Тильда Бирс выждала паузу, внимательно и пристально посмотрела ему в глаза.
- Я сама пойду в полицию - ответила она коротко и быстро. Ее рука скользнула под стол. Где-то внизу тяжело громыхнуло железо, как будто там был нож, или какой еще стальной инструмент.
- Не пойдете - кладя ладонь на ножны с мечом, которые он положил рядом с собой на стол, чтобы, пока он сидит, не бились об колено, покачал головой детектив - Эрсин дал вам денег и пригрозил расправой, если вы раскроете его тайну. Сказал, что если вас увидят в полиции, он сожжет ваш дом.
Тильда Бирс вздрогнула. Страх пережитого кошмара и тревога исказили ее лицо, как будто бы он угадал слово в слово все ее чувства и мысли.
- Я понимаю ваше беспокойство - глядя ей в глаза, продолжил Вертура, одновременно прислушиваясь к тому, что происходит в прихожей за пологом гостиной, и для верности держа руку на мече - я не хочу подвергать вас опасности, и этот разговор не войдет в протокол. Просто намекните мне о чем они говорили. Я служил с вашим братом, вы можете не верить мне, но, если бы я был бесчестным подлецом, я мог бы и не передавать вам вексель, утаить награду и обналичить деньги. Никто бы никогда этого не смог проверить, либо доказать что я украл их. Как говорит ваш Эрсин, не было ни одной объективной причины, чтобы не обмануть вас, но я поступил иначе. Можете не верить мне сколько угодно, но правду все равно узнают. Вопрос, какой ценой. Я же даю вам мое слово.
- Улица Юлия Радека, Еловое предместье - тяжелым низким голосом ответила она после некоторых размышлений. Страх отразился в ее глазах, ужасной застывшей маской исказил лицо. Опустив взор, поджав плечи, она произнесла быстро и тихо - контора 'Жикс и Морек'. Я не знаю кто это, но так было в бумагах, которые мэтр Фракко принес мне от сэра Патрика, чтобы я подписала их. Они говорили о каком-то каменном доме в холме по дороге на Варкалу, за Еловым предместьем. Больше я ничего не знаю, ничего не слышала... И только ради моего брата, оставьте нас в покое, я благодарна вам, но оставьте нас, больше не приходите...
- Берите детей, все ценное и как можно скорей уезжайте из Гирты - вставая из-за стола, забирая свой меч, коротко посоветовал ей детектив. Не вынимая руки из-под стола, Тильда Бирс кивнула ему на выход и прошептала тихо и с угрозой.
- Уходите.
В прихожей, в полутьме, сверкнуло лезвие топора, Вертура положил руку на эфес, напрягся, приготовился отразить удар и осторожно, боком, без лишних слов протиснулся в дверь. Напряженные пронзительные глаза проводили его взглядом из квартиры. Сидящая на дровах в коридоре кошка внимательно и недовольно наблюдала за ним с поленницы. Печально, как будто бы она пила всю ночь и теперь страдала с похмелья, свесив вниз свою помятую, растрепанную черно-белую мордочку, смотрела ему вслед.
***
С тяжелым сердцем Вертура покинул дом Тильды Бирс. Он дошел до почтамта на проспекте Рыцарей и сверился с большой картой на стене, где с некоторым трудом все-таки нашел дорогу на Варкалу, что вела на восток от Елового предместья, уходила куда-то за нижний край схемы Гирты и окрестностей, параллельно южному берегу Керны.
- Все сходится - рассудил Вертура - он не убил ее сразу, значит, не станет убивать и потом, так что время есть. Надо найти районного надзирателя, этого Фракко и сообщить в отдел...
Чтобы немного успокоиться после случившегося с ним в доме вдовы неприятного инцидента и привести в порядок свои мысли, детектив направился пешком напрямик в сторону площади Христова Пришествия, в намерении пересечь реку по Инженерному мосту и пройти до комендатуры вкруг по городу, по северному берегу реки. Пройдя вдоль внутренней крепостной стены, что разделяла надвое южную Гирту, он вышел на какой-то каменистый уступ у Восточной куртины. Стоя на тесной площадке под дубом между трех высоких домов, примыкающих друг к другу стенами, облокотившись о широкий парапет, смотрел с высоты обрыва на крыши домов внизу, городские укрепления и поля, через которые они, казалось бы так давно, а на самом деле не больше месяца назад, ездили с Эрсином в замок Ринья. Где-то там, за холмами и лесом, к юго-востоку от города, стояла зловещая маршальская резиденция, расположились лесопильные мельницы, коптильни и те самые загадочные страшные, о которых постоянно так много говорили и шутили в Гирте, Фермы. Разглядывал подернутые серой дождливой марью поросшие густым темным лесом холмы у реки, бегущую к ним, кажущуюся со стены извилистой, дорогу, что начиналась за восточными воротами Гирты и темную многоэтажную громаду замка Этны. Задумчиво рассматривал через свою подзорную трубу медленно движущиеся по мокрому тракту под серым безрадостным небом унылые вереницы фургонов, пешеходов, верховых и телег. Ямы, какие-то навесы, лачуги и черные трубы натыканных по полю за воротами вдоль дороги, похожих на гончарные, печей.
- Надо будет завтра с утра съездить... - сказал себе детектив - если дождя не будет, конечно. Посмотрю хоть, на это Еловое предместье...
По узкой кривой улочке, где в желобе между брусчатки мостовой весело журчал бойкий мутный ручей, детектив спустился на какую-то маленькую, тесную площадь, к окошку уличной харчевни. Прижавшись к черной, сложенной из грубо отесанных кусков гранита, каменной стене, чтобы вода с крыши не лилась за шиворот, жевал пирожок с какой-то хрустящей, горьковатой зеленью. Слушал занимательную и глумливую беседу двух дворников, с местным пьяницей о том, что все нечистоты города сливаются в какую-то бездонную дыру под герцогским дворцом Булле, и никто до сих пор не знает, какой она глубины. Доев пирожок, и так и не дослушав этот беспредметный спор, прошел аркой мимо какой-то богатой виллы с окнами под самой крышей и высоким глухим забором, за углом которого оказался проспект Цветов, что упирался в Восточные ворота Гирты. Пройдя по проспекту в сторону реки, вышел на площадь перед собором Христова Пришествия. Тем самым огромным зданием белых, алых и желтых тонов, мимо которого они проплывали с доктором Саксом, когда по приказу Фанкиля сплавлялись по реке и перед которым в ночь фестиваля, проходило то самое зловещее аутодафе.
На башне собора тяжело ударил колокол. Отразился от мостовой, скал и стен домов звонким и чистым эхом. Вертура скинул с головы капюшон и перекрестился. Также поступали и другие прохожие и верховые.
До сих пор детектив ни разу не бывал в этом районе, кроме как проездом по делу, и какое-то особенное ощущение чего-то непримелькавшегося и нового, при виде этой просторной площади перед ступенями и порталом второго по величине храма Гирты, в ансамбле высоких и старых, должно быть стоящих тут еще с самого основания города домов, рождало в его сердце благоговейные и восторженные мысли. Отчего-то ему вспомнилась история, рассказанная принцессой Вероникой.
- Вот тут, на этом самом месте, Карл и Мария Булле приказали убить Многоголового Вожака, его вассалов-старейшин и всех, кто пришел с ними посмотреть на ритуал и осквернить эту церковь - глядя на высокий фасад храма, сказал сам себе детектив. Обернулся, чтобы получше оглядеться - скорее всего, тогда они шли колонной оттуда, от Восточных ворот, сворачивали на площадь вон на том углу. Их атаковали кавалерией по проспекту Булле и с моста так, что те, кто был в арьергарде шествия, не видели начала атаки и не могли организовать сопротивление. Их опрокинули одним ударом, а тех, кого не растоптали конями, хватали и кидали в костры и проруби в реке. В тот день они привели полюбоваться, поглумиться над бесчестием светлейших Герцога и Герцогини, всех своих родственников и клевретов. Насладиться зрелищем, надругаться над нашей верой, унизить нас всех... Но Господь Бог поругаем не бывает. И когда они поняли что обречены, они просили пощады на коленях, закрывали телами своих жен и детей... Но ведь их тоже просили пощады на коленях. Разве они сами когда-нибудь кого-нибудь щадили? Твари достойные презрения. Когда их было больше, они были смелыми, гордо заявляли о своих правах сильного. Когда тащили на свои кровавые алтари невинных женщин и детей, насиловали, срывали с них кресты, когда жгли церкви, убивали священнослужителей, пили их кровь, приносили в жертву их семьи, приказывали выбирать, либо отречься от Христа, либо умереть страшной мученической смертью. Тогда они даже и думать не могли, что все это случится с ними самими, считали, что раз не поразила сразу молния с неба, то можно делать любое зло, любую мерзость. Так им и надо, гореть им в аду, страдать на земле их внукам и детям. Господь вершит свое правосудие независимо от людей. Посылает болезни, немощь, увечья, гибель родных и близких - беды пострашнее быстрой внезапной смерти. Ничего не остается неоплаченным. За злодеяния отцов и дедов, рождаются, становятся калеками, умирают в страдании и болеют малые дети. За блуд матерей дочери обречены на распутство в притонах, и жизнь с мужьями-пьяницами в страхе и нищете. Слово, сказанное против Господа Бога, дело, направленное против Него, Христовой веры и церкви, искупают кровью всей семьи. Таков закон. Так устроен мир. И кто не живет по нему, тот не живет вообще, потому, что такие Ему не нужны. Ветвь, не приносящую доброго плода, срубают и бросают в огненную геенну. Воскреснут все. Только одни в вечной благодати, а другие в вечном осуждении.
