– Согласен. И что?
– Или сильный характер, или презирает ту настолько, что не хочет опускаться до ее уровня. Или…
– Или?…
– Или роман с хозяином, ты сам сказал.
– Тогда бы она сказала, что хозяйка не только сволочь, а еще много всяких интересных слов, уж поверь. Ревность – страшная штука, Ши-Бон, сам знаешь. А если все-таки роман… Ты считаешь, что муж накормил ее таблетками?
– У мужа алиби. Таблетки она приняла сама. А вот кукла… Черт ее знает.
– Ты думаешь, он хотел ее напугать и подложил куклу?
– Не знаю. Вита говорит, что он даже не знает, что такое вуду, весь в своем бизнесе. У этой женщины в доме бывали подружки, они проводили всякие магические ритуалы, и у нее были какие-то книжки по магии. – Шибаев упорно избегал произносить имя хозяйки.
– Идиотская мода, – заметил Алик. – Все как с цепи сорвались с этой магией. Ты думаешь, кто-то из них? Зачем?
– Дурака валяли. Не знаю, Дрючин. Сестра говорит, она слышала, как ночью в доме кто-то ходит, передвигает мебель и играет на пианино.
– Галлюцинации? Она вообще психически здорова? Была…
– Снотворное и бутылка красного, Дрючин. Я осмотрел ее спальню, потом гостиную. Крышка пианино была открыта, на полу – разбитая фотография: она с мужем на лыжном курорте; посередине – следы высохшей лужи. Елена Федоровна сказала, что утром, когда она пришла, она увидела на полу перевернутую вазу и разлитую воду. И белые лилии. Вазу она поставила на журнальный столик, лужу вытерла. Подняла с пола фотографию. И пошла будить сестру. Ночью та звонила и просила приехать, а она ответила, что приедет утром.
– И теперь чувствует себя виноватой.
Шибаев кивнул.
– Пришла, а та мертвая. Ну, она сразу «Скорую», те полицию, и так далее. Разбитая фотография, лицом вниз… Никаких мыслей?
– Может, сбросили на пол намеренно? Может, она сама и бросила? Может, она лунатик?
– Может. А ваза целая. Большая ваза тонкого стекла – целая. Клиентка говорит, что она, видимо, поскользнулась в луже и упала, ее ночная сорочка была еще мокрая.
– И что?
– А то, что ваза не разбилась.
– И?… – Алик с недоумением смотрел на Шибаева. – Не разбилась, и что?
– Если бы она упала на пол, то разбилась бы.
– Ты же сам сказал, что она была на полу! И вода разлилась!
– Сказал. А почему не разбилась? Очень тонкое стекло, должна была разбиться.
– Да какая, на фиг, разница?! В чем дело, ШиБон?
– Большая, Дрючин. Она не разбилась, потому что ее не сбросили случайно, а положили на пол и воду вылили.
– Кто? Может, она сама и…
– Может.
– Точно, она! Пожалела. Вылила воду и положила на пол, а потом забыла, поскользнулась и упала. А цветы?
– Лежали на полу. Белые лилии, ее любимые.
– Кладбищенские цветы. У меня на них аллергия. Муж подарил?
– Елена Федоровна не знает. Может, купила сама.
– А фотографию тоже положила? Если это она?
– Не факт. Фотографию могли сбросить… Как это ты любишь говорить? В припадке сильного чувства! Во-во, в нем и сбросили. Причем лицом вниз. А ваза сильного чувства не вызывала. Потому ее не сбросили, а положили.
– Как это все… очень тонко. – Алик покрутил головой. – Ты считаешь, что ночью там кто-то был? Ты совсем меня запутал.
– Пока не знаю. Скорее нет, чем да. Елена Федоровна говорит, отпечатки в спальне и на пианино только ее собственные. Вино и таблетки… Сам понимаешь.
– У мужа алиби, у сестры тоже… – заметил Алик. – И следствие ничего не выявило. Кукла у тебя?
– У меня. Хочешь посмотреть?
– Хочу!
Шибаев принес папку, достал сверток, развернул.
– Смотри, Дрючин.
– Господи! – вырвалось у Алика. – Ну и уродство! Жуть. И красные булавки! Лица нет… Почему у нее нет лица? – Некоторое время Алик рассматривал куклу, потом перевел взгляд на Шибаева: – Послушай, Ши-Бон, а ведь она ее не видела! Покойница.
Шибаев кивнул:
– Согласен. Если бы она это увидела, то выбросила бы или подняла крик. А так никто ничего не знал. Возможно, не успела или вообще не заглядывала под матрац. Не очень удачное место, я бы оставил на виду. Версия насчет запугивания, похоже, трещит по швам.
– Именно! Или… – Алик задумался. Шибаев с любопытством наблюдал. – Или она сама! А что, играла в магию с подругами, всякие ритуалы, свечки и… – Алик вдруг осекся и ахнул: – Ши-Бон, а если это не против нее, если это против… кого-то? Если это она сама? Против мужа или сестры! Могла ведь? И спрятала до времени.
– Могла, Дрючин, не спорю. Не волнуйся, разберемся. Кстати, свидетельница высказала то же предположение. Пиво еще есть?
Взволнованный Алик побежал за пивом.
– Послушай, а может, они собирались разводиться? – Он сосредоточенно смотрел, как Шибаев открывает бутылку. – И муж не хотел делить имущество?
– Может. – Шибаев разлил пиво по стаканам. – Твое здоровье, Дрючин!
– И твое! Твой кот так смотрит… Может, и ему налить?
Некоторое время они рассматривали Шпану; потом переглянулись, и Алик налил пива в металлическую крышку от банки с огурцами. Пододвинул коту. Тот стал принюхиваться, двигая кончиками ушей.
– Спорим, выпьет? – прошептал Алик. – На мытье посуды.
Шибаев кивнул – принимается. Шпана стал неторопливо лакать.
– Нет, ну ты только посмотри на эту зверюку! – воскликнул Алик. – Теперь точно сопьется.
Когда они уже заканчивали ужин, Алик спросил:
– Как ее зовут, кстати? Если у них бизнес, я могу знать. Я многих в городе знаю.
Шибаев не успел ответить, так как Шпана вдруг утробно закашлял и его стало тошнить. Алик, чертыхаясь, подхватил кота и понесся вон из гостиной…
Глава 8
«Бонжур»
Надя опаздывала на десять минут, от души надеясь, что хозяйка не заявится с проверкой с самого утра, а придет как вчера – около часу дня. На дверном стекле с той стороны висела на витом шнурке красивая табличка «Закрыто». Слава богу, хозяйки еще не было. Надя достала ключи. К ее изумлению, дверь была не заперта. Она переступила порог и застыла, прислушиваясь. В зале стоял полумрак, люстра и светильники не горели, было как-то очень тихо и пусто. Надя почувствовала безотчетный страх. В ней нарастало тоскливое осознание непоправимости… Что-то случилось! Алевтина Андреевна никогда не оставила бы дверь незапертой. Она осторожно прошла через зал к стойке; отметила неубранную посуду и упавшее на пол кухонное полотенце. Дверь в крохотное подсобное помещение была притворена, и было видно, что там горит свет. Надя прислушалась, но ничего не услышала, кроме далекого шума улицы. Поколебавшись, она толкнула дверь и увидела… На полу, опираясь спиной о шкафчик, сидела хозяйка Алевтина Андреевна. Голова ее свесилась на грудь, волосы упали на лицо, руки лежали на коленях; подол бело-синего платья высоко задрался. Она была пугающе неподвижна. Надя вдруг пронзительно закричала. Хриплый вопль рвался из горла непроизвольно, причиняя острую боль; девушка стала задыхаться, ее колени подогнулись; она съехала по стене на пол и потеряла сознание…
Она пришла в себя оттого, что ее трясли. Мужской голос повторял:
– Надя! Надя! Очнитесь! Что здесь произошло?
Девушка открыла глаза и увидела мужа хозяйки. Он стоял перед ней на коленях, лицо его была растерянным. Надя посмотрела на сидящую на полу хозяйку…
– Я не знаю! Я пришла утром, а она… – Девушка всхлипнула. – Дверь была открыта, никого нету, а она сидит…
…– Давайте по порядку, – строго сказал парень в джинсах и футболке, представившийся капитаном Астаховым. – Во сколько вы пришли на работу?
– Было десять минут десятого примерно. Дверь была открыта…
– Не заперта?
– Да, не заперта. И табличка «Закрыто». Я пошла в кухню… Это на самом деле вроде ниши, дверь была приоткрыта, и горел свет.
– Там горел свет? А в зале?
– В зале не горел, посуда со столов не убрана. Я открыла дверь и увидела… – Надя невольно сглотнула, – Алевтину Андреевну, хозяйку. Больше ничего не помню. Потом смотрю, Вячеслав Иванович, это ее муж, кричит: «Что случилось?» – и трясет меня. А я вроде как не в себе, голова кружится, перед глазами круги…