц Тарритауна. Кит от души надеялся, что у сестры хватит здравого смысла потерять невинность до начала осеннего семестра в университете. Окунаться в студенческую жизнь с ненужным лоскутком кожи между ног – это пережиток девяностых годов.
– Вали отсюда, – рыкнула Натали.
Ухмыляясь, Кит наблюдал как она лягаясь вслепую, защищая глаза от солнца. Влажное пятно на кружевных трусах указывало на то, что снились ей отнюдь не вступительные экзамены.
– Да хватит лягаться, – сказал Кит, пытаясь поймать её за щиколотку. – Я тебе новость пришёл сообщить. Тебе будет интересно. Синти ван Воссен забрала скорая.
Длинные белые ноги Натали застыли в воздухе на несколько секунд.
– Что ты сказал?
– Черепная травма. Кровоизлияние в мозг. Неужели ты не слышала вой сирен?
– Она попала в аварию?
– Если бы! Это её Стивен так обработал.
– За что?
– А то ты не знаешь? Можно подумать, ты фотографию не видела? Возревновал будущий генерал.
– Врёшь!
– Делать мне нечего? На вот, сама посмотри. Всё утро по телеку. – Пожав плечами, Кит взял пульт управления и вышел на канал местных новостей. – Такое нарочно не придумаешь.
17-летняя жительница Тарритауна, старшеклассница Синтия Иоганна вон Воссен поступила в госпиталь в критическом состоянии с тяжёлыми травмами, включая черепную трещину, несколько сломанных рёбер и сплющенный позвонок. Подозреваемый, 18-летний Стивен Шусслер, на данный момент находится под арестом.
– Ну что? – спросил Кит, выключив телевизор. – Теперь ты мне веришь? Он её рожей об руль со всей силы. А потом башку дверцей прищемил. Ещё за волосы протащил, и попинал как следует. Говорят, у неё всё тело чёрное. И кто его научил таким изуверским приёмам? Я думал, этот пацан холодный внутри, как огурец. Немец, всё-таки. А тут, такие шекспировские страсти. Отелло, блин.
Натали села на постели, поджав ноги, и принялась заплетать волосы в косу. Под рукой у неё не было ниток, из которых она обычно плела браслеты. Ей нужно было как-то успокоить нервы и организовать мысли, и мелкие, повторные движения пальцев ей помогали этого добиться.
– Твой новый приятель полицейский, небось, обалдел, – продолжал Кит. – Ну, тот карибский коммуняка, к у которого ты интервью брала. Как его там?
– Майк Маршалл, – ответила Натали неохотно.
– Вот, тот самый. Он, небось, чешет свою кудрявую башку. Будет ему хлопот. В нашей деревне сто лет не было крови. Полиция скучает от нечего делать, жрёт пончики и толстеет. А тут вдруг такое. А знаешь, кто забил тревогу? Охранник на станции. Он новенький и рвётся выслужиться. Ему не понравилась сцена у витрины. Уж больно походило на грабёж или похищение. Увидел, что парень девчонку схватил из-за спины и потащил куда-то в «Ягуаре». Тут же связался с твоим приятелем, описал ему модель машины, сказал в какую сторону они поехали. Если бы не бдительных охранник, то Синти была бы сейчас не в больнице, а в морге.
Выпустив заплетенную наполовину косу, Натали швырнула в него подушкой.
– А ты радуешься, небось. Обличитель, грёбаный. Всё началось с твоей фотографии.
– Ты, сестрёнка, бочки на меня не кати. Моё дело доносить до людей правду. А что они будут делать с этой правдой, уже не моё дело. Не стреляйте в журналиста.
– Какой ты, нафиг, журналист? Собиратель грязи.
– Ничего не поделаешь. Грязь продаётся. Должен же парень чем-то зарабатывать на хлеб.
– А то тебе есть нечего.
Смахнув одежду Натали с кресла на пол, Кит вольготно расположился и достал из кармана пакет подрумяненных тыквенных семечек.
– Да уж, облажался Стив на этот раз, – продолжал он рассуждать вслух, уже не заботясь о том, чтобы вывести из себя сестру. – Капитально облажался. Его теперь посадят, как пить дать. Не знаю, какой срок ему дадут. Придётся ему вступить в арийское братство за решёткой. Hе видать ему Вест-Пойнт как своих ушей. Они не шибко жалуют преступников. А Синти может распрощаться с балетной карьерой. Если её травмы на самом деле такие серьёзные, как их описали в новостях, она ещё долго не встанет на ноги. А знаешь, кто вышел сухим из воды? Твой знойный турок. Откусил, и выплюнул. Две жизни испохабил, а сам хоть бы хны.
Натали хлестнула его рубашкой по лицу.
– А ты чего ржёшь? Думаешь, смешно?
– А что мне, плакать? Я тут ни при чём. Я в этом задрипанном городишке давно не живу. Моё дело тебя поставить в известность. Я бы на твоём месте схватил микрофон и помчался не место проиcшествия. Какая журналистка дрыхнет до полдесятого?
Выпихнув брата из комнаты, Натали натянула через голову спортивное платье поло, зашнуровала теннисные кроссовки и затянула волосы в хвост. Через десять минут она уже была в полицейском участке, со следами засохшей зубной пасты на подбородке.
Майкл Маршалл заполнял какие-то документы. Натали заметила кровавые пятна на его синей рубашке.
– Как Синти? – спросила она, заглядывая ему через плечо.
Майкл поспешно захлопнул папку.
– Откуда я знаю? Я не врач травматолог.
Натали чувствовала, что в этот момент он видeл в ней не участливую и проницательную журналистку, а назойливую сплетницу, которой не терпелось узнать все детали, чтобы оформить их покрасочнее и развеять по интернету.
– Я действительно обеспокоена случившимся, – оправдалась Натали. – Не подумай, что я просто так сую нос не в своё дело. Это наша община, в конце концов. Это всех нас касается.
– И ты в одинадцатом часу примчалась спасать мир? Только тебя тут не хватало. Прошу, не бомбардируй меня вопросами. Не спрашивай, в каком состоянии Синти. Не спрашивай, какой срок дадут Стивену. Моё дело его арестовать и составить протокол. Всё остальное в руках медиков и адвокатов.
***
Уолл Стрит, Манхэттeн
Подъём в лифте казался бесконечным. Эллиот чувствовал, что едет не на встречу с начальницей, а к самому Богу на Страшный суд. Зачем его вызвали в кабинет с утра пораньше? Все собрания обычно происходили во второй половине дня.