- Это Гирта - вернувшись в отдел и заложив засов, поделился он последними сплетнями с Марисой.
- Ага - ответила та, поднимаясь от стола - ты умеешь играть на рояле? Детектив обязан играть на рояле. Или, в крайнем случае, если он совсем бездарь, на саксофоне. Поиграй мне.
Пока его не было, она распустила косу, заплела прядь у виска, вплела в нее ленту, которую дала ей принцесса Вероника.
- Когда-то учился - ответил Вертура, и они пошли на третий этаж. Мариса зажгла газовые рожки и свечи в канделябре на крышке рояля. Чтобы не было душно, открыла окно. Детектив сел за инструмент и аккуратно взял септаккорд ре диез. Неумело пробежался пальцами по ахроматической гамме, сыграл секунду и терцию. Давно забытые уроки игры на фортепиано, что преподавал им строгий учитель грамматики, литературы и музыки в отцовском доме, возвращаясь в памяти, пробуждали легкость в закостеневших, многократно перебитых пальцах, напоминали о далеком детстве. Вертура взял еще три аккорда, вспоминая джигу, кивая головой, примерился к ритму, пробуя клавиши, насколько легко они идут, взял обеими руками еще два аккорда - септаккорд ре и ля-диез.
Мариса внимательно слушала его, недоверчиво, как сам инспектор Тралле, хмурилась, уперев руки в бока, стоя посреди зала. Наверное приготовившись танцевать, она распустила завязки широких рукавов, которые всегда подвязывают при письменной работе, чтобы не испачкать их в чернилах. Вертура попытался вспомнить полонез, но сбился на соль-бемоле. Он забыл все ноты и от этого ему стало неприятно и стыдно. Тогда он попробовал ускорить темп и снова сыграть джигу, но тоже вышло плохо. Он разучился держать счет, от нажатия педали, рояль ревел, а клавиши инструмента оказались непривычно тяжелы. В конце концов, он оставил попытки, закрыл крышку и принял печальный и раскаивающийся вид.
- Ну что ты за криворукий! - поморщилась, развела руками в широких рукавах, как крыльями, Мариса и с наигранными разочарованностью и скукой, словно только и ждала его музыкального фиаско, прибавила - хотя бы обними и поцелуй меня, раз играть не умеешь.
Он подошел к ней, аккуратно взял за талию и поцеловал в загадочно улыбающиеся губы. Она игриво повела плечами, завертела головой, словно пытаясь уклониться от него.
- Это безумие - тихо, словно его могли услышать где-нибудь в кабинетах, на втором этаже сказал он ей - так не бывает, как говорил Борис Дорс, но тем не менее...
Стояла ночь. Пока еще теплая, но уже веющая осенним холодом. Через открытые окна тянуло ароматами мокрых деревьев, грязной земли и сыростью. С плаца слышались голоса, ржание и храп лошадей. Иногда где-то в темноте коротко гудели сигнальные рожки. Через кроны тополей пробивались огни окон домов на противоположном берегу реки. У каретного ряда багровели угли жаровен. Дул ветер. Раскачивал шумел ветвями растущих на бастионе тополей. Пока еще слабый, но уже напористый, тот самый северо-западный, зимний, что уже в октябре принесет в Гирту стужу. Пригонит ее из ледяного океана, от чьего смертельного морозного дыхания прикрывают континент и побережье горы на севере герцогства. Там, еще на полторы ысячи километров севернее и западнее Гирты, за Фолькартом, узкий каменистый язык суши вдается далеко в просторы необъятного океана, за которым только черная ледяная пустыня, обрывающаяся в беспросветную внешнюю тьму, на самом краю земли. Там, на обрывающихся в бездонную холодную пучину скалах стоит продуваемый всеми ветрами городок Иркола, и на холодных серых камнях растут черные мрачные ели. Там небо всегда бледное и серое, солнце тусклое, и даже летом холодно как в сентябре. Там начинает свой путь зима, сковывает льдом океан, наступая на континент с севера на юг проходит по всему побережью до самой Лиры...
Поддувало печи было распахнуто, в топке ревело пламя. Где-то в длинном коридоре и кабинетах огромного здания переговаривались голоса, хлопали двери, тяжело стучали сапоги. Накидав в печь побольше дров, Вертура отодвинул стол и подвинул диван поближе к огню так, что почти загородил проход между лестницей и вешалкой для головных уборов и плащей. Глядя на следы на полу, детектив улыбнулся: судя по ним, не он один двигал лежанку поближе к горячей печке, оставаясь на ночную смену.
Медленно потянулись часы. Они с Марисой сидели обнявшись, он, у подлокотника, она, навалившись на него боком и спиной, прижавшись затылком к его щеке, положив ногу на ногу, укрывшись для тепла каким-то колючим старым пледом. Он гладил ее грудь и бедра, пропускал через пальцы темно-каштановые пряди ее длинных распущенных волос. Она ласкала его руки, пила из фужера уже давно остывший, горький, без сахара, кофе, задумчиво курила. Неторопливо обсуждали прошедшую охоту, политику, говорили о последних сплетнях, о Мильде, о неразделенной любви маркиза Бориса Дорса к принцессе Веронике.
- У леди-герцогини было множество ухажеров. И подарки ей дарили, и на коленях ползали и на дуэлях за нее друг друга убивали - глядя в огонь, медленно проговорила Мариса - она отвергла всех, но Борис ей отчего-то по душе. Я несколько раз общалась с ним, расспрашивала про Смуту для книги. Есть в нем что-то стоящее. Я бы и сама за него вышла, или бы написала про него роман... Вы с ним похожи. Оба невозможные максималисты, оба пытаетесь исправлять окружающий мир, наплевав на всех. Кстати, леди Булле отпускает меня с тобой в Мильду, но если ты бросишь меня или обидишь, сказала что найдет тебя где бы ты ни был, привезет в Гирту, отрубит тебе руки и бросит в реку.
- Я христианин, я обещал, и не намерен отступаться от обещанного - крепко сжимая ее руки, заверил ее детектив - к тому же рядом с тобой, мне незачем желать кого-то еще. Господь сжалился над нами, пересек наши пути, и нет смысла испытывать его терпение иными глупыми стремлениями или мыслями.
- Так говорит каждый из вас, держа в объятиях женщину, которая еще не успела надоесть - с картинной назидательностью, прищурилась, махнула рукой, ответила в сторону, как будто в театре не сцене, Мариса.
- Если я подведу тебя, просто пожалуешься леди Булле, и она отрубит мне эти руки и бросит меня в реку - просто ответил ей, продемонстрировал ладони, детектив.
- Так и сделаю - кивнула она абсолютно серьезно, беря его за запястье и доставая из его ножен его лежащий на диване рядом меч. Вертура утвердительно кивнул ей, она вернула оружие на место и еще крепче прильнула к боку детектива, обняла себя его руками, прижала его ладони к своей груди.
Снова пошел дождь. Стало холодно. Вертура встал и закрыл окно.
Уже глубокой ночью в дверь замолотили сапогом, спросили кто на дежурстве. Пришел сержант Алькарре. Широкий и крепкий, с торчащими рыжими усищами он имел грозный, как на войне, и злой вид. От его мокрых сапог на полу остались некрасивые грязные следы.
- Мэтр Глотте требует вас, поедете, составите протокол - сообщил он. Детектив с Марисой быстро надели шарфы и плащи, Вертура накинул на плечо портупею, проверил, не бьется ли об ногу меч. Мариса надела свою шляпу и, закрыв отдел на ключ, они все втроем покинули отдел. Взяв на конюшне лошадей, без промедлений выехали на ярко освещенный желтыми электрическими фонарями на высоких железных столбах обвитых литыми чугунными драконами, проспект, свернули в сторону реки. В сопровождении сержанта Алькарре и еще одного драгуна ночной стражи переехали на южный берег Керны, спешно проследовали по проспекту Рыцарей к южным воротам Гирты.
Когда они миновали ворота и выехали к прудам, в сердце детектива снова закралось какое-то тоскливое тянущее беспокойство. Что если его ведут на казнь? Что если он уже приговорен и Мариса будет свидетельницей, а сержант Алькарре его палачом? Он бросал на свою спутницу осторожные взгляды, но в игре света и теней, от раскачивающегося на шесте в руках полицейского, что ехал впереди, фонаря, он не так и не смог разгадать какие она думает на этот счет мысли. Но ничего страшного не случилось. Проехав темной дорогой, они миновали поле перед воротами и засаженные по берегам ивами пруды и вскоре выехали к Перекрестку, где на окраине поселка под навесом горел костер и какие-то люди, по виду рабочие, сидели вокруг него, пережидали ночь и ливень. Впереди, во мраке темнели громады стоящих вокруг маленькой площади каменных домов. Сам Перекресток был тоже перегорожен палисадом. Тут, под газовым фонарем несли вахту двое усталых жандармов с черно-белыми лентами Тальпасто на беретах. Ночной караул молчаливыми кивками приветствовал полицейских. Ничего не спрашивали. Капрал махнул рукой, просигналил, что пропускает их.
