– Прости, – пробормотал он.

– За что?

– У тебя такая машина тесная, а у меня руки большие. И не лежат на месте. Это такое генетическое расстройство. Синдром блуждающих рук.

– Только не говори, что унаследовал его от своей турецкой бабушки.

– А как же? Всё, что во мне есть хорошего, от неё.

Выехав на скоростную дорогу, Синти выложила план действий.

– Короче, cегодня будем пилить доски до темна. Старший инженер не смог освободиться раньше. Велел нам пока приготовить материалы. А завтра на заре начнём стройку. Так что ты свои блуждающие лапы куда-нибудь пристрой, чтобы они не устали прежде времени.

Следуя указаниям, Грегори положил одну руку на затылок Синти, а другую сунул между её мускулистых, липких от лосьона ляжек. Затаив дыхание, он ждал, что вот-вот, крышу машину сорвёт, и молния пронзит их обоих, но ничего подобного не произошло. Ничуть не изменившись в лице, Синти невозмутимо рулила.

Набравшись наглости, Грегори нарушил молчание.

– Я давно хотел тебя спросить. Ты только не подумай, что я к тебе в душу лезу.

– Спрашивай.

– Какова она, сиротская доля? Разницу чувствуешь?

Синти выдохнула с облегчением. Вопрос оказался на удивление простым. Она уже, было, испугалась, что он будет её расспрашивать про инженерику или экологию, в которых она не была сильна.

– Ты сам рано или поздно узнаешь. Если, конечно, первым не скопытишься, что тоже не исключено. Какой смысл прежде времени из-за этого париться?

– Вот у меня, допустим, предки живы. А толку от них никакого. Вроде, и кормят, и поят, и на Бермуды возят, но и кровь при этом портят.

– Ну это их обязанность.

– А ты по своим скучаешь?

– Я своих, честно говоря, плохо помню. Отец целыми днями пропадал в госпитале, а мать бегала по благотворительным банкетам. Фигнёй маялась, короче.

– Почему фигнёй?

– Ну сам подумай. Как-то раз она со своими подружками замутила бенефис, чтобы собрать деньги на лечение детского диабета. А может, лейкоза? Уже не помню. Зато помню, как во всех газетах это мероприятие освещали. Конечно, помещение сняли не абы где, а в Манхэттeне. Пригласили молодняк из оперы, шеф-повара из французского ресторана. Весь этот антураж стоял четверть миллиона. На одни дизайнерские свечи ушло десять штук. А собрали они в тот вечер в общей сложности сто штук. Получается, они оказались в убытке. Что им мешало те же самые деньги, которые они угрохали на мишуру и декорации, перевести по назначению? Тут не надо быть гениальным математиком. Цифры не врут. И ты мне скажи, это не показуха?

– А то, что мы собираемся делать, это не показуха?

– Это уже другое. Мы строим турбазу ради общего блага, своими руками, за свои средства.

– То есть, как за свои?

– А вот так. Нам штат ничего не выделил. Сколько мы петиций посылали губернатору, всё как об стенку горох. Жмотится зараза. В конце концов я уломала дядю выдать мне пару тысяч из моего же наследства. Он сперва артачился. Боялся, видно, что я на эти деньги смоюсь в Европу. Мало ли что?

Грегори сжал её ляжку игриво.

– А ты дала ему повод не доверять?

– Я? Нет. Моя двоюродная сестра Лаура дважды пыталась удрать из реабилитационной клиники.

– Как она туда попала, если не секрет?

– Не секрет. Героин.

Синти могла бы таким же тоном сказать «мятные леденцы».

– И как она его раздобыла?

– С помощью персонального шофёра. У него были связи. Возил в багаже нехилый инвентарь. Лаура его ублажала на заднем сидении, когда у неё деньги кончились. Когда всё это всплыло, мужика, естественно, посадили. А на его должность взяли Нела Маршалла, который как чёрная скала. Но дядя с тех пор никому не доверяет. И когда я попросила его выписать мне чек, он колебался. Думал, что это Лаура меня подговорила раздобыть ей деньги на наркоту.

– Ты так спокойно об этом говоришь.

– Нам нечего скрывать. В семье ван Воссен никаких тайн. Тем более что Лаура свои приключения описывает в блоге. Теперь все знают, чем пациентов кормят в клинике, и какой температуры вода в бассейне. Терапевт ей посоветовал поделиться своими переживаниями с миром. Ей какой-то издатель в Нью-Йорке предложил опубликовать мемуары, чуть ли не Рэндом Хаус. Аванс пятизначный предложили. Всё как у взрослых.

Синти облизала губы и поморщилась. Грегори казалось, что она вот-вот плюнет.

– Как мало некоторым надо, чтобы прославиться, – заключила она. – Достаточно сесть на иглу. Другие батрачат всю жизнь. Школа, репетиции, отборы, диета. Никаких поблажек. Никаких гарантий. А тут человек облажался по полной, а его выставляют борцом, мучеником. Ну, и где справедливость? Тьфу!

– Полностью согласен, – ответил Грегори сочувственно. – Жизнь так несправедлива.

В самом деле, жизнь была несправделива – в его пользу. Как так вышло, что он, троечник, лентяй и клептоман, сидел рядом с голландской принцессой, и трогал то, что до сих пор принадлежало Стивену Шусслеру?

Остаток пути они проехали в молчании, под песни альтернативных групп девяностых годов. За окнами мелькали макушки сосен. Майские сумерки обнимали Медвежью гору. Когда они добрались до вершины, у Грегори заложило уши от резкой смены высоты. Воздух был заметно прохладнее, чем у подножья. Посреди просеки, освещённой пламенем костра, стоял грузовик марки Джон Дир. Из кузова торчали свежие планки, обтянутые целлофаном.

Выключив мотор, Синти тут же вылетела из машины помчалась навстречу сутулой, очкастой девице. Из обрезанных штанин торчали худые, небритые ноги. Грегори узнал Бесс, старшую сестру Кайла МакМахона, самую воинственную лесбиянку во всём вестчестерском графстве. А она его, похоже, не узнала. Возможно, она плохо видела в сумерках.

– Что это за чувак с тобой? – спросила она Синти с оттенком явного недовольства.

– Да так, одноклассник увязался. Ему для анкеты надо.

– Всё ясно. Смотри, чтобы вёл себя прилично. У меня нет времени шпынять трёхлеток. Сама знаешь, я плохо лажу с детьми.

– Прости, но ничего лучше я не могу тебе предложить. Стив уехал на соревнования. Придётся довольствоваться Грегом. Вы его загрузите по полной. Чтобы не скучал.

***

Медвежья гора

В тот вечер Грегори впервые познакомился с болью. Подружки Бесс, такие же волосатые, бледные, очкастые и беспощадные, заставили его разгружать древесину, в то время как они сами возились с чертежами и что-то замеряли с умным видом, руководствуясь принципом, что «мужики хороши только тяжести таскать». Его товарищем по несчастью оказался голубоватого вида парень по имени Тревор, который вздрагивал и визжал, каждый раз, когда на его голую руку садился комар.

– Никогда не угадаешь, что Бесс запланировала на ужин, – сообщил Тревор обречённым голосом. – Вегетерианские сосиски, из соевой сыворотки и отрубей. А на гарнир – засушенные ломтики сладкого картофеля, посыпанные чилийским перцем для остроты.

Грегори вспомнил румяные куриные лыточки, которые его мама готовила в тот вечер, и сглотнул слюну.

– Скорее всего, я лягу спать без ужина.

– А на завтрак будет гречка с постным маслом и зелёный чай. К счастью, я припас пару банок пива. Правда, оно безалкогольное. Приходи ко мне в палатку, если хочешь.

– Спасибо за приглашение, но у меня клаустрофобия. Я буду спать в мешке под открытым небом.

К десяти вечера руки Грегори были покрыты волдырями. От рабочих руковиц, которые он вытащил из родительского гаража, толку было мало.

Весь вечер Синти его упорно игнорировала, даже когда Тревор невзначай уронил ему на ногу ящик с инструментами. Грегори гордился тем, что не взвыл, хотя у него было желание сбросить никчемного напарника в воды Гудзона. От Тревора не было никакого толку. Он всё делал двумя пальцами.

Когда вся команда собралась вокруг костра чтобы ужинать ненавистными вегетерианскими сосискaми, Грегори достал гитару и запел «Зажигай, дикая штучка». Синти демонстративно ушла разбивать палатку для ночлега. Перебирать струны ободранными пальцами было сущей агонией, но Грегори продолжал играть, зная, что oнa слышала его призыв сквозь брезент.