Из личного архива Войтовы Эльвиры Юрьевны:

«Недавно мне приснился сон, из-за которого я проснулась в отчаянии и еще несколько минут ощупывала руки ради подтверждения того, что кошмар закончился.

Раньше сны были такими, какими им и полагается быть: не более чем мимолетное видение, но этот оказался до жути правдоподобным. Я ворочалась в кровати вплоть до самого рассвета, лишь бы не погружаться туда снова!

…помню, что шла по саду, который угодил в плен полуденного зноя. Неподалеку журчала вода, зов бодрящей прохлады манил меня как магнит.

Небольшое озеро распахнуло объятия свежести прямо за вереницей деревьев. Местечко, с какой стороны ни посмотри, востребовано среди живности всех мастей: на соседнем берегу утоляют жажду звери.

Я собралась было распластаться возле водички, как умудрилась стукнуться затылком обо что-то твердое. Среди травы и гравия лежала чаша. Более чем очевидно, что кто-то забыл ее здесь, ведь вещь не могла просто взять и появиться из ниоткуда.

Поначалу я гадала, где этот "рассеянный с улицы бассейной", оставивший столь дорогостоящий предмет без должного присмотра, а потом просто загляделась на искусную работу: гладко высеченная поверхность чаши отсвечивала на солнце насыщенным бордовым цветом, по краям переплетались косички из металлических нитей. Изделие имело форму идеальной полусферы, что позволило ему затеряться на заросшем зеленью берегу. Обычно чаши делают медными, стеклянными или деревянными, но эта высечена из чего-то полупрозрачного, вроде янтаря. Кем бы ни был ее создатель, бесспорно одно: он мастер своего дела.

Вдруг меня охватила жажда, в горле запершило. Попить из ладошек конечно можно, но раз под рукой есть чаша, то почему бы не поступить как подобает культурному человеку.

Первая волна недоверия к этому рукотворному шедевру захлестнула, когда я ощутила, что чаша подозрительно легкая. Вторая – с помутневшим в воде отражением. Догадки полностью оправдали себя, когда находка ни с того ни с сего потяжелела раз в пять. Я решила отбросить сразу, пока не стало слишком поздно:

– Чертовщина какая-то! Как чаша умудрилась "поправиться" в такой короткий срок? – я растирала ноющие от боли руки. – Ну ее, ладошками обойдусь.

Утолить жажду я так и не успела: почва зашипела, когда пролитая вода начала разъедать землю словно серная кислота. Не успела я и глазом моргнуть, как на месте лужи зияла глубокая яма, поглотившая чашу. Я пыталась отбежать по мере обрушения подальше, но земля обсыпалась быстрее. Последнее, что мне довелось рассмотреть в рушащемся саду, так это увядающие кроны деревьев: теперь в пропасть падала и я».

Эллу окружал туман, черный как кофейная гуща. Ничего живого в округе включая собственное тело не разглядеть, хоть глаза выколи. Оказаться в бездонной, кромешной темени – не самая завидная участь. Ни звука, ни света, только трясет и тянет из стороны в сторону.

Что бы почувствовать уверенность в своем существовании, Элла болтала ногами, хотя и невидимыми глазу, но тем не менее имеющимися в наличие, через вязкую пустошь ничего. А чтобы вы предприняли в данной ситуации?

Метафора "свет надежды" обрела новые краски, когда перед поникшей духом балериной промелькнул лучик. Пришлось преодолевать целую бездну, что бы стать ближе к его источнику! Однако на сей раз для достижения конца маршрута не требовалось шевелить ногами, хватало стремления попасть:

– Я шагаю по пустоте, даже звучит нелепо. Те, кто занимается руководством жизни, вы, чем думали, создавая сегодня?! Разумеется, после того положения в которое ОНИ меня поставили, их с огнем не сыщешь. Именно тогда, когда я вне себя от негодования! – Элла, запертая внутри вселенской тени, вращалась в Fouettе, до тех пор, пока окружающую ее пустоту не вытеснил союз мрака со светом.

[Fouette (фуэте, франц., от fouetter – хлестать). Термин обозначает ряд танцевальных pas, напоминающих движения хлыста, крутящегося или резко распрямляющегося в воздухе. F. на 45° – виртуозное вращение на пальцах: во время поворота работающая нога, замахиваясь за икру опорной, сгибается в колене, её носок сзади переводится вперёд, затем нога резко выпрямляется в сторону одновременно с опусканием опорной ноги на demi-plie.]

Правый носочек опустился на пол больничной палаты; теперь пред глазами белые стены, капельница, койки, подрагивающие тени занавесок и тюль, сдерживающая поток солнечных лучей. Балерина внимательно осмотрела свою конечность: её текущее обличье, к ужасу, выглядело полупрозрачным. Положение дел подтвердило отражение в зеркале: там расплывалось в отчаянии её новая сливающаяся с воздухом оболочка.

Пачка подпрыгивала вверх и вниз, волосы разлетались во все стороны, а привычное тело Эллы независимо лежало на больничной койке. Все говорило о том, что балерина жива и мертва в равной степени. Вялость сменилась изумлением:

– Минуточку. Э-э-это же я!!! – тыкнула пальцем балерина на койку. – Что я делаю там, если я здесь?! Бред какой-то!

Эльвира ходила туда-сюда, собирая остатки здравого смысла, заодно пытаясь ущипнуть или на худой конец переубедить себя, но в лишний раз убедилась в том, что это не понарошку.

Чириканье птиц за окном умолкло, в качестве музыкального аккомпанемента остался только действующий на нервы писк прикроватного монитора пациента. На черном экране покатывалась беспрерывная ломаная линия сердцебиения: вверх-вниз, барашек одной волны меньше, другой больше.

Ту-ту-ту-ту.

Элла застряла в смятении, плавно переходящем в панику, согнулась калачиком возле своего тела и взялась за обдумывание возможности существования в таком состоянии:

– Почему я в двух экземплярах? Мертва я или все-таки жива? И кто из нас копия, а кто подлинник меня?

– Состояние критическое, кома II степени, – вошедший в палату врач средних лет с грустью в глазах посмотрел на тело девушки.

– Жаль девочку, молоденькая и вон куда угодила, – упитанная медсестра тех же лет поправила одеяло.

– Придется сообщить, – доктор пошел в приемную за мамой пациентки. Тяжелый от своей лаконичности вердикт вызвал ожидаемую реакцию: женщина стремглав вбежала в палату.

– Элла…доченька, – шептала женщина. Голос смешивался с еле слышной струйкой слез. Ты еще жива, жива!

– Послушайте милая, успокойтесь, – вмешалась медсестра. – Ваша дочь действительно жива, но когда очнется неизвестно.

Эта неопределенность ввергла мать в пучины отчаяния. Молчание поддерживало сложившуюся обстановку и тянулось долго, словно резина. Элле хотелось поскорей всласть пореветь за компанию, сказать, что все хорошо, но сделать этого она так и не смогла.

– В коме все зависит от человеческого фактора, даже современная медицина тут бессильна, – прервал глухую тишину доктор.

– Все обойдется, она стойкой выросла, – хозяйка семьи Войтовых небезосновательно отказывалась хоронить шансы на возвращение дочери.

Мама с дочкой напополам вспоминали, чем давалось Элле постижение балета: растяжками, голодовками и тренировками под сопровождение слез. Воля девочки крепчала день ото дня, а увечья любого рода всякий раз оправдывались простым предложением: «Я хочу быть балериной».

«Мам…мам…я непременно найду способ», – попрощалась Элла и понимая, что ее не услышат, выскользнула наружу.

Поговаривают, что черная полоса жизни ровняется белой. Видимо, радости Эльвиры оказались баснословно дорогим удовольствием, раз она попала в такую передрягу. Балерина шла задом наперед, держа больницу в поле зрения. Мимо проезжала скорая помощь, рев сирен на всю улицу оповещал других о том, что кому-то нездоровится.

«Я здесь! Мне тоже нужна помощь! Желательно неотложка», – изящная рука пульсировала в воздухе.

Родной город выглядел больным: прохожие безразлично проходили сквозь прежнюю душу компании. Это позволило Элле по-настоящему разглядеть насколько вымотаны люди вокруг, как крепко они сжимают одноразовые стаканчики с горьким кофе и удерживают их в порывах ветра. В этот момент девушка ощутила острое одиночество и беспомощность. Кое-что в корне переменилось: раньше она могла обратиться за помощью по любому поводу, а теперь никто не видит, никто не слышит. Страшно до тошноты.