«Где тут низ, а где верх и где такое возможно?» – растерянно подумала Элла. Именно шаткость положения удерживала ее на фоне контраста сомнений и чуда.

Когда всматриваешься в кажущееся недосягаемым дно, то замечаешь как тормошат рыбешки колыбель безмятежности, как водоросли подергиваются от каждого их движения, как низменность искрится от блестящих ракушек. По правую руку от Эллы простирались вплоть до горизонта плавные, словно барханы цветного песка, линии гор. Ниспадающие в твердь океана скалы были бережно укутаны разноцветными кораллами и насквозь пронизаны едва заметными отверстиями.

«Горы тут, однако, как швейцарский сыр. Занятно, узнать бы кто их прорубил», – подбиралась все ближе и ближе к дырявому граниту балерина. Осмелившись, она просунула руку в одну из норок не больше собственной головы. У девушки обострились чувства, как только пещерная вода обволокла ладошку, ей открылись невиданные доселе ощущения:

– Я в пещере, я – пещера. Слышу как она, вижу как она: шелест плавников рыб, бег воды по скальным проемам, дельфиний стрекот. Могу через нее воссоединиться с течением веков и узнать как менялось это место на протяжении тысячи лет.

Доселе отсутствие связи с окружающим миром душило Эллу сильнее удавки, ныне же она не отрешена. О каком одиночестве может быть речь, когда вокруг кипит жизнь!

Погруженная в мелодию воды балерина совсем не замечала подозрительно нарастающий дельфиний стрекот и последовавший за ним толчок. Эльвира отлетела в сторону, подняв за собой ворох пузырей, которые заслонили ей весь обзор. Когда пузыри разлетелись по сторонам, то оказалось, что они плавают не хуже рыб – столь же изящно и грациозно.

Перед ней предстало обворожительное существо: дельфиний хвост, человеческий стан, вместо кожи чешуя. Рост местной жительницы показался балерине чрезмерно высоким – около трех метров. Желто-зеленые чешуйки поблескивали на свету, чересчур широкие бедра служили границей хвоста и тела, на стройных боках сплетались и расплетались причудливые узоры. Её строение лица несколько разнилось с человеческим: шаровидные рыбьи глаза, приплюснутый нос, жабры, слитые с ушными раковинами под скулами и тонкая полоска губ. Вместо волос на голове этой русалки были ажурные плавники, смотрящиеся точно скрепленные между собой кружевом дреды, а изумрудный взгляд инопланетных глаз отличался проникновенностью как у Хозяйки Медной горы.

– Так русалки существуют, это не сказка! – восторженно защебетала Элла.

– Конечно существуют, только я не русалка. Я – сириусянка, – ответила незнакомка.

– Сириус…кто? – балерина поджала губу, пытаясь сгладить осечку речи.

– Скоро наловчишься, меня зовут Лума.

– Я – Эльвира, но для друзей просто Элла, – девушка протянула руку. Сириусянка же не скрывала своего непонимания, помотав головой справа налево.

– Так люди здороваются, – попыталась замять неловкую паузу земная гостья.

Лума тот час протянула свою кисть, пальцы которой были склеены тончайшей перепонкой и увенчаны скорлупой ракушек в качестве ногтей, в ответ.

– Рада тебя приветствовать, Элла.

– Мне тоже приятно вас встретить, хотя и не знаю куда попала. Не подскажешь?

– Ты уже получила ответ на свой вопрос.

– Когда же я успела?

– С самого начала.

– Точно!!! – хлопнула себя по лбу балерина. – Сириусянка образовано от Сириус! Стало быть, я на Сириусе.

– Расскажи лучше, как ты сюда попала?

– Э-это трудно поддается описанию. Замечательно себе жила: балет, друзья, путешествия, планы и…БАЦ – произошла жуткая несправедливость! – балерина понуро опустила голову. – В тот день у нас была генеральная репетиция, после которой я осталась позаниматься дополнительно. Тогда же и свалилась под сцену, очутилась в коме, бродила призраком по городу с окрестностями, пока в заброшенном храме не начался камнепад. Когда возник космос, я скиталась черт знает сколько! Меня чудом забросило на вашу планету.

– Сириус – звезда, а не планета, – учтиво поправила Лума.

Балерина безуспешно перебирала в памяти названия светил, сжимая скачущую пачку в кулачки от стыда. Именно скудность познаний в области астрономии в дальнейшем сделали из нее внимательного слушателя. Сириусянка неведомым образом заставила воду потемнеть, представляя черноту космоса. Даже замигали клубочки звезд!

– Надо же, Земля в миниатюре, – Элла с легкостью распознала голубой с зелеными вкраплениями шарик.

– Это звезда Сириус, одна из ярчайших в нашей галактике, вместе со своими спутниками: Сириусом В и С, – Лума указала на крупный сверкающий комочек неподалеку, вокруг которого крутились шарики поменьше пепельного оттенка, затем хлопнула в ладоши и все вернулось на круги своя, вода стала опять прозрачной. С такой же скоростью к балерине подступила истерика:

– Теперь я представляю, где нахожусь. Только…что, что мне теперь делать? Я не жива, однако, и не мертва.

– Для начала, остановись.

– Будто это что-то даст!

– Не понимаю с чего переполох. Что-то предвещало произошедшее, перемены постепенны; что именно припомнишь сама, времени у нас предостаточно. Дальше чертить дорогу под силу только тебе.

– Каким образом?

– Пока никаким, – пожала плечами Лума. – Всю свою энергию ты оставила в переживаниях, на остальное не хватит.

– Точно, – переклинило Эллу. – Зато легче стало, ведь грусть утекла.

– Что верно, то верно, – рассмеялась сириусянка. – Хочешь, вместе пойдем искать решение, например в городе? – она указала на узкую полоску возле горизонта – темно-сиреневый силуэт, напоминающий охапку цветов.

– Хочу, – без раздумий ответила земная гостья.

– Не скажу наверняка, но кто-то, да найдется, кто тебе поможет. Все же лучше, чем оставаться наедине с горами.

Балерина подобрала сотканную из тумана пачку и устремилась вслед за Лумой и подаренными ею надеждами.

Хвост Лумы рассекал воду с небывалой силой, едва позволяя Эльвире удерживаться на плаву. Скорость сыграла с человеческим зрением злую шутку, превратив пейзажи в театральные декорации: спереди вертелся различимый для глаза передний план, а задний так и оставался смазанным сплошным пятном на лету. Минуя пару-тройку ближних скал, сириусянка резко притормозила с просьбой:

– Ты говорила, что танцуешь. Можешь показать балет?

– С радостью, но неплохо бы раздобыть хоть какую-нибудь музыку.

– Раз надо, значит будет, – Лума стрелой вынырнула на свежий воздух.

Поплавки разных по габариту тел покачивались среди пены волн на поверхности воды. Надводный ландшафт Сириуса очаровывал не менее подводного: тихая рябь расползалось вплоть до островков суши вдалеке. Балерина наслаждалась лучезарной рябью, позабыв обо всем на свете, включая обещание, данное Луме. Она вспомнила о нем, когда в воздухе послышались витки знакомой мелодии.

– Мне кажется или в воздухе витает музыка? – обратилась Элла к сириусянке.

– Ты же её просила, – подыграла Лума.

– Волшебно, – голос земной гостьи слился с бессмертным произведением Чайковского "Лебединое озеро".

Сириусянка зачерпнула воды, которая в её ладони уплотнялась и становилась похожей на желе. Студенистая масса ловким движением руки преобразовывалась в человеческую форму.

– Что это такое? – балерина вздрогнула от испуга, глядя на это диво: слишком уж оно похоже на манекен. Объект тоже дрогнул.

– Всего лишь сгусток воды, воспроизводящий твои движения, – поспешила успокоить Лума.

– Словно живая, – настороженность Эллы к зеркальной копии уступила место восхищению.

– Не совсем, это временное отражение тебя во плоти.

Пока живая танцовщица разминалась на пару со своей копией, сириусянка же трудилась над остальной труппой для предстоящего концерта. Новоиспеченные танцоры выпрыгивали на импровизированную сцену один за другим, и принимались синхронно исполнять каждое движение подлинника.

Если выйдет так, что артист либо артистка балета потеряет голос, то за них можно переживать меньше, чем за кого-либо другого. Они с пеленок приноровились изъясняться без слов, передавать одним движением любое состояние: радость, тоску, гнев, мечтание или же раздумья. Со временем их пластика достигает невероятной красоты, такой, что зрителям трудно отвести глаз – безмолвный монолог невольно затягивает.